Он сидел на ступенях пирамиды, поджидая невидимых врагов. Черная ярость изгнала без остатка страх из его сердца. Он уже не сомневался в том, что сны его были вещими. Отряд Нгоро, ослепленный ужасом, сорвались в пропасть. Сам Нгоро, спасся от гибели, но не от безумия. Тогда же, или чуть раньше, были уничтожены и все остальные пираты.

Конан не недоумевал, зачем его пощадили? Разве только хозяин джунглей намеревался подольше помучить его страхом и пытками. Похоже было на то. Доказательство — петля на шее Белит. Неизвестный враг стремился довести его душевные муки до предела, сначала показав судьбу его товарищей. От этой мысли глаза Конана запылали ледяным огнем.

Поднялась луна. Ее лучи высекли искры из рогатого шлема киммерийца. Не было слышно ни звука. Джунгли затаили дыхание, а воздух сгустился от напряжения. Ступени пирамиды были обращены к джунглям. Конан сжимал в руках шемитский лук, положив рядом колчан, набитый стрелами.

Что-то шевельнулось в темноте и в лунном свете Конан увидел очертания звериных голов. Они выскочили из мрака, огромные и гибкие, прижимающиеся к земле — двадцать громадных, пятнистых гиен.

«Двадцать? — подумал Конан. — Значит копья пиратов все-таки успели собрать свою жатву!»

Он до отказа натянул тетиву, она застонала, освобождаясь, и огненноглазая тварь, высоко подпрыгнув, рухнула на землю. Остальные без колебаний устремились к пирамиде, хотя смертельным дождем навстречу им летели стрелы, посылаемые стальной рукой киммерийца, силу которого удесятерила ненависть, раскаленная, как огонь Ада. Конан ни разу не промахнулся в боевом безумии. Воздух был наполнен свистящей смертью. Меньше половины тварей добрались до ступеней…

Глядя в их горящие глаза, Конан понял, что имеет дело не с животными. Они выделяли ауру зла, такую же ощутимую, как и испарения от покрытого трупами болота. Он даже не мог предположить, какое дьявольское колдовство вызвало их к жизни, но твердо знал, что столкнулся с магией более черной и могущественной, чем магия Колодца Скелоса.

Конан вскочил и послал последнюю стрелу в мохнатое тело, метнувшееся к его горлу и сатанинская бестия, скорчившись в прыжке, рухнула, простреленная навылет. И тут налетел остаток своры. Молниеносные удары меча рассекли пополам трех тварей, но три оставшихся свалили киммерийца с ног. Он успел размозжить череп одной из них рукоятью, а затем отбросив меч, схватил за глотки последних двух, кусающих и рвущих его тело. Только панцирь спас киммерийца от верной смерти. Он чуть не задохнулся от мерзкой вони, испускаемой бестиями, глаза его заливал пот. В следующее мгновение рука Конана разорвала горло одного оборотня, а другая, промахнувшись, раздавила лапу другого. Короткий, до ужаса человеческий стон вырвался из пасти искалеченной твари. Пораженный этим, Конан ослабил хватку.

Гиена с разорванной глоткой, брызгая кровью, вдруг кинулась на воина в последней дикой судороге и сомкнула клыки на его шее. Но прежде чем Конан почувствовал боль, она упала замертво. Другая же, прыгая на трех лапах, вцепилась киммерийцу в живот, да так, что прокусила пару пластин. Конан огромным усилием поднял над собой большое извивающееся тело и на мгновение застыл. Смрад, вырывающийся из пасти гиены, вызвал у него приступ тошноты, клыки щелкали у самой шеи. Рывок — и со страшной силой он швырнул бестию на каменные плиты.

Конан переводил дыхание, шатаясь на широко расставленных ногах, когда раздались громкие хлопки перепончатых крыльев. Он схватил меч, смахнул с глаз кровь и поднял его обеими руками над головой, приготовился к нападению сверху.

Но удар был нанесен с другой стороны. Внезапно пирамида содрогнулась под его ногами. Одновременно он заметил, как высокая колонна, зашатавшись как ветка на ветру, стала наклоняться в его сторону. Времени для раздумий не было. Конан одним прыжком преодолел половину расстояния до основания пирамиды, ступени которой ходили ходуном. В следующем отчаянном прыжке он достиг земли. В тот же миг пирамида с грохотом развалилась, а колонна рухнула градом мраморных глыб…

Конан пришел в себя и принялся отбрасывать обломки, под которыми был погребен. Его ноги были придавлены к земле огромной глыбой, и Конан не был уверен, целы ли они. Какой-то из обломков сбил с него шлем. Волосы его слиплись от крови. Она сочилась так же из многочисленных ран на шее и из рук. Опираясь на локти, Конан попытался освободиться.

Темный силуэт мелькнул на фоне звезд и опустился на траву неподалеку. Повернув голову, Конан увидел крылатого демона, успел рассмотреть человекообразную фигуру на кривых коротких ногах, вытянутые вперед черные волосатые лапы с длинными когтями, бесформенную голову лицо, на котором выделялись лишь пара кроваво-красных глаз. В этом существе дико сочетались одновременно сверхчеловеческое и примитивно-животное. Мгновение спустя, демон бросился на Конана.

Киммериец попытался схватить меч, но не смог дотянуться до него. С силой, приумноженной отчаянием, он схватил придавившую его глыбу и попытался сбросить ее. Жилы вздулись на его лбу, мышцы, казалось, вот-вот разорвутся. Глыба шевельнулась и начала понемногу поддаваться. Конан понял, что прежде чем ему удастся освободиться, черные когти вампира принесут ему смерть. Тем не менее воин продолжал бороться.

Крылатый дьявол черной тенью склонился над поверженным, но не сломленным воином, и уже приготовился сжать острые когти на его шее, как вдруг ему наперерез молнией метнулся светлый силуэт и заслонил жертву.

Пораженный Конан узнал бы эту упругую алебастровую фигуру из тысячи других. Это была Она, дрожащая от любви и ярости, опасная, как раненая пантера. Ее гибкое тело слоновой костью поблескивало в свете луны, пышная грудь высоко вздымалась. Издав крик, похожий на удар клинка о клинок, она изо всех сил оттолкнула крылатое чудовище.

— Белит! — вскричал Конан.

Она бросила на него быстрый взгляд, в котором горело пламя беспредельной любви, горячее как раскаленная лава, и исчезла. Перед Конаном остался только вампир, который, подняв лапы, будто защищаясь от атаки, в страхе отступал.

Конан знал, что Белит на самом деле спит вечным сном на палубе «Тигрицы». И тут он вспомнил ее страстные слова: «Если бы я даже была мертва, а тебе пришлось бы сражаться за свою жизнь, я и из бездны поспешу к тебе на помощь»…

Киммериец вскочил и с ужасным воплем, опрокинул глыбу и схватил меч. Враги бросились друг на друга. Конан нанес такой страшный удар, что сила инерции свистящей стали заставила его сделать полуоборот. Клинок погрузился в тело вампира чуть повыше бедер и рассек его на две части.

Конан стоял с окровавленным мечом в руке и смотрел на верхнюю половину ужасного врага. Красные глаза еще минуту пылали, а затем остекленели и закрылись навеки. Огромные когтистые лапы сжались в предсмертной судороге. И исчезла последняя, самая древняя раса Мира…

Конан оглянулся, ища взглядом ужасных бестий, которые были одновременно палачами и рабами крылатого демона, но не увидели ни одной. На каменных плитах лежали тела темнокожих людей с орлиными носами, пронзенные стрелами или разрубленные ударом меча. На глазах у Конана они рассыпались в прах. Почему же хозяин джунглей не пришел на помощь своим рабам, когда они сражались с Конаном? Возможно, он сам боялся ярости страшных клыков им же созданных чудовищных оборотней…

Не торопясь, Конан подошел к берегу и поднялся на борт галеры. Несколькими ударами меча он перерубил канаты и взялся за рулевое весло. «Тигрица» медленно двинулась к середине мрачной реки, где ее подхватило сильное течение. Сжимая весло, Конан не сводил хмурого взгляда с неподвижного тела, закутанного в пурпурный плащ, которое возлежало на груде богатства, достойной императрицы.

Настал конец дороги нашей Смолк весел плеск и арфы звук И спущенный наш флаг кровавый Уж никого не ужаснет О, бирюза морей, неси в Элизий Ту, кто была для нас дороже жизни!

Песнь о Белит