Ханна и Бирта стали подыматься по лестнице. До Лиат не сразу дошли слова Дорит. «Теряет ребенка».

Они положили ее на кровать Ханны, на мох, чтобы впитывалась кровь, которая текла без остановки. Она наконец заговорила:

— Это правда? Я была беременна?

— Да, деточка. Разве ты не заметила, что твои циклы прекратились?

Лиат чувствовала, как Ханна доброй и надежной рукой гладит ее волосы.

— Я устала…

— Спи, дитя. Ханна посидит с тобой немного, — сказала Бирта, выходя из комнаты.

— Почему я никогда об этом не думала? — прошептала Лиат. — Ребенок от Хью. Никогда бы не выдержала…

— Тише, Лиат. Тебе надо спать. Господи, как он бил тебя. Ты вся в синяках. Он, должно быть, безумен.

— Я не буду его рабыней, — прошептала Лиат.

Спустя много часов она проснулась и почувствовала приятную слабость. В маленькой мансарде было темно, но сквозь ставни проникал свет. Она была без сил, но наконец-то одна. Хью был далеко.

Но вскоре на лестнице послышались шаги и резкий голос.

— Вы не будете ее будить, почтенный брат Хью.

— Пропусти меня, женщина, на этот раз я сделаю вид, что не заметил твоей грубости.

— Не мне говорить вам так, достопочтенный брат, но я, да поможет мне Владычица, пошлю с моим мужем письмо во Фрилас, к епископу, с сообщением о происшедшем.

— Уверен, что у епископа есть другие дела, кроме моей женщины.

— Уверена, — зло отвечала миссис Бирта, — ей не понравится, что молодую девушку избили так, что она потеряла ребенка, прижитого к тому же вне закона.

— Это не был еще ребенок. Она не чувствовала, что беременна.

— Это должен был быть ребенок. Если бы вы не избили ее.

— Напоминаю, что она моя рабыня. И я делаю с ней все, что считаю нужным. И еще одно вы забыли, миссис: епископ Фриласа, при всем своем высоком происхождении, не имеет влиятельной родни. А я имею. Поэтому прошу дать мне дорогу.

— Эта девушка все еще человек. Создание Господа и Владычицы. Я много повидала на своем веку. Видела, как беременные женщины умирали от болезней и голода, видела младенцев, умерших в колыбели. Но до сих пор не видела, чтобы женщин избивали так, чтобы они теряли детей. И я сообщу о случившемся епископу, чего бы мне это ни стоило.

Наступило молчание. Лиат прикинула расстояние от кровати до окон, но знала, что все равно не сумеет добраться, раскрыть окно и выброситься. К тому же, несмотря ни на что, умирать ей не хотелось. В комнату доносились звуки с улицы. Пение петуха. Должно быть, раннее утро. Молчание, царившее на лестнице, привело её в дрожь. Она напряженно ждала, когда замок повернется и дверь откроется.

Наконец Хью заговорил, жестко произнося слова. Она так хорошо успела его узнать, что могла представить выражение его лица.

— Вернете ее мне, когда она сможет ходить. Через десять дней мы отправляемся в Фирсбарг.

— Я верну ее вам, когда она будет здорова.

— Ты все еще мне перечишь? — крикнул он, дав волю своей злобе.

— Она может умереть, достопочтенный брат. Хоть эта девушка и не родственница мне, я в ответе за ее судьбу. Как все женщины, она находится под покровительством Владычицы. Разве не знаете вы, брат, что написано в Писании: «Свой Очаг, где горит огнь премудрости, завещаю я женщинам, чтобы хранили его». Можете угрожать мне, сколько угодно. Я знаю, вы можете стереть меня в порошок, знаю, кто ваша мать, но не отпущу Лиат до тех пор, пока она не наберется сил.

— Хорошо, — отрывисто сказал он. Затем рассмеялся. — Бог мой, откуда в вас столько смелости, миссис? Впрочем, я все равно увижу ее, прежде чем уйти.

Лиат закрыла глаза и взмолилась Владычице, чтобы Бирта нашла способ избавиться от него.

— Ваше право, почтенный брат, — медленно проговорила Бирта. Дверь отворилась.

— Наедине! — потребовал Хью.

Лиат не открывала глаз.

— Я подожду прямо здесь, за дверью.

Хью закрыл за собой дверь и запер ее на замок. Она слышала тяжелую поступь его сапог по деревянному полу, его дыхание, скрип половиц. Она все еще не открывала глаз. Он не произносил ни слова, но она знала, как близко он к ней стоит и на каком расстоянии его руки от ее лица. Знала, сколько ни держи она глаза закрытыми, он не уйдет. Отец всегда говорил, что с тем, чего боишься, надо оказываться лицом к лицу, если не хочешь постоянно быть жертвой. Впрочем, на лице отца, когда он об этом говорил, всегда была извиняющаяся улыбка. Со смерти ее матушки он только и делал, что убегал.

Она сжала руками край одеяла, набрала побольше воздуха и взглянула на Хью. Он смотрел на нее оценивающим взглядом.

— Почему бы просто не убить меня? — прошептала Лиат.

Хью улыбнулся:

— Ты слишком ценная вещь, чтобы тебя портить. — Затем лицо его потемнело. — Но ты не будешь перечить мне. Никогда.

Она разглядывала бревенчатую стену у него за спиной. Пересчитывала те несколько соломинок, что приклеились к ней.

Хью удобно расположился на стуле рядом с ее постелью.

— Тебе будет нужна прислуга на время путешествия. Да и в Фирсбарге будешь чувствовать себя спокойнее, если рядом будет кто-то, кого ты знаешь. Я слышал разговоры, что твоя подруга должна выйти за одного из здешних крестьян. И еще разговоры о том, что ей не нравится такая перспектива. Думаю, если девушка отправится с нами, не будет ничего плохого. Если она покажет себя не дурой, сделаем ее кастеляншей в нашем доме. Для такой, как она, это вполне достойная судьба. Если хочешь, я поговорю с трактирщицей.

«В нашем доме..». Не важно, что она делала, как он был зол на нее и насколько холодной по отношению к нему оставалась она, не важно, насколько глубоко внутри себя она схоронила знание и как старательно прятала отцовскую книгу, — постоянство, которое проявлял Хью в давлении на нее, сводило все на нет. Он все больше и больше овладевал ею. Если бежать, то куда? К голоду и лишениям, которые — что строить иллюзии? — продлятся недолго и закончатся смертью. Да и как бы далеко она ни бежала, этот человек ее найдет. Он всегда знает, где она и что делает. Она совершенно перед ним беспомощна.

— Граф Харл разрешил Ивару взять Ханну на юг, в Кведлинхейм. — Ее голос был слегка хриплым, она не знала почему. Не знала даже, говорит она или просто шевелит губами.

— Ханна? Вот как ее зовут. Я скоро стану аббатом, Лиат, а еще через несколько лет пресвитером, приближенным самой госпожи-иерарха. Я могу предложить ей больше, чем Ивар, что станет простым монахом. Если хочешь ее взять, не вижу препятствий с разрешением от ее родни. Так что?

Почему не подчиниться неизбежному? Если бы она лучше помогала в свое время отцу… Прояви она настойчивость, он бы жил экономнее… И если бы она не упросила его прошлой весной остаться в этом злополучном Хартс-Ресте…

Что толку бороться, если не оставалось шансов выиграть? Она не могла продолжать. С Ханной… будет не так страшно. Она сможет хотя бы учиться и дальше постигать тайны звезд. Может быть, даже сумеет разгадать тайну выжженной на древесине розы. Это будет ее утешением.

— Да. Я хочу, чтобы Ханна ехала с нами.

— Где книга, Лиат? — Его лицо не дрогнуло.

— Книга?..

— Книга, — отозвался он, — книга, Лиат. Скажи мне, где книга, и я позволю девушке ехать с нами.

Она закрыла глаза. Он коснулся ее пальцами, проведя вдоль шеи, где был ее рабский ошейник, не железный и не деревянный. Вообще нематериальный, но сковывавший куда сильнее настоящего. И они оба знали — он победил.

— В здании харчевни, под свиными кормушками.

Он наклонился и нежно поцеловал ее в лоб.

— Сейчас я поговорю с Биртой. Мы отправляемся через десять дней.

Она слышала дверной скрип, его разговор с миссис Биртой. Десять дней… Она закрыла лицо руками и лежала так, не думая ни о чем. Долго. Очень долго.

Для Лиат дни тянулись один за другим нескончаемой чередой. Выздоровление заняло много времени — дольше даже, чем предполагала миссис Бирта. Первое время она только спала тяжелым и прерывистым сном. По истечении десяти дней могла раз в день спуститься и подняться по лестнице.