— Как это в чем? — кажется, даже слегка растерялась от такого вопроса девушка. — Это… Это же…

— Это всего лишь встреча с наследником престола, — решил я закончить за нее фразу. — Даже не с Императором! Ну, прикольно, наверное, затусить с птицей столь высокого полета, но рвать ради этого жо… жилы? — вовремя поправился я.

— Затусить? — хмыкнула Морозова. — Это от выражения «тасовать колоду»?

— Э… — нахмурился я, соображая. — Без понятия, — вынужден был признать через пару секунд. — У нас это значит что-то типа «встретиться, провести время».

— Аналогия с картами даже лучше, — заявила Надя. — Только тасовать будешь не ты — тасовать станут тебя. Но сначала добавят в колоду — в этом-то и весь смысл. Видишь ли, аудиенция у Цесаревича — это не просто разовая престижная встреча. Это распахнутая настежь дверь к небывалым высотам! Все, кто удостаиваются такой аудиенции, заносятся в специальный реестр. С этого момента они входят в личный кадровый резерв наследника престола. В каком-то смысле, это даже лучше, чем заручиться благосклонностью самого Императора!

— Да ладно, — мотнул я головой. — Император-то должен быть круче, по идее…

Этот выскочивший из меня жаргонизм девушку уже не смутил — видно, поняла из контекста. Но обыграла его Морозова снова по-своему:

— Император круче, а в крутой подъем и идти труднее. Его Величество лично занимается назначениями только на высшие посты в государстве. Да и недосуг Императору следить за судьбой каждого попавшегося ему на глаза кадета. Другое дело — Цесаревич. Наследник престола печется обо всех своих протеже — на их пути с самого низа служебной лестницы. Собственно, внизу те и не задерживаются, сразу же прыгая через несколько ступеней. Так, выпускник Федоровской кадетки, если его имя значится в реестре у Цесаревича, не отправится служить в обычный полк, как все прочие его однокашники — получит распределение в гвардию. Ну и дальше его карьера быстро пойдет по нарастающей — если, конечно, он не окажется совсем уж никчемным, но такие на аудиенцию и не попадают. Вот так вот.

— Понятно… — протянул я. — То есть таким образом наследник как бы готовит себе опору для будущего царствования. Отбирает талантливых людей, которые будут обязаны своим продвижением ему лично…

— Ну, прямо об этом говорить не принято, — усмехнулась Надя. — Но общий смысл приблизительно таков, да. Император, разумеется, держит руку на пульсе и не позволит балансу пошатнуться раньше времени — а то были в истории случаи… — девушка внезапно скривилась, будто невзначай укусила лимон. — Теперь в верхах есть специальная система сдержек и противовесов, — проговорила она затем. — Да и нам-то какая разница, что за цели преследует Цесаревич? В силу положения наследника, они заведомо благие — пока сам Император не решит иначе. А иного судьи, кроме Императора, над Цесаревичем нет. Нам же важно, какие возможности открываются перед нами. А они… Они воистину безграничные! — воодушевленно заявила Морозова.

— Не обобщай, — вздохнул я. — Не перед нами, а перед тобой. У тебя-то, конечно, все шансы попасть в призовую тройку. А вот у меня… — я лишь развел руками. — Тройка последних, прошедших по конкурсу, стала бы волшебным вариантом! Только вот волшебство — это пока как-то не про меня…

— Уверена, тебя вот-вот прорвет, — резко подсдувшись по части энтузиазма в голосе, проговорила Надя. — В мане у тебя грандиозный потенциал, да и силу ты успел подкачать — осталось с техникой разобраться…

— Когда это я, по-твоему, успел подкачать силу? — не понял я.

— Когда развоплотил тех трех минотавроидов, когда же еще?

— Так я же их это… не магией укокошил… — третьего монстра, того, что проткнул рогом Сергея Казимировича, я выпилил, как и первого — платиновым корешком книги.

— Магия — это не только скрещенные пальцы, — менторским тоном заявила моя собеседница. — Каждый уничтоженный тобой дух увеличивает твою силу. Минимум на несколько ньютонов. А за матерого минотавроида и целую дюжину можно словить!

— Это сколько ж тогда тебе силы привалило после давешнего прорыва… — машинально пробормотал я.

— Чем дальше, тем менее ощутим прогресс, — вздохнула девушка. — И тем больше нужно наработать, чтобы подняться на новый уровень. По силе я все еще «четверка» — Стольник. Хотя по мане и Боярыня.

— Боярыня Морозова, — хмыкнул я.

— Что тут смешного?

— Ничего, — поспешил заверить я собеседницу.

— В общем, тогда так… — решила подытожить Надя. — Завтра с утра подаем документы в корпус. Дольше тянуть нельзя — послезавтра собирается губернское дворянское собрание, на него граф Воронцов может вынести вопрос о нашем опекунстве. Но, если к этому моменту мы уже будем считаться абитуриентами, принятие решения отложат до завершения вступительных испытаний. А мы тем временем… С полудня, как только сдадим документы, мы с тобой сразу засядем за магию. Провалиться на экзаменах тебе нельзя — значит, этого не будет. В тройку, не в тройку, но на проходной балл ты выйти обязан. И выйдешь. Debes ergo potes[1], как любил повторять Сергей Казимирович, — при произнесении имени покойного князя ее голос дрогнул, но тут же снова зазвучал твердо. — Должен — значит сможешь!

— Потес-шмотес… — тихо пробормотал я в сторону — так, чтобы Морозова не услышала. — Твоими бы устами, да мед пить…

— Князь Зотов-Огинский, чтоб тебя! — прошипел я, оказавшись наконец один в своей спальне. — Боярин он, блин, по мане… А по фене — лох! — сложив из пальцев фигу, я попытался ударить магией в штору на окне — та ожидаемо не дрогнула. — В кадетский корпус он собрался поступать, кретин! Да еще самому Романову зачем-то похвастался! Можно подумать, кто-то за язык тянул!

«Вино — дело такое, — возник внезапно у меня в голове насмешливый голос. — Языки развязывает — только в путь. А если над ним еще и предварительно поколдовать…»

— В смысле — поколдовать? — на автомате спросил я. И тут же дернулся: — Кто здесь?!!

«Кто, кто… Дед Пихто! Много у вас знакомых духов, сударь?»

— Э… Вася? — нахмурился я. Ну, по крайней мере это еще не шиза на почве магической импотенции. — В смысле, Василий Алибабаич?

«Насчет Алибабаича — сие Сергей Казимирович шутить изволили, — буркнул дух. — В Поднебесной, где я впервые вышел из астрала, меня назвали Фу-Хао, что в переводе будет «царственный». Имя Василий означает приблизительно то же самое — вот князь и перекрестил меня на русский манер. А Алибабаич… Семейная легенда Огинских гласит, что привез меня в Польшу из Китая персидский торговец по прозванию Али-Баба. Но сие неправда…»

— В Польшу? — машинально переспросил я.

«В то время она еще не входила в состав Империи. А Огинские же изначально — польский княжеский род, даром что Рюриковичи…»

— Все это, конечно, очень познавательно, — бросил я. — Но что вы, Василий, снова делаете у меня в голове?

«Осмелюсь заметить — отнюдь не в голове. Выражаясь образно, я бы сказал — в сердце, а говоря тривиально…»

— Ага, только гигантского паука мне в сердце для полного счастья и не хватает! — каким-то образом сумев перебить этот внутренний голос, фыркнул я.

«Ну да, конечно… — обиженно выдал на это Василий. — Куда нам, с мохнатыми лапками, пусть даже и золотыми — в сердце самого молодого князя Огинского-Зотова! Там все место под боярыню Морозову зарезервировано! Ну и отдельный темный уголочек для молодой графини Воронцовой выделен!»

— Что за бред?! — совершенно искренне возмутился я. — Надя… Надежда Александровна мне как сестра! А уж насчет заразы Миланы… — просто-таки задохнулся я от возмущения.

«Видали мы таких сестер! А от ненависти до любви — миллимерлина маны не залить! Сие уже к вопросу о госпоже Воронцовой.»

— Чушь! — сердито отрезал я.

«Чушь — это подавать документы в Федоровский кадетский корпус, когда магией не можешь даже комара прибить. А то, о чем толкую я — всего лишь любовная чепуха. С каждым может случиться. Не из нашего брата конечно, но среди людишек — завсегда!»