За стол Генриха сел Вольфганг. Он был чем-то доволен и радостно смотрел на своего друга.

— Наконец-то ты не сидишь допоздна, и у нас даже будет время для разговоров.

— Сегодня день был без «подарков». У меня получилось закончить одним из первых.

— Сколько ты сделал всего выстрелов? — Вольфганг начал проявлять интерес к способностям своего друга.

Генрих не ответил на этот вопрос, только нервно поперхнулся едой.

— Генрих?

— Двадцать три…

— Неплохо. У меня было более пяти десятков…

После этих слов Генрих, наклонил вбок голову и посмотрел, какое оружие досталось Вольфгангу. Автомат.

— Давно ты закончил? — поинтересовался Генрих.

— Только что.

— Автоматы же отличаются высокой скорострельностью. Как так вышло что ты закончил только сейчас?

— Долго целился и плохо стрелял. — Вольфганг чесал свой затылок и невинно улыбался.

После непродолжительной паузы, Вольф наклонился ближе к Генриху и тихо прошептал:

— Что насчёт твоего отца?

Генрих был удивлен таким уровнем осторожности. Их окружала только пара зевак, которым не было никакого до них дела. Он не стал подыгрывать своему другу и бросил вилку в тарелку с недоеденной кашей.

— Я не знаю. У меня с самого начала был план. Я думал, что он идеален в исполнении, но в итоге всё разрушилось. Мой офицер не хочет меня слушать, и я сомневаюсь, что у других будет желание. Да и что тут поделать, у меня нет ни сил, ни времени даже планировать что-то.

— Стоит попробовать, Генрих. Если не получится с офицерами, можно постараться поговорить со старшим сержантом. Он находится в этом лагере, но почти не выходит из своей хижины.

— Боюсь, что я уже не, как раньше. Когда я увидел смерть того кабана, всё внутри меня перевернулось.

Хоть они и не шептались, Вольфганг всё время был так же близко наклонён к своему собеседнику, как в начале их разговора. Когда же он услышал откровение Генриха, то выпрямился и молча уставился в печальные глаза друга.

Не вставая из-за стола, они сидели друг напротив друга продолжительное время. Только спустя полчаса, Генрих удалился под предлогом проверки своего оружия. Вольф не стал его задерживать, он только молча смотрел вслед своему приятелю, и, когда Генрих скрылся за пределами стены, его друга привлекла одна картина: один из приближённых офицерских солдат что-то шептал на ухо Манфрэду, который всё это время сверлил взглядом то место, где был Вольф и Генрих.

На входе в бараки можно было лицезреть необычную картину: весь отряд, что закончил задание, разбирал свое оружие. Они это делали настолько умело, что и не верилось, как вчера они не могли управиться с этой задачей. Не дожидаясь особого приглашения, Генрих направился к своей койке. На ней он разложил свой карабин, а сам сел перед кроватью на колени. Действительно, сейчас конструкция оружия выглядит проще. С самого начала она казалась ужасным скоплением механизмов. Сейчас же, оно выглядело уже знакомой мозаикой. «Всё равно, что чинить садовые инструменты» — подумал Генрих. Ему не раз приходилось чинить что-то дома, и теперь он изучил новый «инструмент». Эта практика ему сильно понравилась.

Сзади начали раздаваться громкие шаги. Этот звук шел от двери и медленно приближался к Генриху. С каждой секундой они были громче и громче. Это мог быть кто угодно, но увы, Генрих знал эту поступь.

— Я горжусь вами, ребята. Вы не только справились раньше остальных, так и занялись действительно важным делом. Сейчас у вас нет осложнений как вчера, и вы справляетесь идеально. — Манфрэд говорил недалеко от Генриха, стоя от него в паре метров.

Закончив сборку, Генрих сел на койку. Он принялся внимательно рассматривать свою работу, проверяя каждый механизм. Собирать приходилось по памяти и оставалось только надеяться, что всё сделано так же хорошо, как и по инструкции. Затвор, курок, магазин — всё на своих местах.

Манфрэд обратил внимание на шумную возню за своей спиной. Он обернулся на то, как Генрих часто дёргал затвор своего карабина. Немного устав от лишнего шума, офицер подошел к Генриху и силой вырвал из его рук ружьё. Взяв его в руки, он снова начал разглядывать карабин.

— Не заряжено, — очередной раз сказал Генрих, смотря, как Манфрэд потянулся к пустому магазину.

— Достал, — сказал себе под нос офицер, но продолжил осматривать оружие, несмотря на слова своего подчинённого.

— Ударник смещён. При выстреле из боевого патрона оружие может взорваться в месте затвора. Начни заново. — Сказав это, Манфрэд кинул карабин на койку Генриха.

Молча взявшись за повторный разбор ружья, Генрих слышал, как Манфрэд начал подходить к остальным. Через несколько часов стемнело, и через окна внутрь бараков не попадал никакой свет. Солнце ушло за горы, и улица погрузилась во тьму. С трудом закончив в темноте сборку, Генрих оставил свой карабин и лег спать.

Хоть Генрих и ощущал себя более-менее спокойным, но сон почему-то не настигал его; чем дальше шли часы, тем сильнее он ощущал то, что ему не хочется спать. Генрих лежал на койке и смотрел в окно. Смотрел на то, как за ним высоко в небе висела луна. Она была такая умиротворённая, одинокая. Что-то в ней было гипнотизирующее, и смотря на неё, Генрих начал чувствовать нарастающую тяжесть своих век.

Безграничная зеленая поляна с маленькой и пышной травой. Генрих стоял в удивительно прекрасном месте, где только под ним росли цветы. Они были ему знакомы. Это был тысячелистник. Такие цветы росли недалеко от его дома. Они были плотно расположены друг к другу и образовывали вокруг Генриха маленькое облако. Его посетила мысль, что давно он не лежал в окружении цветов, он даже забыл, когда это было в последний раз. Тогда, он лег на них и подперев руками голову, посмотрел на небо. Зрелище голубого гиганта вселяло в Генриха надежду, что он когда-нибудь сможет еще полежать в цветах в окружении своей семьи. Генрих пришел к мысли, что он даже не помнит запаха тысячелистника. Проведя рукой в сторону, он сорвал один цветок и поднёс его к лицу. Сухое и серое растение рассыпалось в руках. Стебли падали прямо на щеки. Поднявшись, Генрих обнаружил, что уже находится в другом месте. Теперь вокруг юноши был небольшой серый холм, который был усажен надгробиями. Надписи были стёрты, а сам холм стремился вверх, на вершине которого стоял огромный обелиск. Один его вид нагонял печаль и тоску. Человек, что покоился под ним, был важен.

Генрих покинул мир снов, когда ощутил, что по его коже прошелся прохладный ветер. Перевернувшись на койке, он заметил своего офицера, который входил в дверь барака. Громкий свист. Наступило новое утро.

На удивление, отряд был допущен к завтраку сразу после пробуждения. Они не ушли на утреннюю пробежку. Всё это время Манфрэд говорил, что сегодня важный день для всех.

Столовая была переполнена. Все живущие в лагере были в ней. За плитой Генрих видел парня из первого дня, того самого, которого избивал офицер «зло». Там же был и Блиндар. Они оба помогали поварам и трудились над едой. Найти свободное место было сложно. Все сидения были заняты, кто-то нашел решение и ел на полу, кто-то ждал, когда освободится место за столом.

Генрих же получил приглашение от своего офицера. Манфрэд привёл его к столу офицеров, где дал ему место. Эта доброжелательность была подозрительна. Сидя за самым приметным столом, Генрих чувствовал себя максимально неуютно, потому что многие смотрели ему в спину с ноткой зависти. Он был уверен, что все шептались и обсуждали его. Офицеры же наградили его презрительными взглядами. «Сейчас мой шанс» — подумал Генрих. Он долго выжидал тот момент, когда сможет поговорить с другими офицерами про освобождение своего отца.

— Это Генрих Верлорен, он…

— Можно с вами поговорить? — тяжело и резко выговорил Генрих. Его сердце шумно и быстро стучало в груди. Волнение захлестнуло его с ног до головы.

После услышанной фразы, офицеры переглянулись между собой и посмотрели вопросительно на Манфрэда, а затем заострили внимание на самом Генрихе.