Однажды в полдень ей удалось выбраться из дома и посидеть на скамье у входа, когда миссис Бирта готовила обед. Вдруг с работы прибежала Ханна. С раскрасневшимся на солнце лицом и со слезами на глазах. Она плакала:

— Ивар уехал сегодня утром. Я побежала к замку, когда об этом услышала, но было поздно. Он даже не оставил мне записки.

Лиат стало невыносимо стыдно.

— Это я виновата, прости. Ты была ему нужна. Нельзя было мне просить, чтобы тебя отправили со мной. Он не хотел становиться монахом. Хотел стать «драконом». И стал бы, если бы не я…

— Матерь Жизни, помилуй нас, — воскликнула Ханна с тоской в голосе, — ты хуже, чем он. Граф посылает с ним двух слуг, и в Кведлинхейме он будет не один. И если правда, что король останавливается там каждую весну, он увидится со своей сестрой Росвитой. С ней рядом при королевском дворе ему будет лучше, чем у отца. Он сможет даже войти в фавор к королю. Как ты думаешь?

Лиат понимала, что стоит за этими словами.

— Да, — подтвердила она, чувствуя, что Ханне нужна поддержка, — я тоже так думаю. Они будут учить его. — Она помолчала и взяла подругу за руку. Прислушалась, оглянулась, одни ли они в комнате. — Ханна, послушай. Ты умеешь хорошо считать, но я смогу научить тебя читать и писать. Тебе это понадобится, если станешь нашей кастеляншей.

Ханна вслед за ней оглянулась. В окно видно было, что дверь в летнюю кухоньку приоткрыта, оттуда доносились слова миссис Бирты, наказывавшей Карлу набрать яиц и пойти с ними в усадьбу Йохана, чтобы обменять их на пряности.

— Но я не была в церковной школе. Если научусь читать и писать, все будут звать меня колдуньей.

— Не больше, чем меня. Послушай, Ханна. Лучше бы тебе об этом узнать сейчас, нежели в Фирсбарге. Мой отец…

— Все знают, что твой отец был чародеем. Возможно, и монахом-расстригой. Иногда их изгоняют из церкви за то, что у них рождаются дети. Но редко. Должно быть еще более серьезное нарушение, чем связь с женщиной. Например, слишком сильный интерес к запрещенному знанию. Диакониса Фортензия много раз рассказывала истории о монахах, что читали в скрипториях запрещенные книги и вступали тем самым в общение с бесовским знанием. Но твой отец никогда не сделал ничего плохого, в отличие от старой Марты, что расставляла капканы на обидевших ее людей и хвасталась на всю округу, что соблазнила брата Роберта. Твой отец был добряком. А какой вред от магии, если она делает только добрые дела? Так говорила диакониса…

— Но отец не был настоящим волшебником. У него было знание, но ничто из сделанного им…

Ханна странно на нее посмотрела:

— Он был волшебником. Поэтому-то люди так радовались, когда он каждый раз откладывал свой отъезд. Ты не знала? А ведь никто не ходит к волшебнику, чьи чары бесполезны. Как насчет коровы Йохана-старшего, которая не могла разродиться, пока твой отец не произнес заклинания? А как насчет того дождя, что он призвал однажды на наши поля? Я могу тебе рассказать штук двадцать таких историй. А ты ничего не знала?

Лиат не могла пошевелиться от удивления. Единственное, что она помнила, — это светящихся бабочек, которые вспыхивали и исчезали в теплом летнем воздухе. Его волшебство ей казалось фантомом, что исчез со смертью мамы.

— Но… Что в этом такого? Погода может меняться и сама, без мага…

Ханна пожала плечами:

— А кто знает? Была ли это молитва, магия или просто счастливый случай? А что же с волком, нападавшим на стада, пока твой отец не поймал его силками из тростника? Без магии он бы не обошелся — из такой жалкой клетки сбежал бы любой волк.

Лиат помнила волка. Отец испугался, узнав, что хищник рыщет по холмам, пугает пастухов, но не убивает овец. Он вынужден был поймать волка и позволить пастухам убить его, но… Ей потом пришлось три недели с плачем отговаривать его от бегства из Хартс-Реста.

Ханна продолжала говорить:

— Может, он и не был таким настоящим волшебником, как бесы, создавшие Даррийскую Империю и построившие стену на юге, что тянется от одного моря до другого. Сейчас она совсем развалилась, так как нет больше магов, чтобы поддерживать ее.

— Не думаю, что отец был из этих магов, — Лиат обращалась скорее к себе, чем к Ханне, — он притворялся или даже пытался быть таким. Иногда у него получалось. Но истинным магом была моя мать. Это единственное, что я могу о ней сказать. За это ее и убили. Мне было тогда восемь лет, но я понимаю теперь, что это и была настоящая, истинная магия… — Она снова остановилась и оглянулась вокруг. — Древняя даррийская магия.

Ханна слушала молча.

— И книга…

— Ее больше нет. Хью забрал ее, а я не смогла помешать…

— Конечно, не могла, — Лиат готова была разрыдаться, — это настоящая книга мага. В ней все знание, что отец собрал за годы… — Господи, как она ненавидела себя теперь! Предала все, чему учил отец. — Тебе нельзя быть со мной. Я должна была все рассказать тебе раньше, до отъезда Ивара. Ты бы не захотела остаться, если бы знала правду. Ушла бы с ним…

— Будто я передумала бы! Ты не ценишь меня, Лиат. А брат Хью, должно быть, знает, что делает, если действительно, собираясь стать аббатом, берет тебя с собой в качестве наложницы.

— Он говорит, и в церкви есть те, кто изучает магию. А отец рассказывал, что госпожа Сабела даже специально укрывает еретиков и волшебников, чтобы они помогли ей против короля Генриха.

— Ну, — сказала Ханна, заканчивая разговор, — это все равно лучше, чем брак с Йоханом. Владычица наша! Ведь тебе в любом случае нужен кто-то, чтобы защищать от Хью. Ты бледная, но сейчас хоть аппетит хороший. Мать говорит, что, пока ты хочешь есть, ты не умрешь.

Лиат напряженно засмеялась.

Дверь, ведущая в комнату, отворилась. Ханна поднялась, высоко держа голову. Лиат напряглась. Почему он приходил всегда, когда она начинала себя чувствовать свободной от него, от того тяжкого бремени, что он на нее возложил? Магия это была или инстинкт хищника? Хотелось забраться под стол, но она заставила себя сидеть без движения. Он взял ее за руку. Затем потянул вверх, и она встала, не сопротивляясь. В свободной руке у него была «Книга тайн».

— Ты хорошо выглядишь, — бесцеремонно проговорил он, — и мы отправляемся. — Он бросил равнодушный взгляд на Ханну. — Девушка, собери все, что хотела взять с собой, и скажи миссис, что мои планы изменились. Мы едем сейчас. Фургон собран и ждет у церкви. Иди!

Ханна стремглав бросилась к двери.

— Мы едем, — повторил он.

Что-то непонятное было в этой спешке. Сопротивляться не было смысла. Она потеряла все. Хью вывел ее во двор.

Ханна крикнула с другого конца двора:

— Я только соберу свою одежду и буду здесь. Не уезжайте без меня!

Хью нетерпеливо кивнул и продолжал идти. А Лиат уже не хватало сил, чтобы просить его не оставлять Ханну здесь. Она попыталась все же остановиться, когда они проделали половину пути до церкви.

— Мне надо отдохнуть.

— Да ты вся серая, — глянул он на нее. Не с сочувствием, а просто отмечая факт. — Я понесу тебя.

— Мне нужно только отдохнуть. — Ей не хотелось, чтобы все видели, как он несет ее.

— Нет времени!

Он сунул ей книгу, поднял на руки, но походка его не изменилась. Лиат прижала книгу к груди, боясь выронить ее.

Возле церкви стояла его повозка, загруженная до отказа и крытая рогожей. Трое солдат графа Харла стояли поблизости, вооруженные и готовые в путь. Дорит, ломая руки, стояла около запряженных лошадей, которых Ларс удерживал за поводья.

Хью бесцеремонно усадил Лиат в повозку, на подстилку из соломы. Четвертый солдат появился у конюшен, ведя пегую кобылу и гнедого мерина, мерин был под седлом. Хью взял в руки поводья и вскочил на него верхом.

— Где эта девица? Мы не можем ждать. Если не застанем ее у трактира и она придет сюда, скажи ей, Дорит, чтобы догоняла нас по южной дороге; если поторопится, до сумерек догонит.

— Ханну нельзя оставлять! Ты же обещал мне!

— Нет времени!

— Вот она! — выкрикнула Дорит. Ханна с сумой на плече показалась на дороге.