— Пожалуйста, не торопитесь, — насмешливо ответила девушка, — я не скучаю без вас, красавец Годольфин!

Молодой человек глубоко вздохнул и поспешно ушел. Выждав, пока шум его шагов затих, Ноэ сказал:

— Вот что, Анри, давайте заключим союз.

— Идет!

— Я помогу вам в ваших шашнях с красоткой-еврейкой! А вы оставите меня сейчас наедине с хорошенькой парфюмершей. Идите в гостиницу, я скоро приду туда!

— Но послушайте, несчастный, — сказал принц, — ведь Рене может вернуться с минуты на минуту!

— Э, велика важность! — ответил Ноэ. — Под мостом течет Сена, в которой можно всегда спастись вплавь!

Паола приотворила дверь лавочки, чтобы подышать свежим воздухом, но, увидев, что к ней идет какой-то мужчина, отскочила назад. Этим и воспользовался Ноэ и смело вошел в оставшуюся незакрытой дверь. Теперь Паола узнала красивого дворянина, ссылавшегося утром на свое знакомство с ее отцом, и покраснела.

— Простите меня, сударыня, — сказал он, — я пришел слишком поздно, но я провинциал и плохо знаком со столичными обычаями… Брррр! Не находите ли вы, что сегодня стало холодно? — И с этими словами Ноэ затворил за собой дверь.

— Однако, месье…— начала девушка.

Простите меня, — перебил ее Ноэ, — но я забыл здесь кое-что и пришел просить, чтобы вы отдали мне забытое!

— Но что же вы забыли? — растерянно спросила девушка, глядя, как он запирает дверь на засов.

— Свое сердце! — ответил Иоэ.

— Однако…— снова начала было Паола, пытаясь взять строгий тон. Но Ноэ, не смущаясь, продолжал:

— Быть может, мне еще не скоро придется снова застать вас наедине, а потому я непременно теперь же должен сказать вам, что люблю вас! О, как вы прекрасны!

— Боже мой, — смущенно бормотала Паола, не зная, что ей делать. — Отец может прийти с минуты на минуту… Этого еще недоставало! — с тревогой крикнула она, видя, что Ноэ опускается пред нею на колени. — Ведь на окнах нет ставен, могут увидеть… Так идите хоть сюда! — с отчаянием сказала она, увлекая Ноэ в маленькую комнатку, смежную с лавочкой и обставленную с большой роскошью. — Знаете ли вы, сударь, — продолжала она, стараясь суровым тоном замаскировать ту радость, которая против воли вспыхнула у нее на сердце при виде того, как Ноэ снова опустился пред нею на колени и нежно обвил се стан, — знаете ли вы, что ваше поведение переходит все границы?

— Я люблю вас! — ответил Ноэ, взяв ее руку.

— Но бегите же прочь, безрассудный! — сказала она, не отнимая, однако, своей руки у Ноэ.

Последний не успел ответить ей что-либо, как в дверь лавочки сильно постучали и чей-то голос крикнул:

— Паола! Годольфин!

— Боже мой! Отец! — растерянно шепнула Паола. — Если он застанет вас здесь, он убьет вас!

Она взволнованно оглядывалась по сторонам, разыскивая какую-нибудь норку, в которую можно было бы спрятать смелого влюбленного. Наконец, когда с улицы вновь послышался отчаянный стук, она втолкнула Ноэ в свою уборную и побежала открывать дверь, шепнув:

— Не шевелитесь, иначе вы погибли!

XI

Если бы Рене не был сам так расстроен, он непременно заметил бы, как бледна и взволнована его дочь. Но теперь он только сердито буркнул:

— Что ты, спала, что ли? Не можешь поторопиться…

— Я не спала, — ответила девушка, — просто я боялась, потому что Годольфина нет дома.

— А куда провалился этот бродяга, нищий?

— Он пошел к портному за вашим парадным платьем.

Рене бросил на прилавок плащ и шляпу и, пройдя в комнату дочери, сердито уселся там в кресло. Паола с бьющимся сердцем подвинула свое кресло к двери уборной.

— Черт знает что такое, — сказал Рене, угрюмо осматривая дочь. — Ты разодета, словно принцесса. Неужели надо разодеваться в пух и прах, чтобы торговать духами?

— Что же мне, нищенкой одеваться, что ли? — недовольно возразила Паола.

— Не нищенкой, но согласно твоему положению!

— Кажется, я — ваша дочь!

— А что я такое? Жалкий торговец парфюмерией.

— Полно, отец! Разве я не знаю, что вы очень богаты, так богаты, что давно могли бы бросить все это и зажить барином в собственном дворце. К тому же вы дворянин. И я совершенно не понимаю, что мешает вам жить согласно своему званию, придворному положению и состоянию, что мешает вам выдать меня замуж за знатного дворянина!

— Проклятие! — крикнул Рене. — Да ты хочешь, видно, убить своего отца, несчастная?

Паола с недоумением взглянула на отца, слова которого казались ей совершенно непонятными. Рене сейчас же переменил тон и продолжал:

— Прости меня, милая девочка! Я кажусь тебе тираном-отцом, который жертвует счастьем своей дочери по непонятному капризу… А между тем Бог свидетель, что я страстно желал бы видеть тебя женой знатного дворянина, важной дамой, утопающей в довольстве и холе. Ведь ты прекрасна, Паола; кроме тебя, я никого не люблю на свете, и все-таки твое замужество невозможно!

— Но почему?

— Потому что в тот день, когда ты выйдешь замуж за дворянина, я умру! — Флорентинец привлек к себе дочь, посадил ее к себе на колени и спросил: — Веришь ли ты во влияние созвездий, в предсказания гадалок, в волхвование, осуществляемое путем наговоров и волшебных снадобий?

— Разумеется нет, — улыбаясь, ответила Паола. — Ведь я христианка!

— Я тоже христианин, — сказал Рене, — а все же верю в это… В юности я был уличным мальчишкой и зарабатывал свой хлеб разными мелкими поручениями. Спать мне приходилось где попало, прямо под открытым небом. И вот однажды мне пришлось столкнуться со старой цыганкой, которая в благодарность за какую— то мелкую услугу предсказала мне мою судьбу. Она сказала мне, что я буду обладать огромным состоянием, что я буду одновременно и купцом, и знатным барином, что масса людей будет трепетать предо мной. Но у меня будет дочь, и вот в тот момент, когда эта дочь выйдет замуж за дворянина, а я прекращу свою торговлю, я погибну трагической смертью. Теперь ты понимаешь, почему я не могу бросить торговлю и позволить тебе выйти замуж. Предсказание цыганки до сих пор оправдалось во всем, значит, оно оправдается и в этой части!

— Боже мой. Боже мой! — с отчаянием сказала Паола.

— Будет хныкать! — крикнул парфюмер, ставший снова грубым и резким. — Ступай, молись и ложись спать! Сказав это, Рене отправился по лестнице наверх.

Паола подбежала к двери уборной и хотела выпустить Ноэ, но в это время с улицы опять постучали. Это был Годольфин, вернувшийся с платьем Рене. Паола надеялась, что Годольфин поднимется наверх и отнесет платье хозяину, но Рене сам спустился вниз, надел новый камзол, пристегнул шпагу, взял шляпу и плащ и сказал Годольфину:

— Закрой ставни и ложись! На колокольне бьет уже десять часов!

Он ушел, а Годольфин пунктуально выполнил его приказание. Паола убежала к себе, заперла дверь своей комнаты на засов, опустила тяжелую портьеру и поспешила выпустить Ноэ из его тесного убежища.

— Уф! — сказал молодой человек переводя дух. — Как там душно! Однако, кажется, судьба не хочет, чтобы я так скоро расстался с вами!

— Боже мой, а завтра вернется отец… быть может, он придет еще сегодня ночью… Боже мой. Боже мой!

— Не беспокойтесь, — сказал Ноэ, — я выскочу из окна!

— Но вы расшибетесь насмерть!

— А не найдется ли у вас веревки?

— Ну конечно найдется! — с восторгом сказала Паола. — Там в лаборатории…— И быстро, словно вспугнутая козочка, она взбежала по лестнице и вернулась с веревкой.

— Веревка не очень толста, но кажется мне достаточно прочной, — сказал Ноэ. Паола открыла окно. Молодой человек привязал веревку за болт ставней и произнес:

— А теперь, когда все готово для моею бегства, давайте поговорим!

— Да нет же, — испуганно ответила она, — умоляю вас, спасайтесь скорее! Я боюсь… Разве вы не слышали, что говорил отец? Он страшно суеверен.

— Ну что же, — ответил Ноэ, обнимая и целуя девушку. — Будем любить друг друга втайне, и вы увидите, что ваш батюшка не почувствует себя хуже от этого!