Он молниеносно повернулся, паля в развороченное окно. Двое упали, но третий успел выстрелить. Клем ощутил удар в грудь и все же хладнокровно послал пулю в голову исчадия. Потом пошатнулся и упал возле кровати.

Джозия Брум подполз к нему.

– Очень плохо? – спросил он.

– Видывал я дни и получше, – ответил Клем, пытаясь перезарядить пистолеты. Калибр пистолета исчадия, который он подобрал, был больше, чем калибр его собственного, а патронов к нему у него не было, и он с ругательством отшвырнул разряженное оружие.

– Черт дери, – сказал он с горечью, – эти стервецы скоро меня разозлят по-настоящему!

Зарядив свой пистолет, он привалился к стене, избегая смотреть на рану в груди. Брум проковылял в большую комнату позвать Мередита. Врач подошел к Клему, и пистолетчик почувствовал, как его пальцы начали ощупывать рану.

Мередит ничего не сказал, и Клем открыл глаза.

– Хотите сообщить мне хорошую новость? – спросил он.

– Не такую уж хорошую, – негромко ответил врач.

– Даже не верится! – У Клема кружилась голова, его одолевала слабость, но он держался. Защитников дома было слишком мало, и он не собирался вот так взять да умереть. И закашлялся. В рот ему хлынула кровь, забрызгивая светлую рубашку Мередита. Клем осел. Солнце заходило, небо было цвета очищенной меди. Клем поднялся с пола, пошатнулся, но ухватился за оконную раму и удержался на ногах.

– Что ты делаешь? – крикнул Джозия Брум, протягивая руку, чтобы ухватить Клема за локоть. Мередит взял Брума за плечи и отвел от Клема.

– Он умирает, – прошептал молодой врач. – Жить ему остается несколько минут.

Клем лег животом на подоконник выбитого окна, потом перетащил через него ногу. Воздух снаружи был Прохладным и свежим, в нем не стоял едкий запах порохового дыма. И вечер был чудесным, ни единого облачка в небе. Клем полуспрыгнул-полуупал на землю. Горло наполнилось кровью, и он подумал, что вот-вот захлебнется, однако сумел ее проглотить и добрести до трупов, забрать их пистолеты и побросать в окно. Один из мертвецов был перепоясан патронной лентой. Клем снял ее и отдал Бруму.

– Вернись в дом! – настойчиво сказал Брум.

– Мне… тут… нравится, – прошептал Клем и закашлялся.

Он добрел до угла здания и увидел лошадиную колоду и двух прячущихся за ней исчадий. Они тоже его увидели и повернули ружья в его сторону. Клем застрелил обоих. Из-за изгороди загона поднялся третий, пуля ударила в тело Клема, почти закрутила его. Клем выстрелил в ответ и промахнулся.

Упав на колени, он сунул руку в карман куртки, чтобы вытащить свои последние патроны. В него ударила еще одна пуля. Земля у него под щекой была жесткой, но вот боль расплылась и исчезла. Из укрытия выбежали три исчадия. Клем услышал стук их сапог по земле.

Из последних сил Клем перекатился. В пистолете оставалось два заряда, и он их выпустил оба. Первая пуля попала переднему исчадию в живот и опрокинула, вторая пронизала незащищенное горло.

Погремел ружейный выстрел, и Клем увидел, как последний из исчадий остановился. Его голова кончалась над глазами. Безжизненное тело рухнуло на землю.

Клем лежал на спине и смотрел в небо. На мгновение оно стало нестерпимо ярким, затем со всех сторон наползла тьма, и он уже видел только маленький кружок света в конце длинного темного туннеля.

А потом – ничего.

Нестор и Уоллес смотрели, как он умирал.

– Да уж, его голыми руками было не взять! – вздохнул Уоллес.

– Он был Лейтон Дьюк, – негромко сказал Нестор.

– Да ну? Это надо же! – Уоллес вскинул ружье к плечу и прицелился в человека, пробиравшегося под защитой изгороди. Он выстрелил, пуля расщепила жердь над головой исчадия, и тот поспешил укрыться. – Черт! Промазал! Ты сказал, Лейтон Дьюк? Ну, с пистолетами он чудеса творил.

– Да, это он умел, – грустно согласился Нестор. Поглядев на рыжеголового юношу, он спросил: – Тебе страшно, Уол?

– Угу.

– А по виду не догадаться. Рыжеголовый пожал плечами:

– У нас в семье, знаешь ли, было не принято выставлять напоказ чувства там и все такое прочее. Я как-то сломал руку, ну и разревелся. Папаша наложил лубки, а потом отвесил мне подзатыльник, чтобы не распускал нюни. – Он шмыгнул носом и рассмеялся. – Очень я любил старого козла! – Уоллес снова выстрелил. – Попал, черт подери!

Нестор посмотрел туда, где в сгущающихся сумерках неподвижно вытянулся на земле воин-исчадие.

– По-твоему, они нападут, когда совсем стемнеет?

– Поспорю на что хочешь, – ответил Уоллес. – Будем надеяться на чистое небо и яркую луну. Нестор заметил какое-то движение на дальнем склоне.

– О нет! – прошептал он.

Но и Уоллес увидел их: десятки исчадий съезжали с холма.

А во главе ехал Иаков Мун.

Когда они приблизились на расстояние выстрела, Уоллес прицелился в Иерусалимского Конника, но промахнулся: его пуля пробила плечо всадника слева от Муна. Исчадия попрыгали на землю и побежали за развалины сарая. Уоллес сплюнул в щель между ставнями, но ничего не сказал.

Нестор, пятясь, вышел из комнаты и крикнул Бет Мак-Адам о появлении новых врагов.

– Мы видели! – закричала она в ответ. – Клем добыл несколько пистолетов. Спустись, сынок, возьми что вам требуется.

Нестор кинулся вниз. Исида и Мередит теперь взяли пистолеты, но Джозия Брум с вызывающим видом сидел на полу, положив руки на колени.

– Вы, значит, трус? – спросил Нестор. – Даже собственную жизнь защищать трусите?

– Хватит! – оборвала Бет. – Иногда отстаивать то, во что веришь, требует куда больше подлинного мужества. А теперь марш наверх к Уоллесу!

– Хорошо, фрей, – ответил он кротко. Бет опустилась на колени рядом с Джозией и положила руку ему на плечо.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.

– Тоскливо, Бет, – ответил он, поглаживая ее руку. – Мы никогда ничему не научимся, верно? Непрерывно убиваем и причиняем боль.

– Не все мы. Некоторые вступают в бой, просто чтобы остаться в живых. Когда начнется, лежи и не вставай.

– Мне стыдно признаться, но я хотел бы, чтобы сейчас тут с нами был он, – сказал Джозия.

Бет кивнула, вспомнив Шэнноу в расцвете сил. В нем была такая сила, такая мощь, что он казался непобедимым, неодолимым.

– И я тоже, Джозия, и я тоже. – Бет подозвала детей и велела им сесть рядом с Джозией. Эстер прижалась к старику и спрятала лицо у него на плече. Брум обнял ее.

Ос вытащил пистолетик.

– Я буду драться, – сказал он. Бет кивнула.

– Только подожди, пока они не ворвутся внутрь.

– Атакуют! – завопил Нестор.

Бет бросилась к окну. Зера (из ее плеча сочилась и сочилась кровь) стала слева от нее, держа пистолет наготове. Бет рискнула выглянуть наружу. Исчадия бежали через двор плотным клинообразным строем.

Горсть защитников дома остановить их никак не могла.

Целиться не требовалось. Бет и Зера разрядили пистолеты в атакующий клин. Через комнату зажужжали пули, отлетая рикошетом от стен.

Наверху Нестор закладывал патроны в ружье и стрелял, стрелял, стрелял в приближающихся исчадий.

Они уже были на середине двора, и тут Уоллес испустил отчаянный вопль:

– Че-е-е-рт!

Вниз по склону карьером летели еще всадники. Но не исчадия. На большинстве были серые защитные рубашки Крестоносцев. Они уже открыли огонь: залп за залпом косили ряды атакующих. Исчадия остановились и повернули коней навстречу нежданным врагам. Нестор увидел, как несколько лошадей упали, однако Крестоносцы ворвались во двор.

– Че-е-е-рт! – снова завопил Нестор.

Исчадия бросились врассыпную, но пули продолжали настигать их.

Уоллес и Нестор стреляли, пока у них не осталось ни одного патрона. Тогда они побежали вниз.

Бет, пошатываясь, добралась до кресла и рухнула в него. Пистолет тянул ее усталую руку к полу точно гиря, В окне возникло лицо. Тоуб Харрис!

– Рада тебя видеть, Тоуб, – сказала Бет. – Богом клянусь, в жизни не видела лица красивее!

Нестор подобрал пистолет Бет и выбежал во двор, где повсюду валялись трупы. Крестоносцы из Чистоты гнались по лугам за уцелевшими исчадиями. Нестор никак не мог поверить. Он будет жить! А еще минуту назад смерть казалась такой неизбежной и неотвратимой! Солнце скрывалось за горами… Глаза Нестора обжигали слезы. Он ощущал запах порохового дыма, но сквозь него пробивался аромат росистой травы, такой чистый и благоуханный.