— Такие слухи распускать опасно, Конкэннон.
— Я и не распускаю. Мы ведь здесь одни. Вам никогда не приходило в голову, что не только полицейским сержантам иногда надоедает их работа? Думаете, жизнь железнодорожного детектива намного приятнее?
Боун засмеялся.
— Вы меня удивляете, Конкэннон. Вы что, хотите меня загнать в угол и забрать часть добычи?
— Почему бы и нет? Тюрк и Крой выбыли из игры, делиться с ними не нужно. К тому же это самый простой способ избавиться от меня. А вы этого очень хотите, судя по покушению.
Боун весело посмотрел на него.
— Понятно. Вы получаете свой кусок пирога, собираете вещички и уезжаете. Сколько вы хотели бы получить?
Конкэннон пожал плечами.
— По справедливости. Десять тысяч.
— А где гарантии, что вы сдержите обещание?
— Я могу написать вам расписку на десять тысяч долларов. Это позволит держать меня в руках.
Боун некоторое время сидел с отсутствующим видом. Затем наклонился вперед и протянул руку. Конкэннон удивленно отдал ему бутылку.
— Классное виски, — сказал сержант со вздохом, оторвавшись от горлышка. — Внизу такого ни за что не купишь. Все начнут показывать на меня пальцами и говорить: «Смотри-ка, Марвин Боун заодно с проститутками и игроками». Но я поклялся никогда не продаваться проституткам и игрокам…
Он посмотрел на Конкэннона, откинулся на спинку стула и улыбнулся.
— Хотя у каждого своя цена. Как вы сказали, мы здесь одни, никто нас не слышит. У меня тоже была своя цена. Будет и у вас. Только, по-моему, речь пойдет не о деньгах…
Конкэннон почувствовал, как по спине побежали мурашки. Либо Боун пытался запугать его, либо был настолько уверен в себе, что мог говорить правду…
— Да, — продолжал сержант задумчиво. — Мы купим вас не за деньги… а при помощи женщины. А именно — вдовы вашего старого дружка Рэя Алларда. Жаль, — вздохнул он, — лучше бы вы продавались за деньги.
— В таком случае вам, возможно, придется скорее убить меня.
— Может быть, вас, а, может быть, Атену Аллард.
Сержант улыбнулся, как всегда хищно оскалив зубы.
— Если вы, конечно, не предпочтете прекратить поиски.
Конкэннон похолодел. В этом разговоре было что-то нереальное. Ему казалось, что он вот-вот проснется от кошмарного сна. Но Марвин Боун был вполне реальным. Это был все тот же здоровенный, тщеславный, хитрый и решительный полицейский, образцовый с виду, а на самом деле наемный бандит, вполне способный воспользоваться убийством как орудием нажима.
Боун резко встал, отдал Конкэннону бутылку виски и покачал головой.
— Похоже, я был прав, — сказал он, обращаясь словно к самому себе. — Я всегда говорил ему, что пугать вас бесполезно. И что рано или поздно вас придется убрать.
— Кому? — спросил Конкэннон.
Боун не услышал или не захотел услышать.
— Я ухожу, Конкэннон. Берегитесь.
Конкэннон услышал, как его будущий убийца спускается по лестнице, но ничего не мог поделать. О том, чтобы просить защиты у полиции, не могло быть и речи. В мэрии над ним стали бы смеяться. Кто поверит, что Марвин Боун — воплощение честности и мужества — берет взятки, грабит поезда, устраивает убийства?
Конкэннон так и сидел с бутылкой в руке, когда вошла Лили.
— Что ты сказал Боуну? Он вышел какой-то чудной…
— У сержанта Боуна сейчас много забот.
Она внимательно посмотрела на него.
— Слушай, ты тоже вроде бы не в себе.
— Мне нужно подышать воздухом. Хотя бы даже тем воздухом, который имеется на Банко-Эллей, — сказал он, протягивая ей бутылку. — Возьми-ка, я скоро приду.
На углу Бродвея и Гранд-Авеню все тот же оркестр Армии Спасения играл «Бросьте спасательный круг». Конкэннон бросил в кружку двадцатипятицентовик, затем, подумав, прибавил еще полдоллара.
— Благослови вас Господь, — сказала барабанщица. — Вы хороший, богобоязненный христианин…
Конкэннон улыбнулся. Не то чтобы уж он был таким хорошим христианином, но спасательный круг мог ему вскоре понадобиться…
Он поискал Боуна в толпе, окружавшей оркестр. Сержанта не оказалось ни здесь, ни на Банко-Эллей, ни на Бэттл-Роуд, ни на Хоп-бульваре. Но он не исчез бесследно, он где-то был, и в заднем кармане его брюк лежал «Кольт» сорок пятого калибра, а в стволе «Кольта» была пуля с надписью «Маркус Конкэннон».
Конкэннон спустился по Бэттл-роуд и наткнулся на какого-то человека с залитым кровью лицом, лежавшего у входа в один из притонов. В этом квартале подобное зрелище давно перестало привлекать любопытных.
Однако в этом окровавленном лице было что-то особое… Впрочем, лица как будто не было вовсе.
В голове у Конкэннона словно приоткрылась какая-то дверца и сверкнул луч света. До этого смутная мысль предстала во всей своей ясности. Когда он говорил с хозяином похоронного бюро, тот вспомнил, что Рэя Алларда хоронили в закрытом гробу. Почему друзьям Рэя не позволили пройти у открытого гроба, как требовала традиция?
Вдруг ему вспомнилось изуродованное лицо мертвого Кроя. Внутри у него что-то оборвалось. Он нашел решение задачи. Или, по крайней мере, знал, где его искать.
Он вышел на дорогу и остановил фиакр, поворачивающий на Бродвей.
— На Харви-стрит есть похоронное бюро, — сказал он кучеру. — Хозяина зовут…
За спиной его внезапно вырос Боун. На губах его была все та же недобрая улыбка, но лицо казалось необычно бледным.
— Кого собрались хоронить, Конкэннон?
Конкэннон не ответил. Небрежным движением руки Боун отпустил фиакр. Мимо них по Бэттл-роуд дефилировали шумные вереницы людей, но Конкэннону казалось, что его окружает звенящая тишина. Некоторое время Боун пристально смотрел на него.
— Вы догадались, верно? — сказал он наконец.
Хитрить было бесполезно. Хозяин похоронного бюро теперь был тоже ни к чему. Конкэннон кивнул:
— Кажется, да.
Полицейский расправил широченные плечи и, казалось, вздохнул.
— Я заметил это еще в «Дни и ночи». Вы тогда были уже близки к правде. Что ж, можем пойти прямо сейчас…
— Куда?
— А разве вы не хотите его видеть? Конкэннон удивился:
— Он что, в Оклахома-Сити?
— В шести кварталах отсюда.
Полицейский подтолкнул Конкэннона плечом, направляя его в толпу. На Гранд-Авеню они свернули на запад и пошли по темной безлюдной улочке.
— С таким везением вам бы в карты играть, — спокойно сказал Боун.
Как раз в эту минуту Конкэннон не считал себя таким уж везучим.
— Почему это? — глуповато спросил он.
— С самого приезда вы шли по краю пропасти. — Боун восхищенно покачал головой, глядя на него. — Если б была на то моя воля, я бы давно уже вас застрелил. А когда вы смогли уйти от Тюрка и Кроя — это была уже настоящая улыбка фортуны!
— Теперь она, кажись, перестала улыбаться, — мрачно заметил Конкэннон.
Когда они добрались до угла Харви-стрит, в руке Боуна заблестел «Кольт».
— Ей-богу, не пойму, зачем вам эта штука, — сказал сержант, сунул руку в карман Конкэннона и вытащил его «тридцать восьмой».
Они молча шли по темной улице. Конкэннон мог только гадать, что его ожидает. Вопросы, занимавшие его до сих пор, утратили всякую важность.
— Вы меня разочаровываете, Боун, — сказал он наконец, чтобы нарушить гнетущее молчание.
Боун посмотрел на него и улыбнулся.
— Я оставался честным целых четыре года. Другие подрабатывали на сутенерах, проститутках и игроках. Но Марвин Боун — никогда. Ни одного цента. — Он засмеялся. — В участке меня терпеть не могли…
— И когда же вы перестали быть честным?
— Когда ставка сделалась достаточно большой. — Он самодовольно вздохнул. — Я умел ждать. И знал, что час мой придет. Вот он и пришел. Сто тысяч долларов! От этого у любого может закружиться голова!
— Сколько человек разделит их между собой?
— Только двое. Он и я. Собственно говоря, вы оказали нам услугу, убив Тюрка и Кроя.
Конкэннону вдруг стало жаль этих двоих. Они затратили столько труда, уже будучи вычеркнутыми из списка…