— С возвращением, — тепло сказал Сёго.

Осталось 8 учеников

Голые скалы появлялись там, где лес направлялся к морю. Лицом к воде стояла невысокая каменная стена. Стена эта казалась такой гладкой, словно Сёго обработал ее ножом. В скалистую стену были воткнуты две крупные ветви, а уложенные на них ветки с листвой служили как крыша от дождя. С кончиков веток стекали дождевые струйки.

Приняв сильное болеутоляющее, которые Сёго забрал из медпункта, Сюя рассказал им про маяк. Сёго кипятил воду в банке на кучке древесного угля, и бульканье воды сливалось с шумом дождя.

Когда Сюя закончил, Сёго лишь понимающе кивнул. Затем он глубоко вздохнул и закурил еще одну «дикую семерку». На коленях Сёго держал узи. Они решили, что пистолет-пулемет лучше всего доверить Сёго. Сюя взял себе Ч3-75, а Норико — браунинг.

Сюя слабо и горестно покачал головой.

— Да, понимаю. — Сёго опустил взгляд. — Это очень тяжело. — Некоторое время он в задумчивости курил. А потом сказал: — В любом случае я рад, что ты все-таки до нас добрался.

Сюя снова вспомнил лицо Юкиэ. Он жив. Он уцелел благодаря группе Юкиэ, а вот они погибли.

Затем Сюя взглянул на сидящую слева от него Норико. Для нее, должно быть, особенно тяжело было слышать о гибели ее подруг Юкиэ Уцуми и Харуки Танидзавы. Как только Норико увидела, что вода кипит, она взяла два бульонных кубика, которые, надо полагать, где-то нашел Сёго, и бросила в банку. К ним тут же поплыл аромат бульона.

— Сможешь поесть, Сюя? — спросила Норико.

Взглянув на девочку, Сюя с сомнением покачал головой. Да, он понимал, что должен поесть, но ведь его только что вырвало — да и трупы Тадакацу Хатагами и Юитиро Такигути все еще стояли у него перед глазами. (Сюя не рассказал, что над телами трудились птицы в какой-то сотне метров от них... Он лишь сказал, что его тошнило из-за боли.) Аппетита у Сюи не было и в помине.

— Поешь, Сюя. Мы с Норико уже позавтракали, — сказал Сёго, не вынимая сигареты изо рта. Его щетина стала еще гуще. Обернув край банки носовым платком, он налил бульон в пластиковую чашку и предложил ее Сюе.

Сюя взял чашку и медленно поднес ее к губам. Приятный вкус бульона распространился во рту, затем теплая жидкость быстро соскользнула в желудок. Все оказалось не так скверно, как он ожидал.

Норико предложила ему булочку. Сюя немного отщипнул. А как только начал жевать, то с удивлением обнаружил, что может есть. В конце концов он все съел почти мгновенно. Что бы ни творилось у Сюи в душе... его тело страшно проголодалось.

— Хочешь еще? — спросила Норико, и Сюя кивнул.

— Еще немного бульона. — Он поднял пустую чашку, и Норико снова ее наполнила.

— Послушай, Норико, — сказал Сюя, беря чашку.

Девочка на него взглянула:

— Что?

— Ты сейчас хорошо себя чувствуешь?

— Да. — Норико улыбнулась. — Я принимаю лекарства от простуды. Все отлично.

Тогда Сюя взглянул на Сёго, изо рта которого торчала очередная сигарета. Сёго кивнул: он взял из медпункта еще один шприц с антибиотиком, но тот не понадобился.

Сюя снова повернулся к Норико и тепло ей улыбнулся:

— Вот замечательно.

Тут она опять задала ему вопрос, который то и дело повторяла:

— Скажи, Сюя, с тобой правда все хорошо?

Сюя кивнул:

— Все отлично.

Но по правде говоря, с ним совсем не все было отлично, но что он еще мог сказать? Сюя ясно видел, как побелела его левая рука по сравнению с правой. Он не мог понять причины, было это из-за раны в плече или все дело в локте. А может, просто повязка на локте была слишком тугой. Так или иначе, левая рука немела все больше.

Еще раз глотнув бульона, Сюя поставил чашку у ног. Затем обратился к Сёго.

Сёго, который как раз проверял узи, вопросительно поднял брови и взглянул на Сюю.

— Что такое?

— Это насчет Кадзуо.

Да, все верно. Пока Сюя рассказывал о событиях, произошедших со вчерашнего дня, он снова задал себе вопрос, который занимал его как раз перед тем, как он расстался с Сёго и Норико. Перестрелка на маяке, возникшая после того, как он его покинул, Сюе об этом напомнила. Он был, по сути, сформулирован в его же собственном гневном выкрике: «Что он такое творит?!» Иными словами — что на самом деле представлял собой Кадзуо Кирияма?

Насколько понимал Сюя, Кадзуо был не единственным, кто хотел принять участие в игре. Тацумити Оки, с которым Сюя сражался, возможно, Ёсио Акамацу, и, если Хироки был прав, Мицуко Сома — все они, казалось, относились к той же категории. И все же... Кадзуо был абсолютно безжалостен. Вспомнить хотя бы его ледяное спокойствие. Странное впечатление, которое Кадзуо всегда производил на Сюю, в этой игре обернулось дикостью, когда этот парень словно бы взорвался и стал нападать на всех без разбора. Сюя снова вспомнил вспышки пламени из ингрэма и ледяные глаза стрелявшего. По спине у него побежали мурашки.

Сёго молчал, а потому Сюе пришлось продолжить:

— Что... что с ним такое? Я просто не понимаю.

Сёго опустил взгляд и стая возиться с предохранителем узи.

Не означает ли его молчание, что здесь просто нечего понимать.

Однако Сёго на сей раз ответил.

Он поднял взгляд и посмотрел на Сюю.

— Я уже видел людей вроде него.

— В предыдущей игре?

— Нет. — Сёго покачал головой. — Не там. Вовсе не в той игре. Просто если ты сын врача, работающего в трущобах, тебе приходится видеть всякое. — Сёго взял еще сигарету и закурил. — Пустой человек, — сказал он.

— Пустой? — переспросил Сюя.

— Ага, — кивнул Сёго. — В его сердце нет места ни логике, ни любви. У него нет никаких ценностей. Такие люди бывают. А самое главное... нет никакой причины, которая объясняла бы, почему он такой.

«Нет причины? — задумался Сюя. — Или он просто имел в виду, что Кадзуо таким родился? Но ведь это...»

Сёго сделал затяжку и выдохнул струйку дыма.

— Хироки предупредил нас насчет Мицуко Сомы, верно?

Сюя и Норико кивнули.

— Сами мы пока что не знаем, играет Мицуко в игру или нет. Но из того, что я видел в школе, я думаю, Мицуко и Кадзуо похожи. Единственное различие в том, что Мицуко добровольно отвергла и любовь, и логику. Скорее всего, за этим что-то стоит. Понятия не имею что. Но у Кадзуо никакой причины нет. В этом главное различие. Поведение Кадзуо ничем нельзя объяснить.

Сюя внимательно посмотрел на Сёго.

— Звучит страшно, — пробормотал он.

— Да, страшно, — согласился Сёго. — Стоит только об этом задуматься. Пожалуй, это даже не его вина. Впрочем, так можно сказать обо всех. Но Кадзуо, скорее всего, даже не смог бы понять, что значит «неведомое будущее». Ничего нет страшнее, чем таким родиться.

Сёго немного помолчал.

— Я вот что хочу сказать, — продолжил он затем. — Даже такой безмозглый дебил, как я, может считать бессмысленным все на свете. Зачем я встаю по утрам и завтракаю? Все равно в итоге все становится дерьмом. Зачем я хожу в школу и учусь? Даже если мне повезет добиться успеха, я все равно в итоге умру. Ты носишь модную одежду, добиваешься уважения, зарабатываешь кучу денег, но в чем смысл? Все это бесцельно. Конечно, такая бессмыслица вполне может устраивать нашу дерьмовую нацию. Но... вот ведь в чем штука. Мы все еще способны на такие переживания, как радость и счастье, верно? Да, они могут не так много значить. Но они заполняют нашу пустоту. Это единственное объяснение, какое у меня есть. А вот у Кадзуо эти переживания, скорее всего, отсутствуют. У него нет фундамента для системы ценностей. И, не имея твердого фундамента, он просто выбирает. Выбирает по мере поступления... Что касается этой игры, он с таким же успехом мог бы выбрать не участвовать в ней. Но Кадзуо решил иначе. Вот вам моя маленькая теория. — Сёго разом все это выложил, а затем подвел итог: — Да, это страшно, что кто-то может так жить... и что мы можем с кем-то таким столкнуться прямо сейчас.

Они погрузились в молчание. Сёго еще раз затянулся, а затем загасил сигарету о землю. Сюя сделал глоток бульона, глядя на сумрачное небо над лиственной крышей, оборудованной Сёго.