— Нет, серьезно, — нахмурился Патрик.

— Если серьезно, — отозвался Лейстер, — они похожи на нас, людей. Мы тоже не имеем каких-то специальных приспособлений — ни рогов, ни клыков, ни копыт. Но при этом способны адаптироваться везде, куда бы ни попали. То же самое и с гадрозаврами. Они…

— Тише! — прошептала Лай-Цзу. — Я что-то слышу. Вон там, впереди.

В отдалении из леса высунулся одинокий трицератопс. Он осторожно вышел на открытое пространство и остановился. В поисках возможного врага массивная голова повернулась в одну сторону, в другую. Убедившись в отсутствии опасности, зверь три раза хрюкнул.

Пауза. Затем показался второй трицератопс. Третий. Четвертый. Нестройными рядами животные высыпали из леса и устремились к цветам и травам долины. Их «воротники» были яркими, как крылья бабочек. Особенно четко выделялись два оранжевых, с черным ободком круга — как глаза.

— У трицератопсов есть вожаки! — воскликнул Нильс. — Прямо как у домашнего скота!

— Мы не можем утверждать этого с уверенностью, — охладил его пыл Лейстер. — Нужны долгие и кропотливые наблюдения, чтобы установить, так ли это на самом деле.

— Посмотрите на их воротники! Брачная окраска, да?

— Похоже.

Лай-Цзу надела очки и, указывая на предполагаемого вожака, спросила:

— А что это с ним?

Морда животного будто распухла. С обеих сторон центрального рога у него находились симметричные носовые мешки, которые сейчас раздувались, как щеки у лягушки. Внезапно они исчезли. Кронк!

Все захохотали. Тамара так просто согнулась пополам, подвывая:

— О Господи, поверить не могу! Ну и звук! Похоже на новогодние хлопушки!

— Тихо! Они что-то замышляют, — шикнули на нее Нильс и Лай-Цзу.

Трицератопсы затоптались. Патрик, с фотоаппаратом на изготовку, заметался, выискивая подходящий угол съемки. Мешки на морде животного вновь начали надуваться. Тряся головой, оно сделало несколько глубоких, судорожных вдохов.

— Это зачем? — спросила Лейстера Лай-Цзу.

— Не знаю. Похоже, так он надувает… Кронк!

Тамара зажала рот ладонью, превратив взрыв хохота в сдавленное повизгивание.

— Посмотрите-ка туда, — сказал Нильс. — Кто-то еще желает к нему присоединиться.

Второй трицератопс медленно и значительно приближался к первому.

— Агрессия, как думаете? Демонстрация силы? Они собираются драться?

Первый трицератопс опять раздул мешки. Второй застыл на некотором расстоянии от него, наклонив голову. Медленно и тяжеловесно он завалился на бок.

— Не думаю, что речь идет об агрессии, — усмехнулся Лейстер. — Это больше похоже на брачные игры.

— Это же девочка! — завопила Тамара. Кронк!

Лежа на земле и подняв одну ногу в воздух, самка задрожала.

— Она его соблазняет!

— Ко мне, мой мальчик!

— Я знаю, пупсик, ты хочешь меня!

С неспешной уверенностью и чувством собственного достоинства самец пристроился к самке: передние лапы по обеим сторонам ее хвоста. Затем остановился, явно сбитый с толку. Самка издала игривый звук, и он сделал шаг назад, потом опять вперед, пытаясь занять необходимую позицию. Ничего не получилось. Наконец с третьей попытки самец сумел совместить тела нужным образом и тяжело опустился на самку.

— Ну, парень, — прошептал Патрик, — вперед.

Солнце уже садилось, когда они наконец вернулись в лагерь и обнаружили, что команда Джамала перетащила содержимое палаток в новую хижину и натянула освободившийся брезент на рамы, соорудив, таким образом, стены. Экспедиция заспешила вверх по склону.

Внутри дом выглядел невероятно уютно. Конечно, их фонари, даже при наличии солнечных батарей, не проживут долго. Тем более приятно было увидеть их свет сейчас. «Зажигай свой фонарь, пока можешь», — подумал Лейстер.

— Снимайте обувь! — весело закричала Кати. — Ставьте ее вон там, у двери!

Внутри смешивались ароматы трав, которые целыми охапками рассыпали по полу, и черепахового супа, сваренного в чайнике снаружи, во дворе. Лейстер и остальные вошли и сели.

— Приветствую вас, бесстрашные охотники на динозавров! — провозгласил Чак. — Вы как раз к ужину! Входите же, садитесь и поведайте все о своих подвигах.

Пока Чак доставал миски, а Кати разливала суп, Патрик пустил по кругу фотоаппарат с лучшими сегодняшними кадрами.

— А чем занимаются эти двое? — озадаченно спросила Джиллиан, рассматривая фотографию трицератопсов.

— Именно тем, о чем ты подумала, — ответил Патрик.

— Ну и ну! — Джиллиан погрозила ему пальцем. — Что за озорные фотки?

— Динопорно! Ух, как бы это продавалось! — чуть не зарыдал Джамал.

— И ты думаешь, был бы спрос? — удивился Чак. — Не представляю, кто бы мог польститься и зачем?

— Ты что, смеешься? Это секс, это забавно и это то, чего никто никогда не видел! Да на одних календарях…

Все грохнули. Джамал вспыхнул, но пробормотал упрямо, не поднимая глаз:

— Я вам точно говорю…

За едой рассказ о событиях сегодняшнего дня продолжался.

— Значит, вы потеряли ружье, — неодобрительно заметил Мэтью, когда участники похода поведали о том, как трицератопсы, закончив заниматься любовью, заметили людей и ринулись на них.

— Я растерялась от неожиданности, — объяснила Лай-Цзу. — Точнее, мы все растерялись. Но, черт побери, это неудивительно: в тренировочном лагере нас учили, что выстрел из ружья отпугнет любую живность. Естественно, выстрелив, я меньше всего ожидала, что зверь кинется на меня. А он понесся прямо на нас, и мы все бросились наутек. Если бы он был хоть чуть-чуть быстрее, я бы здесь не сидела.

Она потрясла головой.

— С этим другом что-то не в порядке.

— Вы бы хоть потом вернулись, поискали.

— Так мы и вернулись! Но они перемесили всю землю так, что все оказалось бесполезно — как искать иголку в стоге сена.

— Я бы лучше потерял все четыре ружья, чем один-единственный армейский нож, — заявил Джамал. Он повернулся к Лейстеру. — И все же этот парень не должен был так себя вести. Наш инструктор рассказывал, что он десятки раз отпугивал трицератопсов выстрелом из ружья. Почему же этот не убежал?

Лейстер пожал плечами.

— Когда я учился, доктор Шимура не уставал повторять: «Организм всегда прав». Живые существа не всегда ведут себя так, как мы от них ожидаем. Иногда песчаные блохи атакуют медуз, а минога набрасывается на акулу. Когда такое случается, ваша задача — хорошенько все записать и надеяться, что когда-нибудь ваши записи обретут смысл.

Проходили часы, а они все сидели и тихо беседовали. Этого так давно не случалось, и каждый хотел, чтобы мирные часы длились как можно дольше. Было очень приятно снова стать друзьями.

— Эй, смотрите, что у меня есть, — сказал Чак. Он нырнул в темный угол и выкатил на середину комнаты череп молодого трицератопса. — Его уже выбелило солнцем, когда я на него наткнулся. Знали бы вы, каких трудов стоило притащить его сюда.

— Зачем, ради всего святого, он тебе понадобился? — спросила Тамара.

Чак пожал плечами.

— Я всегда хотел такой. Теперь он у меня есть.

Он поднял череп вверх и, держа перед собой, покрутил им из стороны в сторону, подражая движениям трицератопса, зазывающего подружку.

— Как он там говорил?

— Кронк!

— Нет, больше похоже на «гронк»! И немножко тянул, там где «он-н-нк»!

Чак, с самого начала взявший на себя роль экспедиционного шута, запел: «Дорогая, когда ты рядом…»

— … я весь горю от любви… — подхватила Кати.

Чак замолчал, но Кати продолжала петь, и один за другим остальные подхватили старую романтическую балладу. Затем они исполнили парочку других, не менее сентиментальных.

Когда репертуар иссяк, Чак, сидящий на корточках за своим трофеем, застучал по нему ладонями, как по барабану. Чистым высоким фальцетом он запел:

В зое — в зое, в мезозое

Мы посеяли ружье!..

… А кругом ужасно злое