— Как я поняла, леди Наташа вызвала тебя ко двору.

— Да, мадам.

— Она недостойна доверия, эта особа.

— Недостойна, мадам.

— Ты, конечно, знаешь о пророчестве. — (Я кивнула.) — Мы очень долго ждали, когда среди нас наконец-то родится девочка.

Отлично, пока все не слишком трудно.

— Твой обмен кровью приближается очень быстро. Я просто чую это. Даже сейчас, когда ты очень испугана, твое сердце бьется медленнее, чем следовало бы.

Я подумала, что, наверное, знаю причину. Я чувствовала, что смогу успешно пройти через все, и не собиралась позорить ни себя, ни свою семью.

— Мне хотелось бы, чтобы ты оказалась достаточно сильной и выжила, маленькая Соланж. Я не хочу сама возвращаться ко двору, но мне не нравится и то, что они обращаются с нашей семьей так, словно мы все просто ничто.

Вероника взяла со столика, стоявшего рядом с ней, длинную серебряную цепочку. На ней висел прозрачный флакон в серебряной оправе в виде листьев плюща.

— Ты знаешь, что это такое?

— Нет, не знаю.

Она подняла флакон повыше. Под таким углом я смогла рассмотреть, что в нем находится темно красная жидкость.

— Ох! Это кровь.

— Моя собственная, если точнее. — Вероника повернула флакон, а я смотрела на него как зачарованная, вопреки собственному желанию. — Я не слишком-то легко делюсь своей кровью… Только при особых обстоятельствах, как ты понимаешь.

Вообще-то я не очень понимала. Но если она заставит меня проглотить это, то меня точно сразу же вырвет.

— Я приготовила кровь, чтобы отдать тебе. Когда наступит твой день рождения, выпей ее. Она даст тебе силы, которые понадобятся, чтобы потребовать принадлежащее по праву.

Похоже, сейчас был не слишком подходящий момент для того, чтобы сообщать Веронике, что я не хочу быть королевой.

— Твоим братьям она не была нужна. Мужчины семьи Дрейк уже сотни лет благополучно проходят обращение. Но ты — другое дело. Мне всегда было любопытно узнать, чем все это обернется. Именно наша драгоценная малышка в последнее время поддерживает мое любопытство.

Может быть, стать бородатой женщиной и выступать на ярмарках — не такой уж плохой вариант?

— Но ты, разумеется, должна доказать, что того стоишь.

— Ко… конечно. — Я подумала, что проще всего — во всем с ней соглашаться. — Как я могу это сделать?

— Есть несколько разных искусств, которыми следует владеть каждой женщине семьи Дрейк, чтобы не уронить чести предков. Мы начнем с вышивания.

Я разинула рот. Вышивание? Да меня просто тошнило от него! Тетя Гиацинт пыталась меня научить, но в итоге мы сдались, решив, что это дело безнадежное. А вот Люси, как ни странно, ухватила все очень быстро и вышила к моему последнему дню рождения настоящий гобелен, изображающий Джонни Деппа в роли Джека Воробья. Но почему-то я думала, что прямо сейчас мне это не поможет.

— Боюсь, я не слишком сильна в вышивании.

Вероника поджала губы. Мои ладони сразу повлажнели. Она выставила клыки, острые и изящные, похожие на маленькие костяные кинжалы.

— Это весьма огорчительно, Соланж.

Я готова была умереть из-за того, что не умела вышить розу на подушке, и прошептала:

— Мне очень жаль.

— Умеешь ли ты рисовать?

— Чуть-чуть. Но я работаю на гончарном круге. У вас, наверное, нет печи для обжига?

— Нет, но я приму это во внимание.

Вероника махнула рукой, и в то же мгновение появилась Маргарита. Я не заметила, когда она ушла, и не видела, как вернулась. Маргарита несла небольшой столик с такой легкостью, как будто он весил не больше стула. Она поставила его передо мной и положила на него альбом для рисования и карандаши.

— Ну-ка, нарисуй что-нибудь для меня, — негромко прожурчала Вероника.

Я вытерла руки о платье и потянулась к карандашу, нервно оглядывая все вокруг в поисках подходящего предмета. Если бы Вероника велела нарисовать ее саму, я бы тут же покончила с собой. Я заметила стоявшую в углу керамическую вазу с целым букетом кольев. Вазы и горшки я рисовала постоянно, ища новые идеи для воплощения их на гончарном круге.

Первый карандаш я сразу же сломала. Мне пришлось взять другой, но сначала я подождала, пока немного утихнет дрожь в пальцах, и лишь потом предприняла новую попытку. На этот раз я едва касалась карандашом листа, стараясь делать вид, что мое будущее совершенно не зависит от результата.

Вероника посмотрела на рисунок и оценила:

— Вполне удовлетворительно.

Я шумно выдохнула. Вероника была похожа на самого жуткого в мире школьного учителя. Это заставляло меня радоваться тому, что я никогда не посещала обычную школу.

— Теперь музыка. Арфа? Фортепиано?

Арфа? Она это всерьез или как? Мама училаменя избегать охотников, стрелять из лука или вонзать кол в бешеного вампира с двадцати шагов, но уж никак не играть «Зеленые рукава».

— Я…

Она внезапно поднялась из кресла со стремительностью древнего вампира, грацией и изяществом прима-балерины. Только эта прима-балерина собиралась меня судить.

— Неужели вообще никакой музыки? — Вероника явно была недовольна.

Я отступила на шаг назад, но тут же спохватилась. Я ведь много лет подряд твердила Люси, что убегать нельзя. Это лишь подстегнет вампира погнаться за тобой.

— Но скажи мне, что ты вообще умеешь?

Я почувствовала себя бесполезной и ничтожной, не могла вспомнить ничего такого, что произвело бы на нее впечатление. Да и что может удивить матриарха девятисот лет от роду?

— Математика? — резко спросила она.

— Да, — с облегчением кивнула я. — В математике я сильна.

— История?

— Да.

— Когда состоялась битва при Гастингсе?

— В одна тысяча шестьдесят шестом году.

— Как звали сына Элеоноры Аквитанской, взошедшего на престол?

— Ричард Львиное Сердце.

— Когда родились мои близнецы?

— В тысяча сто сорок девятом.

— Ты умеешь драться?

— Да.

— Владеешь мечом?

— Да.

— Покажи мне.

Она хлопнула в ладоши, и в зал тут же вошла какая-то женщина, державшая в руках традиционный белый костюм для фехтования и маску. По ее бледно-зеленым глазам я угадала, что она тоже вампир, но понятия не имела, принадлежит ли дама к роду Дрейк. Я достаточно хорошо умела фехтовать, но как, интересно, я могу сражаться с вампиром? Ведь пока-то я еще оставалась человеком, к тому же было уже довольно поздно. Если бы я не была так испугана, то уже начала бы зевать. Моя противница подала мне маску, жилет и рапиру.

— Начинайте, — приказала Вероника, прежде чем я успела хотя бы проверить, хорошо ли лежит в руке оружие.

Мы начали.

Я отсалютовала как положено, подняв рапиру и поклонившись. Моя противница сделала то же самое, и тут же последовал выпад. Я отступила, блокируя ее атаку. Тонкие клинки скрестились. Она снова напала. На этот раз я использовала круговую защиту, но так ни разу ее и не задела. Эта женщина была слишком стремительной. Я видела перед собой только размытое белое пятно. В жизни не ощущала себя более заторможенной. Я слишком отличалась от нее, но продолжала двигаться.

— Отвечай же! — прошипела Вероника.

Я повиновалась и двинулась вперед, чтобы атаковать. Мои глаза заливал пот.

Женщина блокировала мой удар, а потом ее клинок устремился к моей голове. Я вскинула рапиру параллельно сверкающему полу и погасила удар. Но от его силы меня встряхнуло так, что загремели кости. Я понимала, что если бы противница захотела, то могла бы просто разрубить меня пополам.

— Довольно! — крикнула Вероника явно удовлетворенным тоном.

Я, задыхаясь, опустила руки. Сзади, в коридоре, послышались торопливые шаги, и мои братья попытались все разом протиснуться в зал.

— Соланж!

— Тебя ранили?

Когда до них наконец-то дошло, что со мной ничего не случилось, они сбились в кучу и замолчали, оскалившись. Их взгляды перебегали от меня к Веронике, потом они одновременно поклонились ей.

— Bien, — сказала она мне. — Можешь идти.