Керриган всхлипнул:

— И все же я чувствую на своих руках кровь.

— Да, мальчик, кровь есть, и будет ее куда больше, когда все эти события закончатся. — Орла сложила на животе руки. — Я им это и предсказывала.

Юный адепт смахнул слезы:

— Вы это о чем?

— О том, как тебя обучали. — Она глубоко вдохнула и шумно выдохнула. — Теперь, Керриган, для тебя настал новый этап обучения. Ты должен думать о последствиях своих поступков. В арканориуме, где все продумано и ничто не отвлекает, ты всегда знаешь, каков будет результат. Ты достаточно умен, чтобы представить, что может произойти в боевой обстановке. Так что поразмысли над этим.

Он задумчиво кивнул:

— Попытаюсь. Орла вздохнула:

— Такой ответ меня устраивает больше, чем «я не могу». Сейчас, правда, выбирать не приходится.

Поход они продолжили рано утром. Орла оглянулась по сторонам в поисках дубовой сучковатой палки, на которую опиралась во время пути, но нигде ее не увидела. С подозрением посмотрела на кострище, думая, что Ломбо мог бросить ее в огонь; но дрова, которые они собрали накануне, еще не полностью догорели, так что такая возможность исключалась.

— Магистр, это для вас. — Керриган поднялся, опершись на эбеновую пятифутовую палку. Он протянул палку, и женщина осторожно взяла ее в руки. Осторожность сменилась изумлением. Она знала эту палку. Холодное гладкое темное дерево, крошечная выбоина… палка пострадала, когда она когда-то давно парировала сабельный удар бормокина. И ее длина, и то, как она легла Орле в руку, — все говорило ей о том, что это ее палка. Она повертела ее, провела по ней рукой.

Ошибки нет. Это моя палка, но ведь она должна лежать на дне Лунного моря.

Даже если Керриган каким-то образом договорился с Таготчей, морским вейруном, и дух вернул палку, то почему она до сих пор ее не видела?

— Но откуда ты… Керриган задумчиво улыбнулся.

— Ниоткуда, магистр. Я сам ее сделал. — Он смущенно пожал плечами. — Ребенком я часто впадал в истерику и ломал вещи. За это меня наказывали. И даже я когда случайно что-то разбивал, меня все равно наказывали. Поэтому я научился восстанавливать вещи. Если я притрагивался к какому-то предмету и постигал его природу, то мог взять подобный материал и восстановить разбитую вещь. Ваша палка имела с вами связь, я не раз держал ее в руках. С ее помощью я совершал магические сеансы, поэтому знаю ее досконально.

— Ты никому не рассказывал, что умеешь это делать? — задыхаясь, спросила Орла.

Он покачал головой:

— Если бы я рассказал, меня все равно наказали бы за разбитые вещи или за то, что я скрывал от них свои проступки. Сделать это на самом деле не так и трудно. Это просто смесь из построения, магии, действия сокрытия и ясновидения. Я покажу вам, как это делается.

Орла прикрыла рот рукой. Он объединил четыре школы магии в одно заклинание. Они о таком никогда еще не слыхивали. Для создания оборонительной позиции можно объединить методику построения и военную магию, или, чтобы поразить стрелой отдаленный или невидимый объект, требовалось сочетание военной магии с ясновидением. Орла слыхала об одном заклинании урЗрети, правда, вряд ли она освоила бы его, проживи даже еще пятьдесят лет. С его помощью можно было превратить пони в боевого коня, а всадника — в могучего невидимку. Ну а в то, что все эти методы — магию, передвижение, сокрытие — можно было связать воедино, она до сих пор абсолютно не верила.

И все же ребенок, страшащийся наказания за совершенную им шалость, создал такое заклинание. Она задрожала. Они и не догадываются, что мы все вместе вырастили.

— Вам не плохо, магистр?

Она кивнула и натужно улыбнулась:

— Я, адепт Риз, перед тобой в долгу. А что касается твоего заклинания, надеюсь, мне удастся дожить до того дня, когда я смогу его освоить.

Керриган озабоченно на нее посмотрел:

— Вы действительно хорошо себя чувствуете?

— Да, Керриган, спасибо тебе. — Она подняла палку. — А твой дар позволит мне чувствовать себя еще лучше. К тому времени как мы придем в Ислин — а это будет дня через два, — думаю, что совсем оправлюсь.

Уилл чувствовал себя на седьмом небе. Ему хотелось кричать, танцевать, петь и смеяться. Останавливало одно: вдруг кому-нибудь не понравится такое его поведение и его выставят из крепости Грипс, засадят в тюрьму или поступят с ним еще хуже. Он всю свою жизнь мечтал здесь оказаться и в детстве хвастался, что непременно сюда попадет. Однако в мечтах все выглядело совсем по-другому.

Он стоял сейчас перед дверьми Большого зала крепости Грипс. И Ворон здесь стоял, и Дрени, и Джарми, и еще несколько магов с Вильвана. Ему казалось, что все волшебники, жившие в Ислине или его окрестностях, пришли сейчас на встречу с чародеями Вильвана. Так как Вильван правительству не подчинялся, его делегация считалась не такой важной.

Резолют держался в стороне, рядом с небольшой группой воркэльфов. Одеты они были по большей части в яркие шелковые одежды, ничем не уступавшие облачению знати человеческого рода. Резолют же оделся, как обычно: на нем был тяжелый плащ, который он сам сшил из скальпов бормокинов и оторочил мехом вилейнов. Под плащом у него был хороший кожаный охотничий костюм, выдержанный в гамме осеннего леса, хотя рукава он завернул высоко, чтобы каждый мог полюбоваться его татуировкой.

Уилл завидовал костюму Резолюта, но сознавал, что сам мог бы выглядеть еще хуже, надень он богатую шелковую одежду аристократа. Ну разве не умора — их башмаки с узкими носами? А воротники? Да в них задохнуться можно. На панталонах столько пуговиц, что Уилл был уверен: если перед тем, как что-нибудь выпить, такой щеголь не помочится, то снять брюки в нужный момент ему ни за что не удастся.

Одежда, которую ему пришлось-таки надеть, была немногим лучше одежды знати, однако он подчинился: чувствовал, что происходит нечто такое, о чем он пока не знает. Так как и Ворон, и Дрени, и сам он входили в делегацию от Вильвана, то и нарядили их в нарядные робы, якобы соответствующие их положению. Дрени щеголял в темно-красной робе и выступал, стало быть, в роли адепта, запястья его охватывали цветные ленточки, свидетельствовавшие о том, в каких видах магии он наиболее искусен. Уиллу не объяснили, что означают белый и зеленый цвета.

Ворону выдали серую робу магистра. Эстафа, адепт, который всех их обряжал, сказал, что ранг этот как нельзя лучше подходит могучему седовласому Ворону. Уилл подумал, что комплимент Эстафа сказал неспроста: должно быть, ему хотелось что-то выведать. Ворон, однако, вежливо промолчал. Ленточек на запястьях у него не было, зато в рукавах робы имелись цветные шелковые вставки — красные и желтые. Смысла их Уилл тоже не знал, но так как голубая роба Джарми на запястьях была украшена красными ленточками, он предположил, что красный цвет означает искусство в военном деле.

После того как Резолют наотрез отказался от робы чародея, Эстафа повернулся к Уиллу и внимательно на него посмотрел. Затем пожал плечами и подал Уиллу черную робу ученика. Покрутил его туда-сюда, завязал Уиллу на талии белую веревку и удовлетворенно кивнул.

— Ну и отлично. Ты готов, Уилл.

Юный вор улыбнулся и заткнул большие пальцы под веревку.

— А это для чего?

— Для того, чтобы роба на тебе не болталась.

— Нет, я не о том. Какую магию она означает? Что я могу делать?

Эстафа обнажил огромные зубы. Улыбка вышла неискренней.

— Ну что ты, Уилл, тебе не годятся ни ленточки, ни вставки. Ты ведь ученик. Принимая во внимание твой юный возраст, никто не поверит в то, что ты добился каких-то успехов. Хотя не волнуйся, — маг заговорщицки ему подмигнул, — ты и без того особенный.

Уилл нахмурился:

— Но я видел здесь парня, на котором роба, как у Джарми, и у него при этом полно всяких ленточек, а выглядит он моложе меня.

— А… это адепт Риз. Да, он тоже особенный… в своей области. Он явился сюда после долгого путешествия. — — Адепт Эстафа прикрыл тонкими губами зубастый рот. — Ну давай, Уилл, иди. В робе ученика можно быть незаметным, а тебе до поры лучше оставаться в тени.