— Я не верю, что могу погибнуть. Но может случиться и так. Потому при вас назначаю своим наследником и преемником Стефана Грабинского, и хочу, чтобы вы это в случае надобности засвидетельствовали.

— Это звучит как завещание, — буркнул капитан Запата Рамиресу. — Надеюсь, оно пригодится, хотя полагаю, что никто его выполнять не будет.

Рамирес ответил ему кратким сонным взглядом, но ничего не ответил. Мартен сделал шаг вперед, наморщил брови, словно раздумывая, все ли он сказал, что было нужно. Ироническая усмешка скользнула по его губам.

— Так что, командор, вы имеете возможность вернуть почти все, чего я вас лишил, за исключением пригодных к делу орудий и серебра, которое так или иначе останется на «Зефире». Но что значит такая потеря по сравнению с утратой чести и нареченной, которая до сих пор осталась вам верна! Не правда ли? Я чувствую себя вашим благодетелем, сеньор! Более того, вам я оставляю выбор оружия. Дважды я заставлял вас скрестить со мной шпаги, и каждый раз выбивал их из вашей руки. Может быть, вы лучше умеете стрелять? Выбирайте.

Рамирес молчал, словно его нетерпеливая натура пребывала в каком-то бессознательном состоянии или частичном параличе.

— Скажи, что тебе нужно посоветоваться со своими секундантами, — шепнул ему Лоренцо. — Нужно потянуть время.

Командор, видимо, признал справедливость этого совета. Заторможенный механизм вдруг сорвался с места, торопливо и шумно, как обычно.

Разумеется — он должен был ещё дать инструкции своим подчиненным, посоветоваться с ними. Какие у него были гарантии, что Мартен и его партида сдержат слово? Домогался разговора с сеньоритой, требовал оружия для своих свидетелей и немедленного освобождения остальных пяти офицеров, возражал против присутствия матросов из команды «Зефира» во время поединка.

Слова его текли неудержимым бурным потоком, сопровождаемые отчаянной жестикуляцией, производившей театральное впечатление.

— Прекрасно! Отлично! — поощрял его Лоренцо. — Скажи ему еще…

И запнулся. Взгляд его случайно задержался на линии горизонта за кормой каравеллы. Там забелели паруса — целое скопище парусов!

Он едва не выдал себя невольным вскриком. Сомнений не было: приближался Золотой флот вместе с эскортом. Приближался незамеченным, с юго — запада. Через минуту их заслонит высокий корпус «Санта Крус».

Он покосился на матросов, на охрану на палубе каравеллы. Его мышиные глазки перебегали с одного лица на другое. Все смотрели на Рамиреса, который исходил потоком гневных слов.

В ушах капитана Запаты звучал победный гимн, кровь стучала в висках, в глазах мелькали искры. Он едва смог заметить, что командор перестал говорить и что Мартен выразил согласие выполнить всего два его желания: велел привести на палубу офицеров, остававшихся под стражей, и разрешил короткое совещание Рамиреса с командиром батареи и Запатой.

Все трое удалились к правому борту. Лоренцо дрожал от напряжения.

— Позволь мне сказать, — шепнул он своему начальнику. — У меня важные новости.

Рамирес нетерпеливо отмахнулся, но тот уже горячо шептал: — Не оглядывайся, не подавай виду. Я только что видел паруса наших кораблей.

— Где? — спросил Рамирес.

— Не оглядывайся! — предостерег его Лоренцо. — Я их видел.

— Не иначе в воображении, — буркнул разочарованный командор.

— Я видел их так, как сейчас вижу тебя, — с нажимом произнес Запата.

— И куда же они девались? — иронично спросил Бласко.

— Они приближаются, — ответил Запата. — Уже в нескольких милях от нас. По счастью их заслоняет корпус «Санта Крус». Уверен, что никто, кроме меня…

— Но если даже тебе эти паруса не привиделись, откуда ты знаешь, что это наши корабли? — прервал его Рамирес. — С тем же успехом это могут быть корабли англичан.

Лоренцо скрипнул зубами, словно раскусывая проклятие. Чувствовал, что вот-вот взорвется.

— Они плывут с юго-запада, — с трудом выдавил он сквозь стиснутые зубы. — Я достаточно давно в море, чтобы отличить силуэты наших каравелл и фрегатов от английских кораблей.

Бледные восковые щеки командора окрасились легким румянцем.

— Por Dios, было бы это правдой…Ты уверен? — порывисто спросил он.

— Абсолютно, — ответил тот. — Но это ещё не все. У меня пистолет. Заряженный.

Рамирес нетерпеливо пожал плечами.

— И я могу получить заряженный пистолет, если выберу его. Что с того? Вдвоем нам не удержать целой банды этих бандитов даже полминуты.

— Не о том речь, — бросил Запата.

— Тогда о чем, черт побери?

— Выбирай шпаги и дерись поосмотрительней. Мы будем оспаривать каждый выпад этого пикаро. Будем прерывать поединок, протестовать против якобы совершаемых нарушений. При необходимости выдумаем какие-то несуществующие правила поединка, которые обязательны для всех hombres finos. Что может знать об этом какой-то Мартен? И если уж ты окажешься в смертельной опасности, пущу пулю ему в лоб.

— И тогда они набросятся и разорвут нас на части, — понуро закончил командор.

— Возможно, — согласился Лоренцо. — Но — quien sabe? Могут не успеть. Когда я крикну им в лицо, что наш флот близко, что он их настигает, прежде всего они кинутся спасать собственные шкуры и награбленное добро в трюмах. Полмиллиона пистолей! Сомневаюсь, что душа их команданто, особенно когда она уже покинет телесную оболочку, будет представлять в глазах этой банды большую ценность. Думаю, нет! И кинутся они к парусам, а не на нас.

Рамирес благодарно взглянул на него и усмехнулся. Это была первая его улыбка с той минуты, как они подняли якорь в Кадисе.

— Заслоните меня, — шепнул Лоренцо. — Нужно подсыпать пороху.

Едва он успел это сделать и снова спрятать пистолет под мундиром, как раздался нетерпеливый голос Мартена, который призывал своего противника поторапливаться.

— Кончайте наконец вашу исповедь, командор! — воскликнул он. — Насколько я знаю, испанским пехотным капитанам не дано права отпущения грехов.

Рамирес не нашел, что ответить, но взрыв смеха среди матросов ударил его как бичом. Румянец на его лице приобрел кирпичный оттенок, ненависть воспылала в груди и внезапно остыла под дуновение страха. Лоренцо мог и ошибаться, а тогда…

— Тогда смотри, — сказал он, конвульсивно сжимая его ладонь. — И вы тоже, лейтенант, — добавил, глядя исподлобья на другого секунданта. — Надеюсь, вы понимаете, о чем идет речь.

— Да, сеньор, — буркнул артиллерист.

— Ну так что? — спросил Мартен. — Шпаги или пистолеты?

— Шпаги, — ответил Бласко де Рамирес. — Но я хотел бы биться собственной шпагой. У меня в каюте две, из которых…

— Может быть, тебе достанет этой? Она твоя, — услышал он голос, который его потряс.

Рамирес повернул голову.

Сеньорита Мария Франческа шла к нему со шпагой в протянутой руке, держа её за клинок, так что золоченый эфес с нарядным темляком был обращен к нему.

— Я подняла её с палубы в ту минуту, когда ты сдавался, сказал она без тени упрека или издевки, словно этот поступок был ей совершенно безразличен.

Рамирес ошарашенно уставился на нее. Что это могло значить? Был это жест симпатии? Или обещания? Символ надежды?

Лицо сеньориты совсем ничего не выражало. Ее карие глаза

— 292 — смотрели не мигая, серьезно и холодно. Он с трудом выдержал её взгляд и молча поклонился, но перехватив рукоять, прижал её к сердцу и шепнул:

— Благодарю, Мария.

Она чуть заметно кивнула и поспешно отступила. Рамирес оглянулся на своих секундантов. Те стояли позади, слева и справа. Перевел взгляд на Мартена, который по другую сторону палубы терпеливо ждал с обнаженной рапирой в руке.

— Начинайте! — скомандовал молодой помощник Мартена.

Противники подняли оружие на уровень лица, поклонились друг другу, потом секундантам, отмерили дистанцию вытянутыми клинками и стали в позицию.

Казалось, оба ожидали атаки. Рамирес предусмотрительно продел руку через толстую плетеную петлю, которой заканчивалась рукоять шпаги. Хорошо помнил, как онемела у него рука, когда Мартен своим ловким приемом выбил у него оружие. На это раз он был настороже. Неплохой фехтовальщик, он понимал, что ему не тягаться с этим воплощением сатаны, хотя надеялся, что нескоро ему поддастся, если сохранит хладнокровие. Заметил, что его позиция выгоднее: он мог при надобности свободно перемещаться, а за спиной Мартена места оставалось немного. Второй секундант корсара, крепкий, заросший до самых глаз боцман с короткими ногами и длинными мускулистыми руками — вылитая седая обезьяна — видимо тоже это заметил, ибо беспокойно косился за спину.