В свою последнюю ночь Илга и Роланд зажгли не по-детски, похоже, решив оставить себе и друг другу незабываемые воспоминания. Честно, я даже опасался, что они сломают судно. Или каюту. Или как минимум кровать. Сестрички де Аргуэльяс наутро смотрели на ханскую дочь и моего друга, как Грета Тунберг на Трампа. Сама Илга выглядела несколько утомлённой, но довольной. Как и Роланд, хотя он был явно опечален расставанием с девушкой.
Хан оказался тем самым седым крепким мужиком за пятьдесят, которого я видел во время нападения на наш охотничий отряд. На этот раз он был одет в долгополую кольчугу с зерцалом на груди и с длинными рукавами, остроконечный шлем восточного типа с бахтерцом, на поясе сабля в украшенных золотом ножнах, красный кафтан, чёрные штаны, жёлтые сапоги с загнутыми носками. Лицо того же слегка азиатистого типа что и у воинов, сопровождавших посла (Илга, похоже, пошла в мать-француженку), покрыто шрамами, проницательный взгляд голубых глаз.
Увидев Илгу, он ограничился коротким приветствием на греческом — мы с Роландом оценили его любезность, выслушав перевод Вима — после чего с интересом оглядел меня, и особенно моего друга. Любопытно, догадался ли он, что его дочь за эти дни, с помощью Роланда стала женщиной и, судя по всему, матерью? Если и догадался, то ничем этого не показал.
— Я узнал вас! — заявил Тугоркан на том же греческом языке. — Вы славно дрались в том бою. Я сражался против франков и германцев — наёмников василевса ромеев и короля венгров. Но вы лучше. Не думал, что королю франков и кайзеру германцев служат такие хорошие воины. Потому и ошибся, пытаясь вас захватить с пятью с половиной десятками моих людей. Надо было сразу использовать всю дружину. Что ж, судьба и воинская удача в тот день была за вас, молодые барсы.
— Военное счастье переменчиво, великий хан, — ответил я, выслушав перевод оруженосца, так как сам в греческом был ещё не особо силён..
— Сегодня победил один, завтра другой. — поддержал Роланд.
— Тоже верно. — кивнул хан после перевода Вима, и махнул рукой слугам, которые стали подтаскивать сундуки с выкупом.
Выкуп за дочку хан доставил солидный — два сундучка с золотыми монетами, в основном безантами, хотя попадались и динары, и два с серебряными, главным образом византийскими милиарисиями, но были и дирхемы.
— Легко пришло — быстро ушло, — усмехнулся важно державшийся хан, показывая плетью на сундучки. — Ведь чувствовал, получая, что долго они у меня не задержатся.
Когда Вим перевёл эти слова с греческого, я поинтересовался, не может ли великий хан сказать, от кого он получил эти деньги и за что?
— Отчего не смогу? Смогу! Я им ничего не должен, а вот они мне задолжали. Из-за них я потерял немало хороших воинов. Семейства Неметуйвари и Борши из Венгрии заплатили за то, чтобы заполучить двух франков. Догадываетесь, каких?
Хан, зло усмехнувшись, махнул рукой, и его нукеры подтащили связанного, бледного худого человека, с незаметным лицом, светлокаштановыми волосами и бегающими тёмными глазками.
— Этот… был в вашем войске, — хан пнул связанного сапогом. — Указал моим людям ваше судно, описал вас… Я хотел казнить его мучительной казнью за всё, что случилось, но потом решил отдать вам. Вы, франки, сумеете посчитаться не только с этим ничтожеством, но и с его хозяевами!
О, а вот за это спасибо, Ваше Ханское Высочество! Или Величество? Или Ваше Ханство? Чёрт, как же обращаться к этим восточным властителям? Впрочем, неважно, подарок и правда шикарный! У нас с Роландом, конечно, силёнок маловато наказать родичей Дьюлы и Золтана за подлость, а вот если Людовик и Конрад обратятся к Гёзе с однозначными доказательствами — это другое дело! По факту, мы имеем покушение на двух монархов, один из которых сосед короля Венгрии, а другой кум. По нынешним временам дело можно оценить и как государственную измену. Скорее всего Гёза виновных не репрессирует, слишком сильны магнатские семейства, но крови из них выпьет изрядно, и наверняка много чего стрясёт — денег, земель и прочего. Надо только этого связанного типа сдать Людовику побыстрее, живым и желательно невредимым.
После этого хан со своими и Илга, попрощавшись, запрыгнули в сёдла и удалились к невысоким холмам, где их ждала большая часть ханской дружины. Вскоре все половцы скрылись из виду. А мы поспешно перетащили на судно выкуп и отвели туда же пленника, посадив его в трюм под охрану оруженосцев. Как-то не хочется мне сюрпризов в виде прилетевшей стрелы или болта. Кто знает, может, семейства Неметуйвари и Борши подослали ещё кого-то, чтобы в случае неудачи заставить своего агента замолчать навсегда? Возможно, это паранойя, но лучше, как говорится, перебдеть.
Я приказал Отто сняться с якоря и плыть к судну короля. Подойдя к нему вплотную, мы с Роландом по переброшенному трапу перебрались на палубу королевской барки, и через охрану передали просьбу королю принять нас, по делу, касающемуся заговора против Короны. После такого известия Людовик принял нас без промедления. Мы с Роландом доложили монарху об услышанном от хана, и по приказу короля передали его людям магнатского подсыла. На этот раз почему-то обошлось без наград, хотя я и не в обиде. Людовик тем временем приказал немедленно плыть к судну кайзера, видимо, собираясь вместе с Конрадом разбираться в этом деле, ну а мы, с королевского позволения, вернулись на «Благословение» в надежде отдохнуть.
И снова потянулось путешествие по Дунаю, уже подходившее к концу. Роланд хандрил в каюте, в отличие от Пьера и Ульриха перестав интересоваться путанами в прибрежных деревнях. Похоже, ханская дочка зацепила его сильнее, чем я думал. Я пытался друга утешить, напоминая, что его сын станет наследником хана — то есть кем-то вроде короля, или как минимум герцога. Роланд, вздыхая, задавался вопросом: увидит ли он когда-нибудь сына и его мать? Подозреваю, что второго ему хотелось больше.
Оруженосцы тем временем по моему приказу подсчитали ханский выкуп за Илгу. Не то чтобы я не доверял Тугоркану, но порядок должен быть во всём, а в счёте золота и серебра тем более. Подсчитанные деньги, как было решено ещё после битвы с шайкой Адольфа, когда мы приняли на службу Вима и Пьера, решили поделить на шестерых. Я заикнулся было, что Илгу захватил Роланд, значит и выкуп за неё он должен взять себе и Пьеру с Ульрихом, но дю Шатле и слышать этого не захотел, возразив, что без меня с Эрихом они бы не справились, и не факт, что остались бы в живых (кивнув на поджившую щёку Пьера), а Вим достоин доли, так как отстоял наши пожитки в бою на реке. На это возражений не нашлось, и раздел состоялся.
Всего в каждом из четырёх сундуков было по тысяче монет. По две тысячи золотом и серебром. Щедро нас оценили семейства Неметуйвари и Борши, чтоб их король Гёза покрепче за деликатные места взял! Как я заметил ещё при уплате, и те и другие деньги были в основном в византийской валюте, но нашлось и по сотне сарацинских динаров и дирхемов. Каждому досталось по 483 безанта с одной третью, и по столько же милиарисиев, а также по 16 динаров с двумя третями, и такое же количество дирхемов. Целые суммы мы, от греха подальше, тут же сдали под расписку магистру Тамплиеров. Уж он найдёт способ переправить их в ближайшее отделение тамплиерского «банка». Не раз мы уже видели, как, отделившись от армии, вверх по Дунаю поспешало судно под орденским флагом, не иначе с почтой главы Храмовников. А может быть и не только его. Надо ведь тому же легату Теодвину как то связываться с Папой, информируя о ходе кампании! А неделящийся остаток решили прогулять, устроив пир с участием команды и пана Свино́уха.
Карел с моей подачи и при помощи пройдохи Зденека продолжал обогащать моравскую кухню новыми рецептами. Нет, на охоту мы больше не ездили — вдруг мстительные магнатские семейства из Венгрии заплатили за нас не только Тугоркану?. Другие крестоносцы тоже стали осторожнее после того нападения, не отрываясь от лагеря поодиночке и небольшими отрядами. А больших охот никто не устраивал. Все торопились быстрее добраться до устья Дуная, сесть там на византийские корабли и достичь наконец Малой Азии до начала осенне-зимних штормов на Чёрном море. Но в Дунае с его притоками, старицами и лагунами водилось огромное количество всевозможной рыбы, в прибрежных камышах и зарослях не меньше дикой птицы, и всё это можно было задёшево купить у рыбаков и охотников из прибрежных деревень. В этих же деревнях, несмотря на нищету жителей, имелась кое-какая домашняя птица и прочая живность, которую пейзане были готовы продать по хорошей цене. Ну а вином вся армия закупалась в прибрежных византийских городах.
