У самцов оборотней это проходит хуже. Член не может быть твердым, пока волк не найдет свою пару, поэтому до тех пор, пока твое тело не имеет этой функции[2], вы не можете сделать ничего с этой чертовой штукой. Вот почему самцы всегда ищут свои пары. Когда ты ее находишь, твой член наконец-то впервые становится твердым. Однако в такой момент становится еще хуже, потому что ты не можешь кончить. Независимо от того, сколько бы раз я гладил свой жесткий член, ничего не выйдет.

Пока ты не овладеешь своей парой в первый раз и не найдешь освобождения внутри нее, ты можешь гладить член сколько угодно, он все равно обмякнет и ничего не произойдет. Когда ты находишь свою пару, то можешь сразу же заявить на нее права, вступив в горячку после того, как наполнишь ее своей спермой. Как только это произойдет, горячка спаривания нахлынет на вас до следующей полной луны. После этого горячка уйдет.

После того, как спаривающаяся луна спадет, ты сможешь заявить ей, что можешь трахнуть ее столько раз, сколько захочешь. Но до тех пор, это холодные души и пакеты со льдом. Женщины могут трахаться всякий раз, когда хотят, но из того, что я слышал, они не могут испытывать оргазм, так что, возможно, это так же плохо. Но я в этом сомневаюсь.

— Не возражаешь, если я спрошу, почему ты отпугиваешь всех моих клиентов? Слова Руби привлекают мое внимание к ней, но у меня нет ответа. Я хочу сказать ей, что она моя, но я не могу. Я пытаюсь придумать что-то, чтобы ответить, но мой волк слишком близко к поверхности, и все, о чем я могу мечтать, это то, как заставить ее впасть в горячку. Я не могу мыслить здраво.

— Я не связываюсь с туристами, — это полуправда, я не связываюсь ни с кем из них, и это единственное, что я могу сказать в ответ. Она смотрит на меня, и, я клянусь Богом, мой член становится тверже. Эта чертова штука не опускалась с тех пор, как три недели назад она вошла в пекарню. Почему ее поведение так сильно меня заводит, я не знаю. Обычно я действительно непринужденный парень, но что-то в ней взывает ко всем моим спящим животным инстинктам, заставляя их вырываться на поверхность.

— Гвен говорит мне, что в какой-то момент ты прекратишь это. Не против, если я спрошу, когда?

Она кладет руку на свое бедро, выделяя черту между талией и округлыми бедрами. Мой рот наполняется слюной, и я чувствую, что у меня снова болят челюсти. Я хочу укусить ее за эти бедра. Никто никогда не увидит следов, но я бы все равно сделал это. Каждый раз при взгляде на свою девочку я бы знал, что они там.

Руби прочищает свое горло, и я перевожу взгляд с ее тела на лицо. Она поднимает одну бровь, когда ловит меня за разглядыванием, но я не отвожу своего взгляда. Она моя, просто еще не знает этого. И тогда я осознаю, что она по-прежнему ждет ответа.

— Воскресенье, — рычу я, зная, что именно в этот день будет спаривающая луна.

Она смотрит на меня, как будто я сумасшедший.

— Значит, в воскресенье ты волшебным образом прекратишь отпугивать местных жителей от моей пекарни, и все придут сюда?

— Ага.

Она думает, что я сумасшедший, но именно так это и будет. Как только она будет отмечена мною, она никогда не захочет находиться вдали от меня. Ей не будут нравиться прикосновения других мужчин, и все оборотни будут знать, что она принадлежит мне, лишь вдохнув ее запах.

Когда придет полная луна, все те, у кого нет пары, обычно выезжают из города на несколько дней, не в силах вынести шума всех спаренных, бегущих на торжество, словно сумасшедшие животные. Я ненавидел это, потому что, будучи шерифом, я не мог выбраться из города, как мне того хотелось. У меня больше никогда не будет этого ощущения. Никогда, потому что у меня появится пара до восхода следующей луны.

— Конечно, что бы вы ни говорили, Шериф Вулф. Я поверю в это лишь тогда, когда увижу.

Она поворачивается ко мне попкой и идет в заднюю часть пекарни, но я стараюсь остановить ее до того, как она уйдет.

— Доминик. — Она оборачивается, и наши взгляды встречаются. — Пожалуйста, зови меня Домиником.

Я вижу, как что-то вспыхивает в ее глазах, и она кивает. Мой волк хочет ее понюхать, и хочет, чтобы она приласкала меня, но я должен держаться. Боль от возбуждения окутывает меня, и я не могу находиться около нее слишком долго.

Выходя, я бросаю взгляд на Гвен, на лице у которой сверкает широкая улыбка.

— Гвен, тебе лучше знать это — ты продаешь члены, — я знаю, что их испекла она. Она ведет себя так, словно дикая, но она далека от этого, и я не уверен, что ее неудачные творения были сделаны не нарочно.

Она хихикает и подмигивает мне, когда я выхожу.

— Хорошего тебе дня, Доминик.

— Я закрою парадную дверь, когда буду уходить. Ты уверена, что сегодня вечером моя помощь не нужна? — спрашивает Гвен.

Я уже заканчиваю протирать витрину, вытирая отпечатки пальцев на стекле, оставленные клиентами сегодня. Я бросаю бумажное полотенце в мусорное ведро, затем вставляю ключ в замок и запираю ящик. — Нет, думаю, на сегодня все, — я кладу ключ в свою сумку и улыбаюсь ей.

— Может быть, мы могли бы пойти выпить? — с надеждой произносит Гвен, широко улыбаясь.

Она хочет пообщаться, но я измотана после трудового дня, готовя не сексуальные угощения на Хэллоуин.

— Не сегодня.

Ее лицо меркнет от моего ответа и заставляет меня чувствовать себя виноватой. Я новенькая в этом городе, а она единственная кто, кажется, принял меня с распростертыми объятиями. Я не могу себе представить, чтобы такая как она не имела других друзей, с которыми можно пойти куда-то повеселиться, или толпы мужчин, желающих ее внимания. Но я могу сказать, что несмотря на ее общительность, она была все же немного одинокой. Такая же как и я, и если бы я не была такой уставшей, то пошла бы с ней.

— Но в пятницу вечером я свободна, — я дарю ей одну улыбку, надеясь, что она наградит меня такой же самой. Я должна приложить больше усилий, если хочу вписаться в этот город. Может быть, посиделки с Гвен дадут мне возможность по-настоящему познакомиться с местными жителями в более спокойной обстановке. Я уверена, что Гвен знает всех и может познакомить меня. Сомневаюсь, что есть хоть один человек, которого она не знает. Я также предполагаю, что прогулка с ней будет веселой. У нее заразительная улыбка.

— Круто! — Гвен наклоняется и обнимает меня, даря сильные объятия. Трудно найти друзей в новом городе, но она просто та еще находка. Я обнимаю ее, возвращая такие же крепкие объятия.

— Спасибо, дорогуша, — отпустив ее, я забираю свой кошелек со стойки.

— Увидимся завтра, — кричит Гвен через плечо, когда выходит из парадной двери, закрывая ее за собой.

Это был долгий день, но хороший. Хороший момент заключается в том, что ты можешь работать в пекарне на протяжении всего дня с раннего утра и заканчивать в пять вечера. Сегодня было много туристов, несмотря на то, что шериф все время стоял на страже. Странно, но часть меня любит тот факт, что он так близко. Странное ощущение, но я чувствую себя немного безопаснее, зная, что он рядом.

— Он ужасный шериф. Он должен источать чувство безопасности вокруг себя, — бормочу я себе под нос, понимая, что тут кроется нечто большее. Я хочу накричать на него, чтобы он убрался прочь от моего магазина, но когда он поворачивается, словно готов войти внутрь, мое сердце начинает биться быстрее. Я говорю себе, что это гнев, но я знаю, что обманываю саму себя.

В настоящее время жители пока не горят желанием прийти в пекарню, и эта часть самая тяжелая. Но почему-то Доминик говорит, что все изменится в воскресенье. Что это вообще значит? Что такого волшебного произойдет в воскресенье?

Доминик.

От одной только мысли о нем меня всю покалывает. Раньше я никогда не испытывала такого к кому-то. Он действует на мои нервы так, словно обладает мной полностью, и я не могу остановить свое тело от желания потереться об него. Это безумие, потому что я не помню, чтобы меня так заводили. Когда он близко, я чувствую, как этот гул пронизывает меня насквозь, и все, что я хочу сделать, это покориться и позволить ему вскарабкаться на меня.