- Они собираются сделать не то, что ты подумал.

  Кирсан оглянулся снова как раз тот момент, когда трое странных монахов бросились вперед, в самую гущу шагающих мертвецов, сбив нескольких с ног. В следующий момент вся толпа набросилась на них, похоронив под грудой разлагающихся тел. Послышались душераздирающие крики боли. Немка подавленно всхлипнула.

  - Шире шаг! - прикрикнул Макс, - мертвяки не будут заняты вечно!

  - Пресвятой боже, - выдохнул Кирсан, - какого хрена тут происходит?! Они сами ломанулись прямо в толпу!

  - Страдальцы. Самая распространенная тут религия, если можно так это назвать... Они верят, что каждому отмерено определенное количество страданий в наказание за грехи, и смысла оттягивать неизбежное нет. Чем быстрее изопьешь свою чашу до дна, отмучишься, сколько положено, тем быстрее станешь свободен...- немец остановился, оглянулся назад, где уже стихли звуки борьбы и крики, и в его глазах вновь появились бесконечные тоска и отчаяние: - завидую им. У них хотя бы осталась вера. Они коротают вечность в страданиях, куда больших, чем другие, но с надеждой в сердце...

  Они поспешили дальше, пытаясь использовать фору во времени, которую дали им страдальцы, по максимуму, и Кирсана все время мучила мысль, что вокруг него происходит что-то страшное, зловещее, и к тому же совершенно не поддающееся логическому толкованию. Он думал так минут сорок, пока приближался к центру города.

  - Долго еще?

  - Нет. Минуем центр, и там лес уже близко. Город не круглый, скорее полукруг. Дойдем до убербашен - останется всего пара километров.

  - Убербашни?

  - Да, башни, самые высокие, которые только могут быть. Выше, чем я мог бы себе представить, если бы не увидел сам. А вот и они, кстати.

  Кирсан посмотрел туда, куда указал Вогель, и ему внезапно стало дурно. Город надежно укрыт туманом, но два сверхвысотных здания вырывались из него и уходили ввысь. В нескольких километрах от затерянной в разрушенном городе группы возвышались башни-близнецы всемирного торгового центра. Целые.

  Точнее, не совсем целые: в нескольких местах зияли проломы стен, из которых торчали хвосты самолетов. Разбившийся не так давно МиГ выделялся из их числа дымком, который все еще сочился.

  Бред, бред, бред! Не может такого быть, твердил голос разуме в черепной коробке Кирсана, просто не может! Нью-Йорк? Невозможно, он стоит на побережье, болот там нет. В то же время другой голос, вкрадчивый и тихий, нашептывал, что если болота появиться могут, то океан исчезнуть - никак. И потом... Нью-Йорк - город небоскребов. Но этот уходящий в прах городок - ну так, областной центр от силы. И в нем происходят и другие вещи, невозможные, но все равно реальные.

  Хуже всего, что правды у немца, если он немец, не выпытать: Макс наверняка рехнулся, как и те несчастные. И сам Кирсан тоже вскоре рехнется, если не найдет разгадку тому кошмару, в котором оказался. Вопрос только в том, как найти хотя бы кого-то, кто знает правду и при этом остался в своем уме.

  Они пересекли центр и внезапно встретились с парой мертвецов, женщиной и девочкой лет двенадцати, вышедших наперерез. Обогнуть кадавров не составило труда, но зомби вновь напомнили Кирсану о его сомнениях.

  - Макс, - позвал он, - так ты говоришь, что мертвые здесь преследуют тех, кто их убил?

  - Да. Это одна из общераспространенных кар.

  - Послушай, где логика? Мы попадаем в ад, если верить тебе на слово, живыми. А наши жертвы - в виде разлагающихся трупов. Где, мать ее, логика? Где разум?

  - На самом деле, это всего лишь подделки. Дубликаты. Плохие люди попадают в ад, хорошие - куда-то еще. Когда ты убиваешь того, кто недостоин рая, то можешь встретить его снова здесь, чтобы сводить с ним счеты до конца времен и тем самым выполнять предназначение ада. А вместо тех твоих жертв, которые не заслужили кары, тебя преследуют их копии, безжизненные, бездушные и безмозглые. Вон та девочка, - кивнул он через плечо, - наверняка ничем не заслужила заключения в аду.

  - А ты уверен, что это точно именно мои мертвецы, а не твои или ее? - кивнул разведчик на свою подопечную.

  - Остановимся и посмотрим, на кого они набросятся?

  - Это еще ничего не доказывает.

  - Посмотри на ее ранец. В мое время таких не было.

  Кирсан остановился и оглянулся на мертвецов, приближающихся деревянной походкой, отпустил руку немки, перехватил винтовку половчее.

  - Подсоби-ка мне чуток... Убери даму... Хочу разобраться кое-в-чем.

  Вогель пожал плечами:

  - Яволь.

  Когда зомби оказались на расстоянии удара, он точным ударом отсек зомбячке голову, и тело грузно шлепнулось в пыль. Кирсан шагнул навстречу девочке, примериваясь для удара, но что-то внутри удержало его руку. Он вытянул винтовку вперед и сильно, но плавно толкнул ее прикладом. Маленькая зомбячка шлепнулась на свой ранец, перевернулась на живот, чтобы подвести под себя руки с отваливающейся от костей плотью и встать, но в этот момент Кирсан придавил ее к асфальту, наступив на ранец ногой, и внимательно рассмотрел то, что находилось под его ботинком.

  Да, тысяча проклятий, да. Когда-то это был цветастый школьный ранец со множеством карманов на молниях и изображением смешного пони. Таких ранцев не то что в сорок четвертом - даже в детстве Кирсана еще не было. Совершенно очевидно, что девочка не могла быть жертвой ни эсэсовца, ни кригсхельфериннен. Временная нестыковка в пятьдесят, а то и семьдесят лет.

  Он сделал знак Вогелю двигать дальше, схватил немку за руку и повел за собой.

  - Послушай, Макс, этого всего не может быть! - крикнул он на бегу, тяжело дыша. - Это ошибка! Все, что ты рассказал, разбивается об единственный факт: я не убивал всех этих людей, что гонятся за мной! Я клянусь богом, библией, честью, памятью моей матери - всем, чем угодно - я не убивал их! Я не мог этого сделать! Женщины, дети... как бы я смог?! Ты, эсэсовец, не поймешь, но я не мог такого сотворить! Просто не способен!!

  Немец остановился, дождался, пока Кирсан поравняется, и встретился с ним глазами.

  - Я верю тебе, - сказал он негромко, - точнее, верю, что ты говоришь то, что считаешь правдой. Я видел, ты даже это мертвое тельце ударить не смог, но... Видишь ли, есть еще один момент. Ты говорил, что тебе снится, как ты врезаешься в бульдозер... Вспомни, ты сам каким был в этот момент? Твои руки на руле, или, может быть, твое лицо в зеркале обзора... Какие они были? Как сейчас или... старше?

  - К чему ты клонишь, я не понимаю!

  - Мы попадаем сюда не обязательно такими, какими умерли. Знаешь, кого я встретил тут однажды? Фюрера. Только я узнал его лишь после того, как он представился. Понимаешь... ему было двадцать два года.

  - Это как? - насторожился Кирсан.

  - Вот так. Ему было двадцать два, и он искренне недоумевал, почему предыдущий встреченный им человек зарядил в лицо молодому художнику, как только тот, следуя хорошим манерам, представился.

  - И... что ты ему сказал?

  - А что я мог ему сказать? Адольф, ты мой фюрер, по чьему приказу я, твой верный солдат без сомнения и упрека, лично расстрелял и сжег несколько сотен несчастных из миллионов, умерщвленных согласно твоей воле? Или я должен был забить его до смерти за то, что, будучи им обманут, натворил чудовищных вещей и попал в ад?

  - Хм... Второй вариант звучит довольно-таки логично и справедливо.

  Лицо Макса исказила гримаса гнева, да так, что немка поежилась, и разведчик почувствовал, как задрожала ее ладошка.

  - А, ну тогда тебе прямая дорога в когорту божьих палачей, слепых и бездумных ублюдков, - процедил Вогель.

  - Это говорит эсэсовец из айнзатц-команды?

  - Именно! Будь чужим орудием, а с меня хватит, я им уже был, слепым и безмозглым. Пусть слишком поздно, но я прозрел и все понял. Я заслужил все, что мне уготовано, от начала и до конца - но теперь я жертва, палачом я уже был и больше не буду. Во всем должен быть баланс. Вот это - справедливо. А вымещать злобу за свою умственную слепоту и душевную глухоту на том, кто все равно не поймет, за что - уволь. И без меня найдется, кому заставить его страдать. Так что... Посоветовал я ему состричь усы и никогда не называться своим именем, вот и все. Но, подозреваю, что мой совет мало чем поможет: фюрер, скорее всего, не помнящий.