– Да...

Я рассказал о хлопотах Марка Ковета, встрече в дансинге "Элефан" с Мишлин, обо всем, что она мне говорила про отсутствие Моники, о нашем выходе на улицу Понтье и о том, что там на меня набросились какие-то парни.

– Парни какого рода?

– Сейчас скажу. Они врезали мне как следует по башке и похитили, словно какую-то богатую наследницу... Вот почему, когда полицейский, к которому обратилась Мишлин, пришел на место происшествия, там никого не было... Они проводили меня немного побеседовать с их шефом. Некоторое время спустя я очнулся, весь запутавшись в цепях, окружающих Триумфальную арку, по-видимому, выброшенный из автомобиля. Можете проверить. Мое присутствие возле Неизвестного солдата показалось подозрительным одному из охранников, и он попросил меня показать документы.

– Гм... – произнес Фару. – Что за парни? Какой шеф?

– Боюсь, что придется кое-что от вас скрыть, – ответил я ему. – Я обещал не подавать жалобу, а также ничего не рассказывать о нашей встрече. Но смерть этой крошки несколько меняет пейзаж. Не считая удара дубинкой, моя беседа с этими господами носила скорее сердечный характер. Если поразмыслить, даже слишком сердечный. И пока мы беседовали, кто мог им помешать подстроить мне ловушку? А допуская, что они шлепнули Монику... Кажется, один из них приставал к ней, легко могу себе представить, с какой целью. Они могли знать – я говорил об этом Мишлин, – что мой автомобиль припаркован перед рестораном "Беркли". Пока шеф развлекает меня, другие парни забирают мою тачку, суют тело в багажник...

– Еще раз, – стукнув кулаком по столу, проворчал Фару, – какие парни и какой шеф?

– Вентури и его клика.

– Вентури?

Лицо его помрачнело.

– Международный жулик, если не больше. С недавних пор проживающий в одном из отелей на Елисейских полях. Извините, если я обучаю вас вашей профессии, Флоримон.

– Вы ничему не обучаете меня. Мы присматриваем за ними... (он вздохнул) ...О! Черт! Вентури сбавил обороты в своей игре. Он больше не убивает, но, кто знает, с этой стороны тоже можно что-нибудь почерпнуть, потому что... (он на минуту замолчал) ...Он и его дружки сегодня утром отвалили... Мы следили за ними, и они, видимо, узнали о нашем наблюдении, уж не знаю, как... Короче, они смылись. (Он еще раз стукнул кулаком по столу и выругался) ...Черт, побери! Если когда-либо... кое-кому здорово влетит.

Я дал ему успокоиться, потом спросил о подробностях смерти Моники.

– Пистолетный выстрел, – ответил он. – В затылок.

– У вас есть пуля?

– Прошла навылет.

– Когда наступила смерть? Давно?

– На первый взгляд – нет. Скорее всего, вчера. При этой жаре и, если судить по состоянию тела, маловероятно, что ее убили раньше.

– У вас есть теория? Конечно, не считая той, согласно которой вы все приписываете мне.

Он не ответил на мой сарказм:

– Теория? Где я могу ее выудить? Все, что я знаю, так это то, что сегодня утром на дальней улочке обнаружили брошенную машину с этой пассажиркой в багажнике. И все, что я могу вообразить, заключается в следующем: какие-то типы – парни Вентури или другие – вчера убили ее и, стараясь избавиться от тела, использовали вашу тачку, потому что такова ваша судьба всегда быть замешанным в историях подобного типа, а впоследствии они рассчитывали все скинуть в Сену. Произошла авария с мотором, которая вынудила их все оставить на месте... И единственная информация, которой мы располагаем, – вздохнул он, – водители они никудышные – о чем свидетельствует помятое крыло – и дрянные механики. Ремонт не требовал большого мастерства...

С горькой иронией я думал о последних словах Моники, когда я выпроваживал ее из своей комнаты: "До встречи на днях, когда я найду своего механика". Надо же было ей напасть на таких жалких типов!

– Мы очень быстро установили личность жертвы, – продолжал Флоримон Фару. – На нее была здесь карточка. Эта сволочная молодежь! И также очень быстро установили ее гнездышко. В гостинице "Дьепп" хозяйка сказала нам, что ее жиличка исчезла два дня назад. Но ей случалось часто не ночевать дома. Хозяйка же навела нас на подружку убитой. Это – Мишлин, которую я застал у вас в "Космополитене", когда пришел просить объяснений по поводу вашего автомобиля...

– Да. А в багажнике она... она была голая?

– Нет. Вы хотите посмотреть ее шмотки? Они ни на что нас не навели, но, быть может... Два осмотра лучше, чем один, если посмотреть свежим взглядом... (Он постучал в перегородку. Один из его подчиненных появился в дверях.) ...Одежду той рыжей, Андре. Фабр допрашивает ее подругу?

– Он только что закончил.

– Что-нибудь интересное?

– Нет.

– Принеси мне ее показания тоже.

Инспектор вышел и тут же вернулся с пакетом в руке и отпечатанным листком бумаги. Фару развязал пакет. Не без чувства неловкости я увидел, как он по очереди извлекал оттуда туфли на высоких каблуках, нейлоновые чулки, прикрепленные к подвязкам, черный эластичный пояс с позолоченной застежкой, легкую широкую юбку, сильно декольтированную блузку с подозрительным коричневым пятном на букве "О" в вышитом имени. Запах духов, которым все это было пропитано, еще держался. В кармане юбки лежали тюбик губной помады, два шелковых носовых платка – один желтый, другой сиреневый, – пудреница. Ни ключей, ни денег, ни удостоверения личности. А также – ни бюстгальтера, ни...

– Трусов не было? – спросил я.

– Не было. Так, вероятно, удобнее.

– Пожалуйста, не надо. Никакого особого насилия?

– Нет... Итак?

– Итак, ничего. Именно эту одежду я видел на ней при жизни, вот и все. Медицинский осмотр?

– Ноль... (Он кое-как перевязал пакет, положил на стул, взялся за показания Мишлин, быстро проглядел их.) ...Тут тоже ноль, – пробурчал он. – Кроме того, что она настойчиво повторяла свое утверждение относительно того типа, который все эти дни приставал к Монике – тот же самый, который повздорил с вами... Проклятье! Клика Вентури! Однако, эти типы больше не грешат убийствами! И в то же время, этот поспешный отъезд...

Он посмотрел на меня.

– Я вам больше ничего не могу сказать, – произнес я, – Что вы будете делать с Мишлин?

– Что мне с ней делать? Вы можете пойти с ней пообедать, если вам хочется... Неважно! Люси Понсо, Рабастен, Моника Гранжон... Все сходится, Бюрма.

– Я тоже так думаю. Что нового по поводу Рабастена?

– Ничего. За исключением того, что, по словам судебно-медицинского эксперта, вполне возможно, что он получил смертельный удар много времени спустя после первого, который только оглушил его, и что он умер почти в то же время, что и Люси Понсо.

– А! А!

– Я сказал то же самое.

– Но этого, очевидно, недостаточно для дедуктивных выводов. А о самой Люси Понсо?

– Тоже ничего нового... Скажите, пожалуйста, ведь ваш Тони Шарант был ее любовником, а? Его фотография была в ее альбоме... семейном альбоме, как я называю. А исходя из того, что вы мне говорите, он в это время принимал наркотики? Гм... гм...

– Послушайте, Фару. Мне платят за то, чтобы я последил за Тони Шарантом, и...

– А мне платят за то, чтобы я следил за всеми, – завопил он. – И я не ленюсь в своем деле. Мне наплевать на вашу болтовню и на ваших клиентов. Я буду делать то, что мне следует делать.

– Прошу вас, – сказал я ему, – не орите так. Подумают, что я вас укусил.

Некоторое время спустя вместе с Мишлин я покинул Кэдез-Орфевр. Бедная девушка была в полной растерянности, и мне пришлось как следует выложиться, чтобы вызвать бледную улыбку на ее губах. Мы пошли вместе пообедали, затем я вернулся в "Космополитен", весь разбитый, подавленный, покачиваясь и спотыкаясь среди гуляющих по Елисейским полям, толкая некоторых из них, пугая голубей, которых даже не различал, и создавая у всех впечатление, и у людей, и у животных, что я здорово набрался.

– Меня ни для кого нет, – сказал я консьержу отеля, вежливому, спокойному и соболезнующему. – Ни для кого, слышите? За исключением некоего Ребуля.