– Клеймо рисовать будешь? – окунув ладонь в холодную воду, уточнила я.

– Предпочитаю называть его символом Карнаэла, – встряхнув содержимое склянки, порозовевшее от моей крови, ответил «жених».

– Как скажешь, – отозвалась я, не желая спорить.

Спокойствие мужчины действовало расслабляюще. Как будто и не было никакой нервозности и взаимных нападок. Атмосфера, установившаяся вокруг, не искрила от напряжения, а, напротив, была приятной и умиротворяющей. Самое то для хорошей дружеской беседы. Или нет? Смыв кровяные следы с руки, я с некоторым удивлением отметила, что вместо ранки на пальце остался едва заметный шрам. Хм… получается, Хранители еще и с целительством знакомы. Какие разносторонние личности, аж завидно!

– Давно хотела спросить, – продолжая изучать затянувшийся порез, снова заговорила я. – А как вы Одинокое Сердце вычисляете? Не сканированием же грудной клетки, правда? Но даже если так, вряд ли внешний вид этого жизненно важного органа способен дать информацию о любовных переживаниях своего владельца.

– Любовных? – Арацельс приподнял бровь. – Это Кама тебе сказал? Неисправимый романтик. На самом деле все гораздо прозаичнее. На некоторых людях лежит отпечаток одиночества. Хранители способны его видеть благодаря определенным особенностям зрения. Одинокое Сердце – человек (или представитель другой расы), который осознанно, а может, и подсознательно, ощущает свою неприкаянность в родном мире. Таким существам проще адаптироваться в стенах Карнаэла. По законам, установленным Эрой, только из таких женщин можно выбирать Арэ.

– То есть будь я замужем и с тремя детьми, меня бы все равно забрали?

Гм… что-то вариант Камы мне больше нравился. Действительно, его версия звучала романтичней.

– Будь у тебя дети, ты вряд ли ощущала бы себя одинокой.

– Ну не знаю. Приступы одиночества бывают у всех.

– Приступы и его отпечаток – очень разные вещи. Положи сюда руку. Так… хорошо, – кивнул собеседник, когда я перебралась на пол с каменного бортика, на котором удобно устроила свое предплечье. – Не шевели ею. Нечеткий символ с ошибками в построении вряд ли сможет тебя защитить. Понятно?

– Угу.

Помешав смесь еще пару раз, он без каких-либо эмоций понюхал содержимое склянки, после чего поставил ее рядом и аккуратно закатал мне рукав. Я не возражала. Ему видней, как поступать и что где рисовать. Вот только пахла бы эта свежеприготовленная «краска» поприличней… а то мое обоняние в глубоком шоке. Еще чуть-чуть – и совсем концы откинет.

– А запах потом сам должен выветриться или его источник можно будет чем-то смыть? – покосившись на склянку, спросила я.

– Тебе не нравится? – Его искреннее удивление меня поразило.

– А тебе?

– Нормально вроде, – пожал плечами он и, откинув назад длинные пряди волос, приступил к процессу рисования. Круглый наконечник палочки мягко, но уверенно скользил по моей коже. – Если успею, согрею для тебя воду. Искупаешься.

– Хорошо бы, – отворачиваясь от источника неприятного запаха, пробормотала я.

Черт, щекотно! И дергаться нельзя – вот незадача. Стиснув пальцы другой руки, я продолжила задавать вопросы, отвлекая себя от беспокоящих ощущений. С детства боюсь щекотки.

– А можно узнать, как ты собираешься меня с этими связями-знаками домой отправлять? И вообще, каким образом я смогу отсюда уйти, если ваша богиня категорически против?

– Богиня? – Арацельс отвлекся от своего занятия и посмотрел мне в глаза.

– Ну да, Эра.

– Хм, она, конечно, сильное существо, но к богам я причислять ее не спешил бы, – криво улыбнулся он и снова продолжил выводить бело-розовой жидкостью кривые линии на моем запястье. Брр, поскорей бы закончил. Мало того что щекотно, так еще и дышать нечем. А он про эту вонь сказал «нормально». Нюх ему в детстве отшибло, что ли? – Эра – Хозяйка Карнаэла, его Дух. Они неделимы. Как тело и душа, понимаешь? Карнаэл без Эры погрузится в мертвый сон.

– А с нею, значит, он бодрствует?

– Типа того, – уклончиво ответил блондин и сосредоточил свое внимание на работе.

– Так как ты намерен отправлять меня домой?

– Завтра объясню.

– А знак не помешает?

– Я его сведу.

– Будет больно?

– Терпимо.

Кхм… Если запах смеси нормален, то что же в его понимании означает «терпимо»? Раздумывая над этим, я рассеянно скользила взглядом по интерьеру, пока не натолкнулась на лениво бредущего к нам Ринго. Наелся, видать, до отвала малыш и решил составить компанию. На фоне открытого проема его большеухая фигурка казалась совсем крошечной.

– А почему вы так боитесь ночи? – после недолгого молчания проговорила я.

– Мы, – собеседник намеренно сделал паузу, бросив на меня выразительный взгляд, – не боимся ночи. А вот тебе следует быть предельно осторожной. В это время условных суток Карнаэл сильно меняется и становится опасен для таких, как ты. Поэтому не вздумай выходить из каэры. Ешь, купайся, спи, но не суй свой нос за входную дверь. Уяснила?

– Да, – легко согласилась я, следя за зверьком.

Дойдя до порога, он стукнулся лбом о невидимую преграду (не зря, видать, мне в проходе мерещилась паутина) и теперь с обиженным видом потирал шишку. Затем скользнул вбок и скрылся за каменной стеной. Так быстро сдался? Не верю!

– Точно уяснила? – переспросил блондин, отвлекая меня от наблюдений.

– Слушай, – я ответила ему долгим взглядом. – У меня хватит мозгов, чтобы в незнакомом месте вести себя не как на прогулке в любимом парке. Буду сидеть тут, пить вино и читать твои стихи. Можешь остаться и лично проследить за моим примерным поведением. – Невинная улыбка его не впечатлила. Эх… А я так старалась, аж мышцы лица свело от усердия.

– Какое соблазнительное предложение, Арэ. – Его усмешка была и злой и грустной одновременно. Интересно: почему? – А пьяные танцы на столе будут? С песнями и стриптизом.

– Обойдешься, – фыркнула я. – Стриптиз под понятие примерного поведения не подходит. Как, впрочем, и танцы… пьяные.

– Жаль. – Он сильнее надавил на мое запястье, будто ставил финальную точку. – Тогда вынужден отказаться. У меня на эту ночь свои планы.

– А можно тогда оставить мне Ринго? С ним веселее будет… примерно себя вести.

Арацельс явно колебался с ответом.

– Ну пожа-а-алуйста, – протянула я жалобно. – Мне одной страшно.

– Ладно, – наконец сдался он. – Только следи за ним… чтоб не проказничал. Хотя он после такого сытного ужина обычно спит как убитый.

Я посмотрела на дверной проем и прыснула от смеха, когда заметила в его верхней части качающийся словно маятник хвост. Вот и «спящий» пожаловал. Полосатый объект замер, потом странно дернулся и в следующий миг с истошным визгом полетел вниз. Острые коготки животного выбивали искры на невидимой стене, загородившей проход. Арацельс резко повернул голову на звук и, увидев эффектное падение своего питомца с трехметровой высоты (зачем ушастик вообще туда забрался, неужели лазейку искал?), рыкнул что-то нечленораздельное себе под нос.

– Что это его так упорно сюда не пускает? – спросила я, когда удостоверилась в том, что горе-скалолаз жив и здоров.

Распластавшаяся у входа мохнатая кучка, обиженно покрякивая, тряхнула ушами и принялась подниматься. Оранжевые глаза выражали высшую степень страдания и были направлены на хозяина, однако тот, не проявив должного сочувствия, отвернулся.

– Магическая печать. Сломать ее можно только с той стороны, с которой она устанавливалась. Я научу тебя активировать ее. Чуть позже, – сказал блондин и, бросив палочку в склянку, добавил: – Можешь полюбоваться на свой охранный знак. Я закончил.

Ну я и полюбовалась. Так повернула руку, эдак… И что это за кракозябра такая, интерес-с-сно? Сложный узел из слегка мерцающих линий на коже. Ни смысл, ни система не прослеживаются. Во всяком случае, мне их разглядеть пока что не удалось. Но я старалась. Честно старалась. Так сильно старалась, что не сразу почувствовала, как начало щипать кожу. И только когда неприятное покалывание стало напоминать слабый ожог, обратила на него внимание. Резко вскинув голову, встретилась с пристальным взглядом прищуренных красных глаз, в которых застыло тревожное ожидание. Это еще что за сюрпризы такие?