— Ага, а еще целоваться удобнее, — хмыкнул юный нахал, послушно сворачивая за угол.

— Мы идем на пустошь? — спросила Алина.

Вообще, сокровище, а не женщина — вопросы короткие, по существу и никаких тебе лишних визгов-писков.

— Да, моя дорогая, — ответил я, — надо же узнать, вернулась ли туда кошка с лекарствами.

«Моя дорогая» ответила, что сейчас самое время думать о кошках. Ее ласковое ворчание было прервано новым молниеносным поцелуем. Сначала против меня чуть было не был применен прием «кошачья лапа». Потом Алина сдалась и обняла меня.

— Что это было? — наконец спросила она, чуть отстраняясь.

— Мы слушали погоню, — беспечно ответил я.

Донеслось смущенное покашливание Терсана — мол, я далеко, подождать или вернуться? Мы с трудом оторвались друг от друга и пошли в нужную сторону.

Не то чтобы я знал катакомбы Города — кто их знает вообще? Но в это утро во мне открылись все чувства. Мой мозг превратился в компас и мне казалось, будто я вижу неровный круг с опаленными краями, куда мы направляемся.

Жаль только, дойти до цели мы не смогли. Кажется, добродетельный ублюдок слишком всерьез воспринял то, что произошло между нами недавно. Все же этот слизняк не мог простить мне, Алине, да и случайно затесавшемуся в компанию Терсану, что мы стали свидетелями его унижения и узнали некоторые грязненькие тайны могучего чиновника.

Так что облава на нас была организована серьезная. Вскоре шум стал слышаться не только в оставшихся далеко позади проходах, но и справа, слева, а потом и прямо по курсу. Катакомбы прочесывали мелкой сетью, загнав под землю чуть ли не всех стражников Лутта, а может, еще и личную охрану мерзавца.

К тому же донесся лай. Это уже совершенная пакость: псина унюхает в любом темном закутке. И если им не дать хоть кого-то найти, братец Лош перевернет все катакомбы, простучит стены и наверняка найдет потайную дверь.

Значит, надо отвлечь, увести погоню в сторону.

— Мар, куда идти? — спросил Терсан.

Его запыленное веснушчатое лицо побледнело.

Мне стало совестно. Ладно Алина — на нее охотятся. Теперь охотятся и на меня. Он-то здесь при чем? Обманул его, мол, помоги поговорить с Ухом. Облапошил мальчишку, как жадного простака на ярмарке, продав нож, который никогда не придется точить — конечно, не придется, он сломается на другой день. А мальчишка, между прочим, десять раз мог сбежать подальше от моих взаимоотношений с Ухом и самым главным человеком в Городе.

Что ж, остается одно…

— Терсан, слушай меня как маршала. Алина, слушай как… Слушай, если любишь. — Я сказал с такой силой, что возражений не было. — Идем в эту галерею. Постоянно забирайте вправо. Терсан, у тебя фонарь, ты ищешь путь. Не дрожать! С Алиной не страшно. Спасем ее — спасем Город.

Все это я говорил, чтобы отвлечь внимание своей женщины и мальчишки. Ну, и еще потому, что это правда. Главное, чтобы поверили, запомнили и не поняли, что я намерен сделать.

Буквально через двести шагов ключ Уха, сжатый в моей руке, слегка задрожал и стал теплым. Если верить легендам, это означает — дверь в самые потайные ходы катакомб где-то близко.

Я незаметно притормозил и огляделся, раскрыв ладонь и давая ключу «почувствовать» стены.

Есть!

— Ко мне! Быстро!

И мальчишка, и Алина тут же подбежали и, пока они не опомнились, я активировал ключ, повернув его фигурное навершие. Втолкнул их обоих в открывшийся проход и…

— Лирэн! — Алина первая поняла, что происходит, рванулась назад, но не успела.

Каменная стена закрылась.

Я снял ключ с шеи и закинул его под один из выпавших из стены кирпичей. Если выживу — потом найду. Эти точно не найдут, искать не будут. Я уж постараюсь, чтобы им в ближайшие минуты было не до ключа…

АЛИНА

Дура, идиотка! Прямо под стать, черт побери, кретину, которого выбрала!

Как я могла не догадаться, что задумал этот героический недоумок? У него же рожа была такая, что прямо крупными буквами на ней написано: намерен совершить подвиг. Вот прямо здесь и сейчас.

А я не додумалась, не успела, поздно догадалась. Не вовремя решила быть послушной любимой женщиной. Не хватило соображалки просто ухватить за руку.

И что теперь?! Проклятущая стена закрылась, отрезая приближающиеся звуки погони и этого… этого… который решил задержать наших врагов ценой собственной жизни! Ну, а мне-то теперь зачем моя жизнь? Для кого?!

Стена выглядела брутально. И из-за нее не доносилось никаких звуков. Если что-то и звучало, то в моей голове. О такую стену можно биться кулаками, макушкой, бревном. И результат будет одинаковый. Да и бревна у меня нет.

Значит, надо сесть или даже лечь возле стены. Вытянуть ноги, надеяться еще услышать его голос. Понять, что этот идиот, решивший отдать жизнь за меня, все же жив. Мальчишки ради меня делали всякое, особенно в детстве. Лезли в крапиву, прыгали со второго этажа, правда в сугроб. Но чтобы так…

Что за глупые ненужные мысли? Пусть замолкнут, не мешают слышать. И вообще, может, он победит. Если он способен отдать за меня жизнь, возможно, ему хватит сил ради меня ее сохранить. Уцелевшие враги убегут, эта зловещая стена расступится и он…

— Сестра…

Что, что это? У меня при жизни братиков не было. Может, появились на том свете?

— Сестра…

Ну да, это мальчик-трамвайчик, который помог Лирэну меня спасти. И которому тот меня поручил.

— Да… — Как его зовут, не трамваем же называть? — Да, Терсан, что такое?

— Вы правда можете быть дыханием для других?

— И не только это, — ответила я резко.

— Тогда… тогда мы должны уйти отсюда. Здесь мы никому не поможем. И маршалу не поможем, — неожиданно твердо проговорил пацан. — Раз он сказал, что это единственный путь, значит, так и есть. Лирэн никогда не лжет.

М-да, хорошо, когда в тебя так верят. Но мне-то что теперь делать? Тоже положиться на судьбу и то, что Лирэн знал, что делает?

Он-то, может, и знал… как меня спасти. А я ни фига не могу сообразить, как вернуть ему этот долг!

— Пойдемте, быстрее, — поторопил Трамвайчик и потянул меня за рукав. — Примерное направление я знаю, этот уровень катакомб мне не знаком, но если идти в нужную сторону — не заблудимся. Гиблое место под городом одно — мимо не пройдешь. А нам, как я понял, туда и надо.

Я вспомнила слова Лирэна — «постоянно забирайте вправо». Право, лево… Наверное, в ту сторону, куда указывает парень. И да, надо идти. Возле этой стены я не сделаю ничего. И не надо могильных ассоциаций — пока никто не умер, все живы.

Кстати, только сейчас я заметила, что стена вполне различима. Лирэн, мой Лирэн, перед тем как остаться по ту сторону, передал Терсану свою загадочную хлопушку и она светилась не очень ярко, потому как тот держал ее в кулаке. Значит, не горячая…

Значит, я еще могу соображать и отвлекаться на посторонние наблюдения. Запихнем горе подальше — и вперед!

— Разожми кулак и свети, — сказала я, — здесь погони не слышно. И вообще, упасть в чертову яму не лучше, чем получить пулю. Ступай вперед, я следом, не беспокойся.

Так и продолжился наш путь — осторожный, медленный, печальный. Когда наткнулись на развилку, Терсан взял вправо. Я побрела за ним, отметив, что под ногами что-то вроде истершихся ступеней, а по бокам стен — подобие перил. Потянуло ветерком.

— На улице белый день, — донесся голос Терсана.

Я не успела спросить, с чего он взял, как свернула за угол и увидела, что мы вошли в подвал, освещенный дневным светом.

Только это был немного странный свет. Знакомая странность — серая, приглушенная, мягкая. Несмотря на горечь, тоску, опустошенность, мне показалось, будто я вернулась домой. В единственное место в этом страшном, опасном мире, которое я могу назвать домом.

Вот только радости не было и в помине.

— Я и правда не задыхаюсь. — Трамвайчик вернулся ко мне и смотрел с каким-то благоговением.