– Но ведь на этих солончаках ничего не будет расти, даже если их поливать.
– Не будет, – кивали головами чиновники. А один, кажется он был родом из тех мест, добавил: «Если поливать – тем более не будет».
– И как пастбища они тоже использоваться не могут, – наседал Королев.
– Не могут.
– Так в чем же дело?
– Будем думать...
Королев еще подождал, потом не выдержал, пошел в республиканское ЦК. После его страстной речи один из секретарей ЦК позвонил в Совмин и назавтра вопрос был решен.
– А вы что мне говорили? «Формальная процедура»! – наставлял Сергей Павлович строителей на обратном пути из Алма-Аты. – Я казахов понимаю: почему они должны вот так сразу отдавать гигантскую территорию пусть и бросовых земель? Тем более что мы им не можем толком объяснить, зачем нам эта земля и что мы с ней делать будем. Но, поверьте моему слову, когда узнают, – спасибо нам скажут. Мы эту пустыню на весь мир прославим!
Окончательно месторасположение нового полигона узаконено было на одном из заседаний Политбюро. Докладывал маршал Жуков. Быстро перечислил варианты и предложил Казахстан. Жукова слушали с вежливым равнодушием, проголосовали единогласно: в конце концов, Жукову виднее, где ему строить новый полигон. Только Хрущев, человек, кажется, самый живой и любознательный в этой компании, спросил:
– А где точнее?
– Разъезд Тюратам, – ответил Жуков.
Разъезд Тюратам появлением своим на свет в 1901 году был обязан не неким хозяйственным потребностям, а лишь несовершенству тогдашних паровозов: здесь они останавливались, чтобы «напиться» воды. В те годы была сооружена насосная станция с дизелем, отполированные медные части которого, горящие жарким самоварным блеском, поразили первых строителей полигона: старая машина вполне могла бы жить в зале Политехнического музея, но она исправно работала уже шестой десяток лет. С 1913 года здесь, сменяя друг друга, постоянно жили русские механики, сущие отшельники и великие хозяева, сумевшие в этих солончаках содержать и коров, и свиней, и овец, не считая кур, уток и огорода. Часа на 2-3 в день они запускали свою идеально чистую насосную, а остальное время хозяйствовали, вытаскивали из бочажков плененную коротким весенним паводком рыбу и стреляли сайгаков. К 1954 году – последнему году патриархального быта Тюратама – разъезд этот мало отличался от «Буранного полустанка» Чингиза Айтматова. Два дома железнодорожников и три десятка мазанок давали приют нескольким десяткам людей и нескольким десяткам тысяч клопов, азиатское гостеприимство первых и кровожадность последних испытали на себе строители нового полигона в полной мере.
А появились эти строители в самом начале 1955 года, появились совершенно неожиданно для жителей разъезда. 12 января начальник станции Анатолий Лебедев получил телеграмму с распоряжением отцепить в Тюратаме два вагона-теплушки от поезда, следующего на Ташкент. Из теплушек посыпались солдаты, одетые, как в 41-м – в полушубки, ушанки и крепкие валенки. Командовал ими лейтенант Игорь Николаевич Денежкин, вошедший в историю, как житель № 1 Байконура. До Денежкина сюда приезжали, правда, инженеры-изыскатели – прикидывали стройплощадки, «прибрасывали» дороги, определяли уровень грунтовых вод, но это были как бы командировочные, а Денежкин со своими ребятами был уже коренным.
В ответ на вопросы железнодорожников лейтенант загадочно улыбался, туманно намекал на большую стройку.
Надо сказать, что строительство нового полигона было окружено еще более плотной завесой тайны, чем организация в свое время Кап.Яра. Что они, собственно, строят, рядовые солдаты-строители не знали. Политработники отделывались заготовленными в Москве трафаретами: «Родина поручила нам строительство объекта огромной государственной важности», и т.п. На почте существовала жесткая военная цензура. Запрещалось писать не только о том, что копаю-де котлован – это расценивалось как разглашение государственной тайны, но даже о песках, тюльпанах, скорпионах, сусликах и жаре. И вообще никто не мог толком объяснить, о чем же все-таки можно солдату писать домой. Когда один из них, встретив Королева, спросил на месте первого стартового комплекса, что же тут будет, Сергей Павлович засмеялся:
– Стадион, ребята! Самый большой в мире стадион!
Но, конечно, постепенно правда дырочку находила и просачивалась. Никогда не следует считать солдата тупым простофилей, который не может отличить авиационный ангар от МИКа с железнодорожными рельсами, или подземный арсенал от ракетного старта. Солдат все видит, все слышит и смекает, а если командир желает, чтобы он, солдат, вроде бы ничего не знал, он согласен сделать вид, что ничего и не знает, так ему даже спокойнее.
В конце концов, все всё знали, а поначалу и так видно было, что затевается действительно огромная стройка: на крохотный пустынный разъезд буквально обрушился такой поток грузов, который и в очень большой город не прибывает: бревна, доски, стекло, кирпич, цемент, известь, гравий, горючее и смазочные материалы, грузовики, тракторы, скреперы, бульдозеры, экскаваторы, электрические и трансформаторные подстанции, котлы, станки, продовольствие и еще великое множество всего другого в ящиках, тюках, мешках, бочках, контейнерах, которые не успевали развозить по складам и строительным площадкам, так что поезда у разъезда Тюратам шли как бы в тоннеле, образованном всем этим богатством, лежащим по обеим сторонам железной дороги.
Разгружать все новые и новые вагоны было в таких условиях невероятно тяжело, даже на соседних разъездах стояли в ожидании своей очереди неразгруженные составы, и дело кончилось тем, что министр путей сообщения Бещев Тюратам закрыл: ни одна станция не имела права принять груз, туда адресованный.
Только авральное строительство отводной железнодорожной ветки и мобилизация всех имеющихся ресурсов на разгрузку прибывающих составов вывели полигон из критического положения.
Впрочем, это случилось уже весной, после подписания Постановления правительства о строительстве полигона. Постановление от 12 февраля 1955 года включало множество пунктов, адресованных различным министерствам и ведомствам. Но на первом месте стоял, конечно, «заказчик» – Министерство обороны.
Неделин решил, что строители строителями, но, коли полигон формально на бумаге существует, у него должен быть начальник. Все прочили на это место Вознюка. Узнав об этом, жена Василия Ивановича Марта Яковлевна, всплеснула руками:
– Вася, милый! Неужели опять уезжать?! Посмотри, какой цветник вырастили! Васенька, давай останемся...
Дело не в цветах, конечно. Вознюк прикипел сердцем к Кап.Яру. Каждый, не то что дом, – каждый камень был здесь памятен ему. Он всегда много работал, и на войне он тоже очень много работал. Но вот война кончилась, и где он, этот труд? Да, конечно, в Победе. Ну, а материально, как потрогать то, что оставит он на Земле детям? Полигон был для него не местом службы, а следом его жизни...
Он отклонил предложение маршала перебраться в Тюратам. Он и потом не раз отклонял разные очень лестные для него предложения, включая высокие московские кабинеты Министерства обороны. Он остался верен своему Капустиному Яру.
В апреле 1955 года Неделин назначил генерала Алексея Ивановича Нестеренко начальником нового полигона.
Начальник был, но полигона еще не было. Его еще надо было построить, И его строили с невероятной быстротой сотни, тысячи людей. Три десятка молодцов из первого десанта лейтенанта Денежкина стремительно превращались в целую строительную армию: в общей сложности за время основного строительства здесь работало свыше трехсот тысяч человек.
У каждой армии должен быть командующий. Им стал инженер-полковник (затем генерал-майор инженер технической службы) Георгий Максимович Шубников.
Рассказывают, что Шубников по складу характера, воле, упорству и работоспособности был очень похож на Королева. Он был немного старше Сергея Павловича – родился 1 мая 1903 года в Ессентуках в семье плотника. И в отроческие годы начинали они похоже: Королев в стройпрофшколе, Шубников – в строительном техникуме. Но Королева сманила авиация, а Шубников так и пошел по строительной стезе. Служил в армии, в кавалерии, после демобилизации – работал и учился, в 1932 году окончил строительный институт и строил до самого начала войны. И на войне он тоже не разрушал, а строил: укрепрайон на Дону, переправы на Днепре, дороги в северной Буковине, мост на Висле, – долго можно перечислять.