— Всю жизнь меня готовили служить чародеям. Но я поклялся следовать истине, и буду исполнять клятву независимо от своего положения.

— Королеве это может не понравиться.

— Королева может оказаться лишь частью проблемы, — негромко сообщил Маттео.

— Значит, ты собираешься оставаться в Халарахе, и искать истину среди тех, кто меняет ее по своей воле. — Она лукаво улыбнулась. — Знаешь, мы меняемся местами.

— Правда?

— Ага. Я теперь в ладах с законом, хоть мне это и не совсем по душе. А ты наоборот. И из нас двоих, ты, похоже, счастливее.

— Счастливее? — Маттео отрицательно мотнул головой. — Я не планирую жизнь в недомолвках и тайне. Это слишком странный способ послужить истине. Но не всякую истину необходимо произносить вслух.

— А в некоторых случаях не помешает чуток цвета и красочности, — подмигнула Тзигона. — Если понадобятся уроки по улучшению истины — только позови.

Гибко, как кошка, она раскинула руки, и на месте где только что стояла девушка, раскинулось тонкое радужное пламя. Оно исчезло так же быстро, как появилось, и Тзигона вместе с ним. С цветом и красочностью, это уж точно.

Маттео улыбнулся и покачал головой. Базель Индолар сделал правильный выбор. Талант у Тзигоны был огромный, и она, несомненно, станет лучшей ученицей Базеля. Совсем скоро она будет волшебницей.

Его улыбка неожиданно увяла. Теперь, когда Тзигона стала на путь чародейки, их странной дружбе суждено подойти к концу. Она для него теперь может быть только противником или…

— Патроном, — простонал он.

К счастью, от кошмарной мысли его оторвали дворцовые колокола, призывавшие слуг перед закрытием ворот на ночь.

Он направился прямиком в покои королевы, узнать, не понадобятся ли вечером его услуги. Он вошел бесшумно, заметив, что королева в мастерской одна. Роскошная музыкальная шкатулка лежала на столе рядом с ней, механическая кошка урчала на коленях. Шкатулка выглядела как золоченая клетка, в которой на тонкой жердочке качалась заводная птица, покрытая тонкими, разноцветными перышками из металла.

Королева отстраненно поглаживала кошку, глядя куда-то вдаль, и вдруг запела. Сначала ее голос был слабым, ровным и лишенным эмоций, как когда она разговаривала. Но он становился сильнее, глубже, богаче. Безмолвная мелодия, полная печали и потери, которую не смог бы превзойти погребальный плач лучшего из бардов.

Маттео встал как вкопанный. Он слышал этот голос. Нельзя было ошибиться ни в нем, ни в магии, сквозившей в каждой ноте. Этим голосом Тзигона звала ларакена. На миг воспоминания о битве вернулись к нему — возбуждение, ужас, утрата.

Затем память угасла, словно задули свечу, и момент узнавания сменился сомнениями. Стоит ли говорить Тзигоне? Или это — одна из истин, которым лучше остаться непроизнесенными?

Да и истина ли?

Королева Беатрикс умолкла, лицо по-прежнему оставалось нечеловеческой, непроницаемой маской. Она отложила кошку, и взяла в руки музыкальную шкатулку, глядя на чудо механической мысли. Зазвенели крошечные колокольчики. Заводная птица подхватила душераздирающий напев.