Пожалуй, «сбежал» – это не совсем честно. Попробую выразиться точнее. По правде говоря, если бы приказал Мураи, я бы сбежал, скорее всего. Но вот вам ситуация: Ёсихиро Иноуэ со словами: «В этом твое спасение», – вручает пакет с жидким газом. Что бы я сделал? Не знаю. Скажи он: «Пойдем со мной», – и я, может быть, последовал бы за ним. Короче, это вопрос, в каких люди между собой отношениях.

Мураи был моим боссом, но держался холодно и отдаленно, глядя с высоты своего положения. Если бы приказ исходил от него, я бы сбежал. Спросил бы, конечно, зачем это нужно. Он бы сказал, что эта грязная работа необходима для братства, поэтому я должен ее выполнить. Что тогда делаю я? Соглашаюсь для вида, а перед самой операцией тихонько сматываю удочки. У меня было такое же чувство, как у Кэнъити Хиросэ (Санджа)103, который засомневался и сошел в метро с поезда. Думаю, что после долгой внутренней борьбы в конце концов я бы все-таки сбежал.

А вот Ёсихиро Иноуэ – личность привлекательная. У него очень развито чувство религиозного служения. Если бы я заметил, что он страдает, сделал бы для него все, что в моих силах. По правде сказать, тогда он оказал на меня очень большое влияние. Скажи он, что кроме нас никому не под силу выполнить это задание, я запросто мог пойти с ним. Так мне казалось.

А как быть с тем, что ваши действия могли повредить другим людям? Или они для вас находились как бы в другом измерении?

Да. Это были бы действия в другой плоскости. Логика – очень хрупкая вещь, когда дело касается мотивов, которые движут людьми. Сомневаюсь, что пятерка исполнителей, получив приказ распылить зарин, имела тогда возможность логически рассуждать, что психологически они были в состоянии сделать вывод, что приказ этот выполнять нельзя и надо остановиться. Нет, они этого не могли, запаниковали, поддались ходу событий и сделали то, что им сказали. Человек, у которого работает логическое мышление, никогда не пошел бы на такое. При крайних проявлениях гуруизма индивидуальные критерии ценностей полностью перестают существовать. В подобных ситуациях людям даже не приходит в голову, что их действия принесут многим смерть.

Не знаю, что бы со мной стало, пробудь я в секте года три. Но тогда я не мог оставаться абсолютно безразличным к тому, что меня окружало; во мне жила восприимчивость к происходящему – я, не боясь, высказывал другим свои сомнения в отношении «Аум». Но как бы сильно ты ни сопротивлялся, как бы ни пытался помешать грядущим событиям, в таких сектах процесс разрушения личности идет все равно и не зависит от твоего желания. Оказавшись в секте, человек попадает под мощный пресс, ему начинают навязывать сверху то одно, то другое, потому что ему якобы не достает преданности и смирения. Этому давлению нет конца, и дух новообращенного оказывается сломлен. Мне еще как-то удалось устоять, но многие, с кем я пришел в «Аум», сдались.

Хорошо. Но если бы Сёко Асахара лично приказал: «Такахаси, это должен сделать ты», – что бы вы сделали?

Начал бы задавать вопросы, послушал бы, что он скажет. Если бы объяснения меня убедили, согласился. В противном случае, наверное, стал бы дальше спрашивать, до устраивающего ответа. И в итоге меня бы от этого задания освободили. Мне случалось прямо высказывать Асахаре свои мысли, он говорил, что я человек откровенный. Хотя, честно сказать, ни Сёко Асахара, ни Хидэо Мураи не вызывали у меня особых чувств, потому что не открыли передо мной свою душу.

Если же говорить о Ёсихиро Иноуэ, то я сказал, что мог бы с ним пойти. Но это совсем не то же самое, что реальное действие. Хватило бы меня на то, чтобы хладнокровно проткнуть зонтиком пакет с зарином, когда люди вокруг ни о чем не подозревают? Смог бы я вот так спокойно отказаться от самого себя?

Минуточку. Вы говорили «при крайних проявлениях гуруизма». Значит, вы сами находились вне этой системы? Но сущность веры «Аум Синрикё» – это именно гуруизм. Нет ли здесь логического противоречия?

Я уже говорил, что когда нам устроили «инициацию Христа», у меня появились большие сомнения в методах, которые применяла секта. Я изложил на бумаге все, что надумал, но в «Аум» мои записи никому не были нужны. Я полностью разочаровался – из-за пропасти, разделяющей учеников и Учителя.

Что же тогда вас удерживало в «Аум Синрикё»? Был Сёко Асахара, было учение, были друзья. Какой элемент из трех?

У меня в «Аум» почти ничего не осталось. От сомнений в отношении секты и Учителя было не уйти. В своей вере я сделал ставку на встречи и разговоры с Ёсихиро Иноуэ. Можно сказать, это единственное, что еще связывало меня с сектой.

Мне было одиноко, я чувствовал себя в изоляции. В Министерстве науки и техники меня заставили составлять астрологические прогнозы, а к этому у меня не было ни малейшего интереса. Я человек науки, до аспирантуры дошел. А тут предсказание судьбы. Точные научные данные о движении небесных тел и такое сомнительное дело. Противно было этим заниматься. «Аум» имела пунктик – развитие сверхъестественных способностей. Если честно, я никогда не понимал людей, стремящихся к этому. По-моему, это ненормально.

Почему же я оставался в секте, которая не могла развеять моих сомнений? С которой меня почти ничто не связывало? Дело в том, что ничего другого у меня не было. Я все бросил. Уходя в секту, сжег все альбомы с фотографиями. Дневники сжег. Порвал со своей девушкой. Бросил все.

Но вам же только двадцать исполнилось. Еще можно было все начать сначала. Извините, что так говорю, но в таком возрасте терять особенно нечего.

Да уж действительно… (Смеется.) Но вы знаете, мне кажется, я довольно упрямый. У «аумовцев» это общая черта. Такая упертая обреченная настойчивость в движении своим путем. Но эта сосредоточенность давала чувство полноты, совершенства. И секта хорошо умела этим пользоваться. Наполненности добавляли духовные практики и выработавшаяся привычка к диете. Эти ощущения питали «Аум». Вот почему у нас был такой интенсивный режим. Чем тяжелее, тем сильнее чувство, что ты выполнил поставленную задачу, чего-то добился.

Став послушником, я настроился на разрыв с окружающим миром, у меня возникла какая-то эйфория от этого. Но при этом я не был уверен наверняка, что принял послушничество по своей воле. Потом был этот случай в токийском метро, я сразу опомнился – как проснулся – и ушел из секты. Все, что казалось мне таинственным и загадочным, оказалось иллюзией и развеялось без следа. Будто спишь себе спокойно, вдруг слышишь: «Пожар!» – и вот ты уже в чем есть оказываешься на улице. Я до конца жизни не забуду событий, связанных с «Аум Синрикё», не дам выветриться им из памяти. Не могу допустить, чтобы меня одолел этот мрак.

Хотелось бы вернуться к «аумовской» теории конца света. Это тот же Апокалипсис, что фигурирует в иудаизме и христианстве? Ведь идея конца, который наступит с окончанием тысячелетия, родилась на Западе, и Нострадамус к буддизму никакого отношения не имеет.

Думаю, что Армагеддон «Аум Синрикё», несмотря на всю специфику, проиграл христианской идее Апокалипсиса. Уступил ей или был поглощен ею. Поэтому объяснить «деяния» секты так просто, лишь с точки зрения основ «Аум» – буддизма, тибетских эзотерических практик, не получится.

Раньше, вспоминая Нострадамуса, я говорил, что ощущение конца света свойственно не только лично мне. Христианин или не христианин – во всех нас обязательно есть этот апокалиптический уклон.

Сказать по правде, я не очень понимаю, что вы называете «ощущением конца света». Но мне кажется, если в этом есть какой-то смысл, то он состоит в том, как вы дробите это самое ощущение внутри самого себя.

вернуться

103

Боевик «Аум Синрикё», принимавший непосредственное участие в террористическом акте в токийском метро; ему вынесен смертный приговор.