Тонкая рука Кивы обхватила вемика за талию, Маттео этот жест показался скорее предупреждением, чем проявлением симпатии. Она посмотрела через плечо — сзади, сам не свой от беспокойства, стоял комендант тюрьмы.
— Приношу глубочайшие извинения, леди, но вы не можете просто забрать пленника и уйти.
— Правда? И почему же?
— Его должен проверить наш инквизитор. Вам известны правила.
Улыбка Кивы обдала холодом.
— Кроме них я знаю Чартайна. Его назначили сюда потому, что больше он ни на что не годился. Вы больше доверяете его суждению, чем моему? Если я говорю, что этот джордайн не вор — этого вам должно хватить.
Комендант предпринял последнюю попытку.
— Вас освещает свет Азута, леди, ваши слова направляет безупречность магии. Раз вы утверждаете, что он не вор, я собственной жизнью поклянусь в его невиновности! Но вы не можете отрицать, что у него оказался меч, хотя местные обычаи запрещают такое джордайнам.
— Что за нужда в подобном оружии им, вооруженным клинком истины? — объявила она легкомысленным тоном, не подтверждая и не оспаривая обвинения.
Вновь Маттео услышал нотку иронии в ее словах, напомнившую ему слабое насмешливое эхо голосов народца темных фейри Неблагого Двора, беспокоивших горные перевалы на границах Халруаа, чьи манящие мелодии сманивали путешественников с проторенных дорог в дебри.
— Меч нашли в его владении, когда его остановила стража, — вновь начал комендант.
— Но знал ли он на тот момент, что меч у него? Ты знал? — резко повернулась она к Маттео.
— Нет. Гончая не лжет… об этом, — в свой ответ Маттео тоже вложил скрытое ударение.
Сердитый взгляд гончей надолго скрестился с его, таким же яростным. Маттео вспомнил кобру и ее дрессировщика, которых он видел застывшими в точно такой же позе. И он подозревал, что в его ситуации, как и тогда для дрессировщика, в случае ошибки смертоносное создание ударит.
Но спустя мгновение губы Кивы изогнулись в довольной улыбке. Она повернулась к начальнику тюрьмы.
— Ты слышал. Как всем известно, для джордайни истина превыше всего. Освободите его немедленно.