— Идём, капитан, — сказал Галлахер. — Командир Доннелли хочет вас видеть.

Не сказав больше Ридзику ни слова, Данко последовал за своим проводником. Ридзик пошёл королём. Компьютер ответил ладьёй. Защищаясь, Ридзик сделал ход слоном, но компьютер победно запищал. Королю был поставлен мат красной королевой. И это свершилось именно за два хода.

— Вот дерьмо, — пробормотал Арт Ридзик, бросив взгляд в сторону удаляющегося Данко. — И какой бы хрен поверил?

Если бы вы увидали командира Лу Доннелли на улице, вы бы сразу предположили, что он фараон. Роста он был высокого, сложения крепкого, и видно было, что за долгие годы он уже успел вкусить свою долю как закона, так и беспорядка. Внешность его говорила и о том, что он может неплохо справляться с оперативной работой. Но он уже давно отошёл от оперативной работы. Теперь он был старшим офицером, администратором, главой полицейского отделения. Когда он ещё боролся с уличными подонками, ему было плевать на все. У него не случалось и дня, который стоил бы даже выеденного яйца. Теперь, когда ему приходилось иметь дело лишь с другими полисменами — такими, как Ридзик, — он чувствовал себя трупом.

Кабинет его не был похож на кабинет полицейского. Он скорее напоминал смесь зоомагазина с ботаническим садом. На каждой плоской поверхности размещалось по сосуду, полному ярких тропических рыбок, а окна были увиты пышными зелёными насаждениями. Данко не совсем понял, для чего все это нужно.

Галлахер представил их друг другу — и Данко с Доннелли встретились на секунду взглядами, словно меряя друг друга.

— Вот ордер на передачу, — сказал Доннелли, вынимая из стола документ. — Требуется лишь ваша подпись.

Данко взял листок бумаги своими большими руками и стал изучать его.

— Он не просил политического убежища? Доннелли покачал головой:

— Думаю, он смирился с тем, что возвращается домой. С нами он не разговаривает. Мы обыскали его, его автомобиль, номер в гостинице — он проехал на красный свет, а прав у него не оказалось. Мелочь — но он не говорит по-английски. И вообще не говорит, даже с переводчиком. В машине был спрятан револьвер. Это уже посерьёзней. Мы увидали у него татуировку на русском и поняли, что он один из ваших, — и Доннелли пожал плечами, словно говоря: «И вот вы здесь».

— Московская милиция благодарит чикагскую полицию, — сказал Данко таким оном, словно собирался произнести речь.

— Ерунда. А за что вы, ребята, его ловите? «Государственное преступление», — подумал Галлахер, Московская милиция была не столь благодарна Чикагской полиции, почувствовав, что нужно отвечать на вопрос, кого же это они арестовали и почему он разыскивается в Советском Союзе.

— Государственное преступление, — сказал Данко.

— Довольно расплывчато, — заметил Доннелли.

— Торговал на чёрном рынке.

— Тоже не слишком ясно.

— Это преступление.

— Как скажете, — ответил Доннелли. Он достал из стола другой документ. — Это свидетельство об имущественном расчёте. То есть, тут указывается, что все его личные вещи мы передаём вам, — он прочитал по списку:

— Пятьдесят шесть долларов наличными, ключ и полпачки Крекерджека.

— Крекерджека? — за все время поездки это было первое английское слово, которое озадачило Данко.

— Конфеты, — подсказал Галлахер.

— Одри, — окликнул Доннелли секретаршу, сидящую за дверями рядом с его кабинетом, — вызовите ко мне Ридзика.

«Ридзика? Зачем?» — мелькнула в головах Данко и Галлахера одна и та же мысль.

— Все вещи Виктора Росты в городской тюрьме. Получите их вместе с ним.

— Хорошо, — сказал Данко. Его взгляд задержался на аквариуме, где синие с жёлтым рыбки беззаботно плавали по своему маленькому домику.

— Средство от стрессов, — объяснил Доннелли. — Когда устанешь, предлагают посмотреть на рыбок, на воду и зелень. Расслабиться под звуки приятной музыки, — он включил стоящий на столе магнитофон и комнату заполнила нежная мелодия.

— Интересно, — сказал Данко, решив, однако, что все это бред. Разве может какая-то мелкая рыбка помочь полисмену?

— Лично я считаю, что все это дерьмо, но когда в качестве альтернативы тебя предлагают операцию на сердце, то пробуешь любые средства.

Данко кивнул:

— Кстати, любопытно, капитан, — поскольку в этом отношении, полагаю, все полицейские одинаковы — будь то в Советском Союзе, будь то в Швейцарии — как вы там, в Москве, боретесь с переутомлением и стрессом?

— Водкой, — ответил Данко. Галлахер впервые услышал из его уст нечто, похожее на шутку.

— Водкой, — сказал Доннелли. — Может, в следующий раз попробую.

В комнате появился Ридзик. Он попытался выглядеть таким полисменом, каким хотел его видеть Галлахер. Завязал галстук и надел пиджак.

— Да, сэр, чем могу быть полезен, сэр? Доннелли бросил взгляд на Ридзика, не уверенный, что подобная услужливость Ридзика пришлась ему по вкусу.

— Отвезите капитана в городскую тюрьму. Проследите, чтобы он подписал документы, когда получит заключённого, и принесите мне первые копии.

Ридзик нахмурился. Это задание не для оперативника, а для какого-нибудь клерка, курьера.

Доннелли снова повернулся к Данко. Они обменялись официальным рукопожатием.

— Счастливо, капитан, — сказал Доннелли. — Приятно было познакомиться.

После того как оба чикагских полисмена покинули комнату, уводя за собою русского, командир Доннелли полил цветы и покормил рыбок, размышляя о том, что по крайней мере Виктор Роста не будет той проблемой, которая сможет неблагоприятно повлиять на и без того неважное состояние его сердечно-сосудистой системы. Неплохая была бы идея: арестовывать их всех и отправлять в Россию. Он снова вернулся к своему расписанию дежурств. «С одним делом, — подумал он, — на сегодня покончено». Но он ошибался.

Виктор Роста был не особо удивлён, увидав Ивана Данко, но это не заставило его ненавидеть того меньше. Ведь Данко убил его брата. И Данко за это заплатит. Московский милиционер защёлкнул наручник на одной из рук Росты и зацепил металлическое кольцо вокруг своей собственной, закрывая и запирая его. Он безразлично взглянул на Росту, ничем не выдавая того отвращения, которое он испытывал к преступнику; не выдал он и радости от того, что наконец держит Росту в своих руках.

— Теперь отвезу тебя домой помирать, Виктор, — сказал он.

Роста презрительно усмехнулся:

— Подавишься, Данко.

На сей раз Данко не смог сдержать своего гнева. Швырнув Росту на серую каменную стену камеры, он прошипел ему в ухо:

— Или предпочитаешь подохнуть тут? Мне ведь все равно.

Ридзик повернулся к Галлахеру:

— Смотри-ка, можно подумать, что они старые друзья. Язык телодвижений — великая вещь.

— Ээээ, капитан… — сказал Галлахер. Ему хотелось, чтобы оба русских наконец-то убрались из Чикаго — и желательно живыми. Мёртвый заключённый в камере ничего хорошего не сулит.

Данко постарался взять себя в руки. Он отпустил Росту и оправил форму:

— Мы готовы идти.

— Отлично.

Следующий остановкой была камера хранения. Клерк передал им пакет, содержащий вещи, изъятые у Росты при аресте. Данко внимательно исследовал каждую из них. Деньги особого интереса не представляли, но пачку Крекерджека проверил тщательно и даже открыл маленький конвертик, в который был вложен сувенирный пластмассовый свисток. Потом он вынул ключ.

— От чего ключ, Виктор?

— Иди в жопу.

Данко покачал ключом перед глазами Ридзика:

— Кто-нибудь знает, от чего он?

Ридзик взглянул на ключ без особого интереса.

— Похоже, от какого-то шкафчика. А почему ваш друг сам не расскажет? — он кивнул на Виктора. — Вы-то можете с ним поговорить?

— Я пытался.

— Попробуем по-английски, — Ридзик склонился вперёд, пока чуть не упёрся носом в лицо Росты. — Где-тот-шкафчик-который-открывается-этим-ключом, товарищ? — спросил он медленно, словно обращаясь к ребёнку.

Виктор посмотрел ему прямо в глаза, но не ответил ничего.