Хафлои позволил себе улыбнуться. Это укрытие было лучше — гранитные валуны могли выдержать серьезные удары. Он по-прежнему двигался так быстро, как только мог в лабиринте камней.

Шум двигателей корабля затих вдали, а затем усилился, когда корабль вернулся, сделав круг. Хафлои остановился и прислушался. Скрипнул открывшийся люк и глухо ударились о камень керамитовые доспехи, когда один из пассажиров корабля спрыгнул на землю.

Хафлои вытащил свой болт-пистолет из кобуры и пошел дальше. Ледяные коридоры между скалами были похожи на трещины в ледяной глыбе — они соединялись и разветвлялись, вели на большие прогалины или постепенно сходили на нет. Теперь нужны были бесшумность и незаметность. Он слышал глухой шум шагов — кто-то в керамитовых ботинках приближался по дну ущелья, под его ногами скрипели гравий и лед.

«Слишком шумно, Охотник».

Хафлои увидел впереди по левую руку вход в узкую расселину, соединявшейся с той, в которой он сейчас находился. На пересечении расселин была небольшая прогалина, не более пяти метров в ширину, а со всех сторон возвышались громады утесов. Звук шагов доносился из левого прохода, становясь все громче.

Хафлои скрылся в тени ближайшего валуна и направил пистолет в сторону предполагаемого противника. Секундой позже в поле его зрения оказался огромный воин в серых доспехах. Он не носил шлема, оставляя открытой выбритую голову и бороду с черными прядями. Казалось, что он чувствует присутствие Хафлои: воин повернулся в его сторону и опустил свой болтер.

Слишком поздно.

Хафлои выстрелил. Он увидел, как масс-реактивный снаряд, вращаясь, полетел к цели. Болт попал точно в нагрудную пластину брони, отбросив врага к дальнему валуну.

— Хья! — радостно воскликнул Хафлои, вынимая меч из ножен на поясе и собираясь броситься на противника.

— Успокойся, — раздался тихий голос у самого уха.

Хафлои замер.

Он медленно перевел взгляд вниз. У самого горла, едва касаясь кожи, блестел обнаженный клинок. Если бы он атаковал, то вскрыл бы себе глотку.

— И теперь ты — труп, щенок.

Он опустил руки, хотя его сердца все еще бешено колотились. Клинок убрали.

Воин, которого Хафлои сбил с ног, оттолкнулся от камня. Его движения были тяжелыми. Большое уродливое лицо с курносым носом кривилось от смеха.

Второй воин отступил от Хафлои на шаг, покинув укрытие, из которого он подкрался. Теперь все трое — два Серых Охотника и один Кровавый Коготь — смотрели друг на друга. Вдалеке был слышен гул двигателей корабля. Снижающиеся обороты говорили о том, что он заходит на посадку.

«Скитья».

Хафлои сплюнул на землю и загнал свой пистолет обратно в кобуру.

Ольгейр, огромный воин по прозвищу Тяжелая Рука, в которого он смог попасть обезвреженным снарядом, подошел и ударил его кулаком в плечо. Этот жест, возможно, должен был быть ласковым, но ощущался как попадание из лаз-пушки.

— Это было легкомысленно, парень, — произнес Ольгейр.

Его грубое лицо было покрыто плотной мешаниной шрамов, татуировок, металлических украшений и прядей темных, жестких, как солома, волос. Его крашенная полосами пышная и непослушная борода завитками и перекрученными космами спускалась на нагрудник доспехов. Для этой тренировки он неохотно оставил свой тяжелый болтер, любимый Сигрун, и без него выглядел необыкновенно массивным.

Товарищ Ольгейра сухо улыбнулся Хафлои.

— Ты хорошо справился, сумев убежать от Ёрундура, — произнес он, убирая клинок. — Он будет недоволен.

На Бальдра Фьольнира было проще смотреть, чем на его боевого брата. Его борода была не такой клочковатой, а кожа не так испещрена следами ожогов и ударов. Он был худощавый, но крепкий, улыбчивый, с ясными глазами янтарного цвета. Он носил длинные волосы, в которых встречались светлые пряди песочного цвета, еще со времен, когда он сам был одним из Когтей.

— Ты ждал меня здесь, внизу? — уныло спросил Хафлои, потирая шею. — Я слышал, как с корабля спрыгнул только один из вас.

Ольгейр снова рассмеялся. Его уродливое лицо, казалось, было создано для этого низкого, грохочущего горлового звука, который исторгался из его похожей на бочку груди.

— Он не очень умен, — отметил Ольгейр.

Бальдр продолжал улыбаться. В его выражении не было злобы. Этот красивый воин не был похож на человека, способного на невероятную жестокость, которая требовалась при его роде занятий, но Хафлои не был настолько глуп, чтобы сомневаться в том, что при необходимости Бальдр проявит себя и с этой стороны.

— Мы спрыгнули вместе, — объяснил Бальдр. — Запомни: это то, что могут сделать враги. Они постоянно нарушают правила подобным образом.

Хафлои был не в том настроении, чтобы попасться на приманку. По мере того, как его тело восстанавливалось, чувство гордости сменялось унынием.

— Моркаи, — выругался он и размял шею, покрутив головой. Когда прекратился приток адреналина, он почувствовал, как на него наваливается боль и ломота во всем теле. Он выложился как следует в этот раз, сильнее, чем когда-либо. — Это, должно быть, шутка. Шутка. Это невозможно.

Ольгейр поднял бровь.

— Думаешь? — спросил он. — Такой недоверчивый — я думаю, в конце концов ты справишься.

Он был измотан, доведен до предела бесконечными тренировками, непрекращающимися испытаниями. Его уже много дней проверяла стая, к которой он даже не хотел присоединяться. Но он не дрался всерьез уже много недель. Он не стрелял из настоящего оружия и не бежал на реального врага с клинком в руке.

Хафлои переключил внимание на Ольгейра.

— Тогда сразись со мной сейчас! — огрызнулся он. — Один на один. Я сверну твою жирную шею.

Ольгейр одобрительно хмыкнул. Бальдр покачал головой.

— Нет, не свернешь, — спокойно ответил он. Хафлои услышал приглушенный хруст вдалеке — это приземлился «Громовой ястреб». — Ты пойдешь с нами, и я покажу, что ты сделал не так.

Серый Охотник смотрел на Хафлои, его лицо было серьезным. Глядя в его глаза, Хафлои понял, что у него, как и дюжину раз до этого, нет выбора.

— А потом мы все повторим, — сказал Бальдр. — И еще раз. До тех пор, пока ты не сможешь убить нас, как тебе было приказано.

В горячей мутной тьме раздавался лязг, ритмичные удары, похожие на бой барабанов на древних галерах. Искры, вылетавшие из светящихся зияющих пастей тысячи плавилен, сыпались на каменный пол, отскакивали от него и угасали.

Гуннлаугур оторвал взгляд от магмовых отсветов кузнечного цеха и посмотрел на далекую крышу, однако ему не удалось ее разглядеть. Толстые столбы дыма поднимались ввысь, смешивались и сгущались перед тем, как унестись через скрытые воздуховоды. Шумы кузницы буйствовали вместе с ними — нестройный, перекрывающий друг друга гул размягченного жаром металла, которому пытаются придать форму с помощью множества громадных молотов.

Расплавленная сталь стекала по желобам, как речная вода, плескалась, переливалась через край. Пузатые чаны с расплавленным металлом наклонялись, чтобы залить его в формы. Конвейерная лента из адамантиевых сегментов безостановочно двигалась, переправляя металл от круглых охладительных ванн к наковальням, обратно в печи, раз за разом через операции проковки, формовки, гибки, придания клиновидной формы и закалки, пока не получались заготовки для оружия. Их почтительно уносили сервиторы с пустыми глазами, для того, чтобы техножрецы и железные жрецы могли закончить работу и благословить оружие.

Надо всем этим нависали безмолвные изваяния древних богов кузни из кованой бронзы, установленные наверху каменных колонн. Эти бронзовые изваяния блестели и переливались в мрачном свете неугасающего пламени, спокойно и загадочно глядя через изменчивую полутьму Хаммерхолда на то, как работает армия получеловеческих оружейников.

Гуннлаугур оторвал от них взгляд и размашистыми шагами прошел мимо работающих механизмов. Он уже очень давно не спускался в эти глубины, но все выглядело точно так же, как в любое из прошлых посещений. В кузне стоял тяжелый запах: резкая, едкая, неперебиваемая смесь смога, пара и пота ударила ему в нос. Едва хватало свободного места, чтобы размахнуться топором, и совсем некуда было бежать. Место вызывало приступ клаустрофобии, казалось, что это какая-то часть преисподней очутилась в мире живых.