Местный сарацинский сатрап решил выкупить у купца эфиопскую красавицу, для подарка в гарем эмира Валенсии. Но Мариам не хотелось в гарем, и она выразила решительное несогласие на хорошем арабском языке, попутно высказав всё, что думала обо всех сарацинах, включая купца, сатрапа Тортосы, а также самого эмира, и их пророка. Наш человек! Речь девушки привела оскорблённых фанатиков в такую ярость, что они отрезали ей язык. Потом решили, что этого мало, и повезли в Валенсию для показательной казни на глазах большой аудитории и лично эмира. Однако, тут Мариам наконец повезло. По дороге им встретились каталонские рыцари, участвовавшие в походе Рамона Беренгера, графа Барселонского и регента королевства Арагон, на Мурсию. Сарацины этой встречи не пережили, кроме пары-тройки успевших сдаться в плен, а Мариам была освобождена.
К сожалению, из-за отсутствия языка, девушка не могла рассказать о себе своим спасителям, несмотря на знание ими арабского. Хотя крестик на шее, цепи на руках и ногах, да и клетка, в которой её везли, кое о чём говорили. К счастью в отряде оказался грамотный священник, хорошо знавший греческий. Мариам смогла с ним объясниться с помощью записок. Пленные сарацины частично подтвердили её рассказ. После этого рыцари прониклись к мавританке большим уважением, как к знатной девице пострадавшей за христианскую веру. Освобождённую Мариам, или Марию, как стали её называть местные, отвезли в Сарагосу, ко двору регента Рамона Беренгера, и его подопечной, а также наречённой невесты, арагонской королевы Петронилы.
Когда я услышал это имя, то чуть не заржал как ненормальный. Мне вспомнился, замечательный французский фильм о попаданцах, только наоборот, из этого же XII века в будущее (хотя, они в обе стороны шастали) — «Пришельцы-2. Коридоры времени». Один из этих попаданцев упоминал некую Петронилу С Большими Сиськами. Правда, арагонской Петрониле сейчас всего одиннадцать, и вряд ли у неё есть не то что большие, а хоть какие-то сиськи, а уж о том, что было три года назад, и говорить нечего. Зато у созревшей под африканским солнцем девушки с этим всё было нормально, в тринадцать лет у неё фигурка была на все пятнадцать. Так что Рамон Беренгер не решился держать освобождённую мавританку при дворе, опасаясь слухов, из-за которых арагонская знать могла расстроить помолвку своей малолетней королевы с графом Барселонским и турнуть его из регентов — прецеденты бывали. В общем, регент быстренько отослал экзотическую девушку к родственнице Петронилы — нашей королеве.
Алиенора, в отличие от соплюшки Петронилы, сразу поняла, какой шикарный подарок упал в её руки. Служанка, которая при всём желании не разболтает секреты своей госпожи! Разве что напишет, но не отрубать же ей руки! Мари, как стали звать девушку при французском дворе, прибавив вместо фамилии название её родной провинции в Эфиопии, приняли, обласкали, и после того, как она выучила французский и латынь («латинским языком» её матери оказался провансальский, родной для Алиеноры) сделали доверенной служанкой, которая сопровождала королеву, выполняя разные поручения. Для лучшего взаимопонимания Мари и королева даже разработали систему знаков. Ещё девушка всё время носила с собой восковые дощечки, чтобы записывать то, что хотела сказать.
Вопреки тому, как это обычно бывает при дворе, новая фаворитка не вызвала зависти и враждебности у других придворных дам. Они считали, что им в жизни повезло куда больше — у них-то языки имелись! Кроме того, хоть Мари и была дочерью абиссинского «графа», её родня осталась в далёкой Африке и шансов на их появление при французском дворе не было ни малейших, как и на то, что девушка будет тянуть наверх своих родичей в ущерб местным аристократам. Да и страдания Мари за веру, принятые от «безбожных агарян», при дворе тоже вызывали уважение. К тому же девушка была умной, тактичной, неконфликтной… Возможно, этому в том числе или даже в большей степени способствовало отсутствие языка. Дамы французского двора полюбили плакаться Мари в жилетку о своих проблемах, зная, что та никому это не разболтает, а им самим станет легче на душе.
По всем этим причинам Эрих сейчас грустил в таверне, напиваясь местным красным вином, совсем недурным, кстати. Парень сильно сомневался, что сможет добиться понравившейся девушки. Ведь Мари — дочь графа, хоть и своеобразного, приближённая самой королевы, а он всего лишь новоиспечённый экюйе, вчерашний ремесленник, хоть и сумевший уже нажить немалые деньги, но не имеющий ни кола, ни двора. Правда, я обещал выделить ему, как и Виму, кусок земли из владений пожалованных нашими королём и королевой, а также монархами Венгрии и Кайзером, но до тех земель нужно ещё добраться.
Надо помочь моему оруженосцу, пока он совсем не раскис. Похоже, придётся опять побывать сватом, только теперь не у венгерской королевы, а у нашей. Вообще-то, их величества, включая и Алиенору, ко мне благосклонны после наших подношений, и особенно после того, как я снова обогатил местную кухню блюдами из будущего. Для начала я решил познакомить Конрада с борщом. Ага, тем самым, украинским, который Бог послал Альхену из «Двенадцати стульев». Так-то он должен появиться веке в XVI или около того. Причём это будет далеко не тот борщ, что известен всем в России в XXI веке. И это не считая отсутствия картошки. Его делали из растения «Борщевик обыкновенный» (не путать с ядовитым «Борщевиком Сосновского», родом с Кавказа, который какие-то идиоты, или вредители, в советское время вздумали выращивать на корм скоту, и уничтожать его приходилось даже в начале третьего тысячелетия). Два вида различаются в основном цветками — у безвредного борщевика они розоватые, у ядовитого белые.
Всё это я узнал от Ольги, которой нравилось изучать историю разных блюд. Она даже как-то приготовила на пробу борщ из того самого обыкновенного борщевика по старинному рецепту. На мой вкус — очень так себе, хотя, если нет чего-то по лучше, сойдёт, как и лебеда. Но «классический» борщ из свёклы, появившийся в XIX веке, намного лучше. И всё, что для него нужно, здесь уже есть. Ну, почти всё.
Картошка, как я уже упоминал, пока остаётся в ещё не открытой Америке. Но её, как и в здешнем варианте «Оливье», можно заменить репой и тыквой. А прочее всё имеется на рынке. Мясо, сметана, свёкла, капуста, лук, петрушка, укроп, чеснок, морковь… Правда, когда я в Буде отправился с Вимом и Лаци, слугой Паулы, на рынок за ингредиентами для борща, морковь там оказалась какая-то странная. На вид это были самые обычные морковки, но почему-то фиолетового, белого или красного, как ещё неизвестные в Европе помидоры, цвета. Привычных оранжевых не было вообще![6] Грешным делом я даже заподозрил, что попал не в наше прошлое, а в какой-то параллельно-фэнтезюшно-магический мир. Тут ведь и ведьмы есть, и вполне рабочие колдовские мази. Но, как следует подумав, отбросил эту мысль. Скорее всего, это какие-то местные сорта. Помнится, в детстве я объедался малиной на бабушкиной даче. И была та малина не только привычная малиновая, пардон за тавтологию, но и жёлтая, и тёмно-фиолетовая.
Накупив всё необходимое, и используя налаженные ещё в Клерво контакты с поваром нашего короля, я вышел на поваров Конрада. Те уже заценили рецепты «Салата Крестоносца» и соуса «Клервез», которые их французский коллега поведал им по приказу своего монарха, откликнувшегося на просьбу царственного собрата, заодно расхвалив «изобретателя», шевалье де Лонэ, и моя идея порадовать кайзера новым невиданным супом зашла на ура. Понятно, борщом я его называть не стал (борщевика-то там не было и в помине), придумав с помощью Вима латинское название «Имперский суп» («Sorbito Imperial») — он же для императора предназначался!
Новое блюдо понравилось! И кайзеру, и обедавшим с ним знатным особам, включая его зятя Германа Баденского, и сводных братьев — маркграфа Австрии и епископа Фрейзинга, а также кардиналов Теодвина и Этьена де Бара. Смолотили всё до последней ложки, после чего…потребовали добавки!
За сие блюдо кайзер меня изволили отблагодарить снятым со своего пояса дорогим кинжалом в усыпанных самоцветами ножнах, с крупным сапфиром в рукояти. Забегая вперёд, скажу, что с тех пор «Сорбито Империаль» стал одним из традиционных угощений на императорском столе. И не только императорском. Гёза с Фружиной и Людовик с Алиенорой тоже заценили мой супчик. При этом королева Венгрии вопросительно поглядывала на представленного в качестве автора нового супа шевалье де Лонэ. В её взгляде так и читалось: «А как же мне?»
