Спокойнее, Ли. Спокойнее.

Она вспомнила, какой панический ужас охватил ее, когда она открыла газету и увидела то, что случилось с Бадди Реппертоном и двумя другими ребятами. В тот день ее преследовало множество мыслей, но все они укладывались в одно слово: Кристина.

«О Боже, — прошептала она, — О Боже…»

У нее по спине пробежали мурашки.

Неожиданно для себя она взяла телефонный справочник и позвонила в городскую больницу Либертивилла. Приятный женский голос ответил ей, что Дэннис Гилдер выписался сегодня утром. Ли поблагодарила и положила трубку.

Некоторое время она задумчиво смотрела на рождественскую елку, стоявшую в углу комнаты.

Потом снова взяла в руки телефонный справочник и, полистав его, набрала домашний номер Гилдеров.

— Ли? — приятно удивился Дэннис.

Она ощутила холод телефонной трубки в ладони:

— Дэннис, я могу приехать и поговорить с тобой?

— Сегодня? — изумлено спросил он. Она подумала о родителях. Скоро они будут дома. Приближалось Рождество. И шел снег., и ей не хотелось выходить из дома сегодня вечером.

— Ли?

— Нет, не сегодня, — сказала она. — Во вторник. Двадцать шестого. Это тебе подойдет?

— Конечно, — ответил он и добавил:

— Ты хочешь поговорить об Эрни?

— Нет, — помолчав сказала Ли. — Не об Эрни. Я хочу поговорить о Кристине.

К пяти часам вечера ураган обрушился на Пенсильванию. Лавины снега сыпались на опустевшие дороги и города. Люди не выходили из домов. Отмечая приближение Рождества, они были заранее благодарны матери-природе за то, что им будет о чем рассказать в ближайший вторник на работе.

Однако в тот вечер в матери-природе не было ничего материнского. Она была озлобленной на весь мир старухой ведьмой; Рождество ничего не значило для нее. К семи часам она завалила снегом все улицы Либертивилла и сломала сорокафутовое дерево, росшее на перекрестке Мэйн-стрит и Бэйзн-драйв. Дерево упало и перерубило кабель светофора, отчего тот сразу погас. Двое или трое припозднившихся пешеходов сначала взглянули наверх, а затем ускорили шаг.

К восьми часам, когда мистер и миссис Кэйбот наконец вернулись домой (чем несказанно обрадовали заждавшуюся Ли), местная радиостанция передала обращение полиции штата Пенсильвания, призывавшей граждан не выезжать из города.

К девяти часам, когда Майкл, Регина и Эрни Каннингейм уселись за праздничный стол с тетей Викой и дядей Стивом, сорокамильный участок основной магистрали Пенсильвании был завален снегом. К утру магистраль была перекрыта целиком.

К девяти тридцати, когда в полной темноте гаража на Хемптон-стрит внезапно зажглись передние фары Кристины, на улицах Либертивилла уже не было почти ни одного человека.

Тишину гаража нарушил звук заработавшего двигателя.

В кабине Кристины повернулся рычаг переключения скоростей.

Она сдвинулась с места.

Большая железная дверь гаража поднялась, и в помещение ворвалось облако белого снега, заискрившегося в лучах мощных фар.

Кристина выползла наружу и поехала вниз по улице. Ее шины резали снег ровно по прямой, без отклонений и колебаний.

Затем во вьюге замигал и погас красный огонек. Кристина повернула налево, в сторону Кеннеди-драйв.

Дон Ванденберг сидел за столом в офисе заправочной станции своего отца. Тот велел сычу держать ее открытой до двенадцати часов ночи, а сам отправился праздновать Рождество.

Дону было тоскливо, он не выносил одиночества. Он вспоминал Бадди, который притягивал друзей, как магнит, и всех приводил на ночные дежурства. Теперь они исчезли.

Хотя иногда Дону казалось, что они были здесь. Иногда у него было такое чувство, будто он мог оглянуться и увидеть их сидящими рядом — Ричи Трелани с одной стороны. Шатуна Уэлча с другой, а между ними Бадди Реппертона с бутылкой «Техасского драйвера» в руке. Всех троих — отвратительно бледных, с глазами, как у мертвых рыб. И Реппертона — поднимающего бутылку и шепчущего: «А ну-ка выпей, задница, — скоро ты будешь мертвым, как мы».

От таких фантазий у него пересыхало во рту и тряслись руки.

И Дон знал почему. Он знал, что зря они разломали машину Прыщавой Рожи. Все, кто были в ту ночь на стоянке аэропорта, уже погибли, и смерть их была ужасна. В живых остались только он и Сэнди Галтон, который укатил куда-то на своем старом «мустанге». Иногда Дон подумывал последовать его примеру.

Какой-то припозднившийся клиент просигналил гудком автомобиля.

Дон встал и пошел к выходу. Дверь с силой вырвалась из его руки, и он чуть было не упал на снег. Он не ожидал, что на улице дул такой ветер (вероятно, старался не слышать его шума). Под ногами был сугроб глубиной дюймов в десять. «Эта чертова машина, наверное, она на протекторах с шипами», — озлобленно подумал он и стал пробираться к бензоколонкам. Машина стояла у самой дальней.

Снег мешал ему как следует разглядеть ее. Чертыхаясь на каждом шагу, он наконец достиг дверцы водителя. Его щеки уже онемели. Если этот парень хочет, чтобы я за один доллар проверил масло в двигателе, то пошлю его куда подальше, решил он, когда заметил, что окно стало опускаться.

— Чем я могу пом… — начал он, и второй слог слова превратился в отчаянный протяжный крик: а-а-а-а-а-а-а-а-а…

В окно высунулась голова полуистлевшего трупа. Вместо глаз были пустые глазницы, а под остатками сгнивших губ желтели редкие кривые зубы. Одна рука белела на руле управления. Другая вылезла из окна и, судорожно сжимая и разжимая костяшки пальцев, пыталась схватить его.

Дон отшатнулся, ужас горячим комком застрял в его горле. Мертвец вдруг усмехнулся и поманил его к себе. Двигатель машины взревел, а потом она опять заработала тише.

— Заправь ее. — прошептал труп, и Дон сумел разглядеть, что на нем висели лохмотья армейской униформы. — Заправь ее, говнюк. — Череп еще раз ухмыльнулся, и в зияющей глубине рта блеснул кусочек золота.

— А ну-ка выпей, задница, — хрипло прошептал другой голос, и с заднего сиденья Бадди Реппертон протянул Дону бутылку «Техасского драйвера». По зеленой коже Бадди ползали черви… — По-моему, тебе нужно выпить.

Дону казалось, что он кричит, как зарезанный, но уши слышали только шепот Реппертона: «А ну-ка выпей, задница». Дон бросился прочь. Сзади снова взревел двигатель, и он оглянулся. Он увидел машину Эрни Каннингейма, двигавшуюся в его сторону. За рулем никого не было. И это было хуже всего. Машина двигалась сама по себе.

Дон выбежал на улицу, поскользнулся и упал. В следующее мгновение его озарил яркий свет передних фар Кристины, и она со скоростью локомотива налетела на него.

Задняя окраина городка Хайте, расположенного в горах над Либертивиллом, полностью оправдывала название этого места, служившего американизированным синонимом сочетания «высший свет». Здесь, немного в стороне от дороги Хайтс-авеню, одной милей выше переходившей в шоссе No2, стояли респектабельные дома газетного издателя, четырех врачей, богатой внучки человека, который изобрел скоростную систему выбрасывания гильз для автоматических пистолетов, и еще нескольких обеспеченных людей, преимущественно адвокатов.

В половине двенадцатого того рождественского вечера двухтонный «плимут» 1958 года выпуска, взбиравшийся вверх по Хайтс-авеню, миновал поворот на Стэнтон-роуд, куда в ноябре свернули Эрни и Ли, торопившиеся уединиться над обрывом. «Плимут» двигался со скоростью тридцать миль в час, и в насыпанных на дороге сугробах его шины оставляли одинокие следы глубиной не меньше фута. Их почти сразу же заметало сильным ветром и снегом.

Уилл Дарнелл сидел в общей комнате дома, построенного на краю городка Хайте, и пытался смотреть телевизор, но его мысли постоянно отвлекались от экрана и возвращались на свой заколдованный крут: Эрни, Уэлч, Реппертон, Кристина. Прошедшие дни состарили Уилла лет на десять. Он сказал полицейскому Мерее, что вернется к делам через две недели, но сам не верил в свои слова. С недавних пор его горло стало болеть от слишком частых обращений к помощи ингалятора.