- Что такое фактория?

  - Место, где превращается и складируется еда. Такое название тут в обиходе.

  - Вроде того коровника, где мы с тобой сидели, - пояснил Макс.

  Кирсан понимающе кивнул:

  - И теперь ты собрал банду и обложил налогами всех остальных?

  Святой сменил позу и поправил очки на носу.

  - Нет. Ты изначально не понял смысл нашей лиги. Мы в некотором роде военная организация, но это второстепенно. Та фройляйн - она же немка, да? Так вот, Кир, ты видел ее глаза? Смотрел в них? Она мертва. Мы все тут в известной степени мертвы - но у нее умерла душа. Уснула. Такие же глаза у хищника в зоопарке. Он еще помнит свободу саванны, охотничий азарт преследования добычи и адреналин схватки за самку. Но потом его сажают в клетку, где можно только есть и спать. Есть и спать. Есть и спать. Иногда спариться, если привезут самку на случку. И все. И тогда его душа просто... умирает. Ты когда-нибудь смотрел в глаза тигру, который родился на свободе и попал в клетку взрослым? У него такие же глаза. И, может быть, и твои глаза станут, как у тигра или спасенной тобой фройляйн.

  - К чему ты клонишь?

  - Я не выношу общества таких людей. Да, я в аду. Но, если вдуматься, мне тут самое место. Здесь я получил все то, чего не имел при жизни. Здесь я, не побоюсь этого слова, живу так, как хотел бы жить. Здесь я стал авторитетным человеком, а не жалким винтиком многомиллиардного механизма. Здесь со мной считаются, потому что я могу любого заставить считаться со мной. Война, приключения, авантюры - все то, чего нет в мире живых. И здесь я не могу проиграть. Каждый проигрыш - всего лишь пауза перед новым раундом. Одно меня терзает - я столько книг уже сочинил в уме... Хотел бы ненадолго вернуться в мир живых и все это написать... И от пачки 'виагры', если что, тоже не отказался бы. Но увы. А лига... я собрал вокруг себя людей, в той или иной мере смирившихся с тем, кто мы все есть и где находимся. Таких, чья душа не в спячке. Кто пытается тут как-то дальше жить, но не превращается в растение. Вот и все. Наша военизированность - она нужна ровно настолько, чтобы оградить наши собственные интересы и обеспечить хоть каким-то развлечением.

  - Тогда почему название такое?

  - А как еще назвать ее? Лига Героев? Так героев тут нету. Лига негодяев в краю негодяев.

  Кирсан обдумал сказанное.

  - А ты сам что натворил при жизни? - спросил чуть погодя.

  Игнат достал из кармана плитку шоколада и зашелестел оберткой.

  - Как тебе сказать... Если пользоваться общепринятой терминологией, то я - серийный убийца. Одиннадцать жертв. Но сам я себя таковым не считаю - серий не было. Были отдельные люди, которых проще убить, чем терпеть их существование рядом с собой. Началось с соседа-грузина, по вечерам врубавшего музыку так, что было мне слышно через этаж, а уж как было тем, кто выше, ниже и рядом - страшно подумать. Короче, я решил, что такому эгоисту нет места среди людей. Достал.

  Потом был сосед-блатарь, купивший квартиру меломана. Парковался у меня под окном и мешал спать по ночам завыванием сигнализации. Я ему на лобовое стекло кирпич уронил с балкона - думал, человек поймет, что не прав. Не понял. А убийство - это как секс. После первого раза все становится проще. Блатарь весь подъезд стращал братками и расправой за разбитое стекло - тут терпение мое и лопнуло. Не помогли ему братки, короче говоря. Потом один жилец, испугавшись, что в доме люди мрут, уехал, квартиру стал сдавать студентам-арабам. А те попались не то чтоб очень приятные личности. Я одному как-то намекнул, что он тут в гостях и свысока ни на кого смотреть не вправе, не говоря уже гяуром кого-то называть. Он дружкам рассказал. Смеялись. Не восприняли очкастого гяура всерьез. А зря, хотя понять этого никто из них не успел.

  Дальше - охранник в супермаркете, принявший меня за вора, и начальник охраны, не посчитавший нужным даже извиняться. Был суд, судивший нечестно, и юрист супермаркета, сделавший меня едва ли не профессиональным вором сникерсов, который якобы умудрился утаить украденное даже при обыске нарядом полиции... Не получил я, словом, компенсации за моральный ущерб - хочешь что-то сделать, сделай сам. Разобрался со всеми троими: начальник, юрист магазинный и судья. Они слуги народа, в конце концов, а я - народ, негоже собаке на хозяина лаять. Под конец дописал в список владельца супермаркета, которому перед смертью детально разъяснил, что клиент всегда прав, даже если приходит к нему домой с топором.

  А потом наш дом, из которого начали съезжать люди - шутка ли, пять трупов, дом проклят - присмотрела себе ресторанная компания. Решили, паторочи, замутить на первом этаже ресторацию. Большинство жильцов продало им квартиры, одна чета пенсионеров съезжать отказалась. Начали их прессовать... Я и вступился, тем более что ресторан в жилом доме - беда для жильцов. Грохнул вначале директора, потом второго директора, а потом сообразил, что рубить надо под корень, и отправил к праотцам обоих владельцев. Вот и все.

  - И что дальше?

  - В смысле - дальше?

  - Тебя самого сюда кто отправил?

  Святой приспустил очки, глядя на Ладынцева поверх них с подчеркнутым удивлением:

  - Кого, меня-то? Шутить изволите, сударь? Да никто. Полез электропроводку чинить - и привет.

  - Ты убил одиннадцать человек, и тебя не поймали? - удивился Кирсан.

  Тот только фыркнул:

  - Каким, нахрен, образом меня должны были поймать? Меня даже не заподозрили. Вот смотрите, относительно известный писатель, очкарик и толстяк, типичный книжный червь, интеллигент и джентльмен. Можно ли представить его наносящим члену преступной группировки сорок семь ударов монтировкой? Меломан свалился с балкона, арабы-студенты отравились газом, шефа службы безопасности сбила машина, юрист упал на рельсы метро. Директора супермаркета убила братва, рестораторы умерли при криминальных разборках, владельцы рестораторов - жестоко убиты по неизвестным мотивам. Судью вывезли в лес и содрали кожу - разве мог такое сотворить толстяк в очках, интеллигент и джентльмен?

  - Чего?! - не поверил своим ушам Кирсан.

  - Ты про сдирание кожи? Так это не моя идея. У персов судьи не брали взяток, потому что судили, сидя в кресле, обитом кожей своего предшественника-взяточника. Я всецело за возвращение подобной практики, но понять меня сможет лишь тот, кто сам становился жертвой продажного судьи.

  - Да ты и правда садист. Притом чудовищный.

  - Это не моя вина, - ухмыльнулся Святой, - я родился таким. Мне нравилось мучить котят и щенков... Но я от природы был также и очень добрым. Жалко было зверушек - сдерживал себя. Боролся со своим отклонением изо всех сил. Мне нравился садизм в постели... Жалко было свою девушку. Я выкрутился, нашел любительницу БДСМ. И мне хорошо, и ей. Думал - справлюсь с психозом. Но так уж вышло, что жизнь меня столкнула лицом к лицу с людьми, для которых жалости я найти не сумел. А, ладно, кого я обманываю? Не захотел для них искать в себе жалость. Не раскаиваюсь ни в чем. Хорошее дело - это хорошее дело. Убийство плохого человека - это множество хороших дел, ибо я предотвратил все плохое, что они могли бы сделать. За мной ходят всего три мертвеца - меломан и два араба. Знаешь, что это значит? Остальные восемь жертв - где-то здесь же, в аду. Убийство сволочи - подвиг.

  - Господь, видимо, считает иначе - да и не только он. Ведь ты же больной псих!

  Игнат искренне засмеялся, Макс, помешивая макароны в котелке, его в этом поддержал.

  - Вот что, дружище, - сказал, наконец, Святой, - мне глубоко насрать, что ты обо мне думаешь. Я может и больной, но за мной ходят три мертвеца. За тобой, вроде бы психически здоровым - полсотни. И кто тут чудовище? Ты один хуже, чем полтора десятка психов вроде меня, так что чья бы корова мычала. Усек?

  Кирсан криво улыбнулся:

  - Количество мертвецов ни о чем не говорит. Я убил троих - за мной ходит полсотни. Макс вот сотни истребил, если не врет - за ним ни одного.