1 января 1995-го был получен приказ замаскировать объект: «Изобразите что-нибудь вроде лика Шивы, чтобы не догадались, что здесь на самом деле», теня выбрали арг-директором приема, пичью завезли огромные пенопластовые панели, и, укрывая оборудование, мы сажали их на клей.

Но ведь цистерн было много, да еще такого размера. Как их можно спрятать?

Для начала отгородили ту часть здания, где было оборудование. На стенку прилепили вырезанного из пенопласта Шиву. Остальное обили досками, приладили ступеньки, устроили алтари. Второй этаж замаскировали так: расставили перегородки – получилось что-то вроде лабиринта. Знаете, фотовыставки так оформляют. Сверху сказали: делайте, чтобы стало незаметно. Вот мы и делали. Месяц промучились. В основном работали ребята из строительной бригады Киёхидэ Хаякавы77. Электричеством заведовал Ясуо Хаяси78. А я был по художественной части. Рисовал лицо Шивы и прочее. Вышло, конечно, ужасно.

«Ну кто на это купится? Любому же видно, что это такое», – думал я. К нам заглянул Хироми Симада79, посмотрел и сказал: «Прямо храм какой-то». Короче, полная ерунда. Но все предпочитали держать язык за зубами – боялись Хаякаву.

20 марта, когда в метро распылили зарин, меня в бригаде сварщиков не было. Я поехал в «Сэйрю сёдзя» помогать Кадзуми Ватанабэ. Он считался вторым человеком в Министерстве науки и техники. Мне поручили проверять детали и запчасти. Там я и услышал о случившемся. У меня мысли не было, что «Аум» может быть причастен к этому. Из того, что я слышал, можно было предположить, что братство взялось бы за оружие, если бы напали масоны или, скажем, американцы, но убивать людей просто так, без разбора… Нереально. Это же настоящий терроризм.

Однако через два дня в Камикуисики ворвалась полиция. Услышав, что там собралось почти две с половиной тысячи полицейских, я понял: дело серьезное. В «Сэйрю сёдзя» в тот день они почему-то не явились. Мы собрали все чертежи, схемы, планы, которые могли показаться подозрительными, и сожгли. В костер полетели книги и другая литература об оружии из кабинета Мураи. Нашли и пуленепробиваемые жилеты, их порезали на куски. В «Сэйрю сёдзя» нагрянули как раз после того, как застрелили Кунимацу80.

Подозрения, что в токийском метро поработали «аумовцы», появились, когда я своими глазами увидел машину, вроде бы для распыления зарина. Это было в апреле, если не ошибаюсь. До рейда полиции или после – точно не помню. По-моему, после.

Где вы ее видели?

В «Сэйрю сёдзя». Здоровый грузовик с трубой. Я был в шоке – если бы полиция до него добралась, нам всем мало бы не показалось. Хорошо наверху вовремя спохватились и приказали демонтировать этот агрегат. Взялись вдесятером и разобрали его на части.

После полицейского рейда делать в «Сэйрю сёдзя» стало нечего, и все пятьдесят человек, которые там находились, уехали в Токио распространять листовки. Я же перебрался в Сатиам № 5, где устроили переплетную мастерскую. Помогал там и заодно под контролем Тацуко Мураока81 рисовал комиксы, карикатуры на полицию, арестовывающую людей. Как раз в это время зарезали Мураи. Я был поражен, услышав эту новость, но в то же время мне как-то стало легче. Очень трудно передать мои ощущения. Как сказать?.. Мне показалось, что «Аум» пришел конец. Вообще это непередаваемо. Я впал в какой-то ступор. Думал: «Все! С меня хватит», хотя толком не понимал своего состояния. Но порвать тогда с «Аум» духу не хватило – мне казалось, лучше попытаться просто раствориться в пространстве. И потом у меня были свои представления о собственном достоинстве – я считал, что человеку, ставшему «мастером», сбежать не позволяет гордость. Короче, все перепуталось, но все-таки желание соскочить с поезда я в себе подавил.

Уважения к Сёко Асахаре у меня порядком поубавилось. Что ни говори, у него один прокол следовал за другим. Предсказания его не сбывались.

Ни те, что он сделал на Исигакидзиме82, ни в отношении кометы Остина83. Самана уже в открытую говорили, что «у Учителя большие проблемы с провидческим даром».

Мураи лишь тупо выполнял, что бы ему ни говорили сверху, отвечая на любой приказ почтительным «будет исполнено». Глядя на это, я все глубже погружался в сомнения. Пошел ропот и среди людей, стоявших в нашей иерархии ниже меня. Я уже с трудом выносил окружавшую нас атмосферу корысти и расчета, но никак не мог набраться смелости, чтобы уйти.

Я был шестеренкой в механизме и не представлял, чем буду заниматься, если все-таки решусь спрыгнуть с корабля. И только после смерти Мураи почувствовал, что могу вернуться к прежнему.

Мураи играл большую роль в моей жизни. Если подумать, с ним были связаны все мои перемещения. Это касается и типографии, и группы анимации. Оборудование, другие технические вопросы тоже имели к нему прямое отношение. Для меня он был символом «Аум» – следующим после Асахары. Тем не менее, узнав о его смерти, я не только не расстроился, а даже вздохнул с облегчением: «Уф-ф! Теперь-то я свободен». Нельзя, конечно, так говорить…

Но обрести свободу я не успел – меня арестовали. Кто-то мне сказал, что Икуо Хаяси и Масами Цутия84 дали показания, во всем признались и теперь надо ждать арестов среди тех, кто был приписан к Министерству науки и техники. «Ну, тогда и меня возьмут», – пошутил я, не подозревая, что ордер уже выписан. Мое имя появилось в газетах: «Разыскивается за убийство и покушение на убийство». Это было 20 мая 1995 года. Естественно, я никого не убивал, но за то, что мне предъявляли, полагалась либо смертная казнь, либо пожизненное заключение. Я был в шоке.

Что мне оставалось делать? Пуститься в бега? Бесполезно. Сверху поступил совет сдаться полиции. Я так и сделал – явился в полицейское управление префектуры Яманаси. Сначала я молчал. Три дня твердил, что отказываюсь отвечать. Но не мог же я молчать бесконечно. И хотя «Аум» грозила мне вечными муками, если я не удержу язык за зубами, веры в эти угрозы у меня уже не было. Я решил: бог с ними, с муками, и выложил следователю все подчистую.

Следователь начал давить на меня, настаивая, чтобы я признал, будто мне было известно, что в Сатиаме № 7 производили зарин. Я отказывался наотрез: «Чего не знаю, того не знаю», – но в итоге психологически сломался и подписал признание. Потом, правда, я рассказал об этом прокурору.

В конечном счете с меня сняли обвинения и выпустили на свободу. Решающую роль сыграло то, что я не присутствовал на совещании в Сатиаме № 2, когда шла речь о производстве зарина. Это меня и спасло. Хотя от полиции мне здорово досталось. Следователь запугивал меня, представляя дело так, что я был одним из тех, кто распылил зарин в подземке. В общем, я попал! В участке со мной не церемонились, хотя рук особо не распускали. Это продолжалось изо дня в день – не мудрено, что сердце стало пошаливать. По три допроса каждый день, по нескольку часов. В полиции меня продержали двадцать три дня, выжали как лимон.

Выйдя на волю, я вернулся в Саппоро. Примерно с месяц пролежал в больнице – возникли проблемы с нервами. Вдруг стало трудно дышать, я весь как-то обмяк. В голове плыл туман, было ощущение, что дыхание вообще останавливается. Врачи долго меня проверяли и пришли к выводу, что это нервный срыв.