— Признаться, и мне иногда хочется уйти.

— Если я смогу быть вам полезен, дайте знать.

Они беседовали, словно двое друзей, встретившиеся на улице или в баре.

— Как вы доберетесь до Оклахома-Сити? — спросил Вингэйт.

— Найму лошадь. Если здесь, конечно, доверяют железнодорожной компании.

— Ей везде доверяют.

— Я хочу попросить вас кое о чем еще, — сказал Конкэннон, когда они вышли на дорогу. — Мне интересно, удивится ли кто-нибудь, когда я появлюсь в Оклахома-Сити живым.

Вингэйт понимающе кивнул.

— При всем желании я не смогу отправить свой отчет в Оклахома-Сити раньше чем через неделю.

Когда Конкэннон вошел в холл «Вояджер-отеля», дежурный встретил его словами:

— Мистер Конкэннон, вас спрашивал сержант Боун.

— Сержант Боун подождет. Что-нибудь еще?

Несмотря на хорошее воспитание и профессиональную выучку, дежурный невольно задержал удивленный взгляд на изорванной одежде Конкэннона и его многодневной щетине.

— Да, — сказал он, потянувшись к шкафу для писем. — Вам послание.

Это была телеграмма из Чикаго от Джона Эверса. «Члены совета требуют выводов по ограблению. Ждем результатов немедленно».

Тем самым Эверс давал понять, что Конкэннону грозит увольнение.

— Прикажите принести побольше горячей воды, — сказал Конкэннон. — Мне нужно помыться.

Он докрасна растирался мочалкой, но ощущение чистоты все не приходило. В памяти его возникали горящие ненавистью глаза Тюрка и изуродованное лицо Кроя. И после всего этого он по-прежнему ничего не знал о Миллере кроме того, что тот любил поволочиться за девчонками, был женат и имел ребенка. Он спросил себя, знала ли об этом Мэгги Слаттер.

Пат Дункан, хозяин «Файн и Денди», встретил Конкэннона с явной враждебностью, но не удивился, увидев его целым и невредимым.

— Миссис Аллард нет, — сказал он, не дожидаясь вопроса.

— А где она?

Повар опустил глаза.

— Она… на кладбище.

…Рядом со свежевырытой могилой стоял катафалк с двумя черными лошадьми; вдоль белой ограды кладбища выстроились в ряд многочисленные экипажи. У могилы собралось человек тридцать; двое работников похоронной службы снимали с катафалка гроб.

— Важную персону хоронят? — спросил Конкэннон у одного из собравшихся.

— Еще бы! Лучшую девочку из «Ночной магии». Убили ножом во время драки; кое-кто из бывших клиентов пришел проводить ее в последний путь.

Худой священник в черном рединготе начал читать надгробную молитву. Присутствующие, главным образом мужчины, не проявляли к церемонии особого интереса. Они в ожидании стояли у готовой могилы, курили и задумчиво смотрели вдаль. Многие из них, вероятно, были пьяны, когда получили известие о похоронах, и теперь, казалось, сожалели, что пришли.

По другую сторону катафалка стоял человек, которого Конкэннон уже где-то видел, и беседовал с двумя могильщиками. Конкэннон вспомнил: это был Лоусон, хозяин похоронного бюро. Вот один из могильщиков отпустил какую-то шуточку, и Лоусон украдкой захихикал. Конкэннон прошел сквозь толпу и оказался рядом с ним.

— Мистер Лоусон, я ищу одну могилу и никак не найду. Не могли бы вы мне помочь?

Тот быстро обрел прежнюю серьезность.

— А, мистер Конкэннон, если не ошибаюсь? Ведь это вы приходили тогда с сержантом Боуном! Так чью же могилу вы разыскиваете?

— Могилу Рэя Алларда, железнодорожного детектива, который погиб во время нападения на поезд.

Лоусон на секунду задумался, затем лицо его прояснилось.

— Ага, помню. Последний сектор, вон за тем большим дубом. — Он вздохнул и изобразил на лице подобающую случаю печаль. — Аллард… Грустные были похороны. Теперь припоминаю. Грустные во всех отношениях…

— Что вы имеете в виду? Что они были печальнее всех остальных?

— По крайней мере, с моей точки зрения. Лучше меня никто в этих местах не устраивает похорон. Это вам все скажут. Все было очень прилично. За такую низкую плату, да еще с закрытым гробом… Получилось вполне, вполне прилично. Но я остался недоволен, хоть и сделал все, что мог…

Он грустно покачал головой, вспоминая эти похороны, которые не принесли ему никакого дохода.

— Большое спасибо за помощь, — сухо сказал Конкэннон.

Атену он увидел на песчаной дорожке за большим дубом. Перед ней на надгробной плите лежал скромный букет желтых осенних хризантем.

Конкэннон остановился, закурил сигарету и стал ждать. Теперь, придя сюда, он не очень отчетливо представлял свою цель. Атена ничего не могла сказать ему о Тюрке, Крое или Эйбе Миллере. И ничего нового — о Рэе. Он пришел только потому, что хотел ее увидеть.

Но он предпочел бы встретиться с ней в другом месте. Пусть даже в кафе или в той кондитерской. Где угодно, только не на кладбище. Но он не ушел. Он продолжал молча курить, наблюдая за ней. А она не знала или не хотела замечать, что за ней следят, и стояла у могилы бледная, красивая, неприступная, одна в целом мире…

Церемония погребения проститутки подходила к концу. Могильщики засыпали яму красной глиной; присутствовавшие уже рассаживались по своим экипажам. Спустя минуту все разошлись, и на месте остались только добросовестные мистер Лоусон и двое его подручных.

Атена наконец отошла от могилы и направилась к воротам. Ее бледность напугала Конкэннона, и он шагнул вперед.

— Вы хорошо себя чувствуете, миссис Аллард? — спросил он.

Она посмотрела сквозь него, словно не узнавая, затем с видимым усилием вспомнила, кто стоит перед ней.

— Мистер Конкэннон, — сказала она наконец. — Да, я в порядке. Спасибо.

«Как это нелепо, — подумал Конкэннон. — Я даже не решаюсь назвать ее по имени, а ей плевать, жив я или мертв».

— За оградой меня ждет фиакр, — сказал он. — Разрешите отвезти вас в город?

Она равнодушно кивнула:

— Хорошо.

Они молча пошли мимо могил. «Довольно большое кладбище для такого молодого городка», — подумал Конкэннон. Ему хотелось поговорить с ней о Рэе, о Дип-Форк, о двух бандитах, которых он убил. Но он не нашел нужных слов и лишь сказал:

— Осторожнее, здесь камни…

Он помог ей сесть в экипаж и уселся рядом:

— Вы в кафе?

Она покачала головой.

— Нет. К миссис Робертсон, пожалуйста.

Она даже не спросила, зачем он пришел на кладбище и что делал после их последней встречи.

— Могу я вас кое о чем попросить, мистер Конкэннон? — сказала она после длительного молчания.

— Да, мэм. О чем же?

— Мне уже не стоит оставаться здесь и спасать честное имя Рэя. Неважно, что о нем думают другие. Мне достаточно собственного мнения. Я прошу вас прекратить расследование.

Конкэннон посмотрел на нее.

— Позвольте спросить, почему?

— Я просто хочу обо всем забыть. Уехать и забыть…

— Уехать?

Она кивнула.

— В Канзас, к родителям.

Конкэннон испытал неприятное чувство, словно они говорят на разных языках. Никто из них не воспринимал ни единого слова собеседника.

— Но объясните, почему вы передумали? Три дня назад, перед моим отъездом в Дип-Форк, вы считали, что в мире нет ничего важнее, чем сохранить репутацию мужа.

— Я помню. Но я ошибалась. Мистер Конкэннон, неужели вы не можете понять: я хочу только одного — забыть!

Кучер повернул с Седьмой улицы на Бродвей.

— Боюсь, что железнодорожное расследование — более сложная вещь, чем вам может показаться, — медленно сказал Конкэннон. — Если я брошу это дело, им займется кто-нибудь другой. И я не смогу этому воспрепятствовать.

Лицо ее сохранило прежнее бесстрастное выражение.

— Конечно, вы правы, — сказала она, помолчав. — С моей стороны было глупо просить вас об этом.

— Вовсе нет. Я понимаю ваши чувства. И постараюсь, чтобы расследование шло как можно более корректно.

Она кивнула, думая уже о чем-то другом.

— Когда вы собираетесь ехать в Канзас? — спросил Конкэннон.

— Еще не знаю… Но скоро.