— У-у-у! В столицу? В Каменную, чтоль? — переспросил мужчина и спрыгнул с козел. — Что Гам, смотри какие люди в столицу надумали идти. А не далеко пешком-то?

— Далеко, но я все равно пойду. У меня там жених.

— А! — усмехнулся мужчина и отклонился назад, — Ну раз жених, то совсем другое дело! Так мы подвезем!

— Правда? — обрадовалась Милка.

— А как же! Что мы не понимаем? Там же Жених! — противно захихикал мужчина. — А родные не хватятся тебя?

— Они даже рады, что я ушла. Нет у меня родных, дяденька.

Мужчина сделал сочувственное лицо, но Милке показалось, что ее последние слова улучшили его настроение.

— Ладно, Гам, подсади девочку.

Тут крепкие руки грубо обхватили ее за талию.

— Ей, Рукин, а девка-то порченная!

— Черт! — отозвался извозчик. — Знал я, что повезти так не может. Ну ладно, авось пригодиться. На сдачу, — и оба загоготали. — Сажай!

Милка не поняла, о чем мужчины говорили. Вот открылась маленькая дверца в металлическом корпусе телеги, и Милку быстро и ловко затолкали внутрь, после чего дверь захлопнулась. Девушка больно приземлилась на металлический пол и визгнула. Не слишком ласковые мужечки, зато подвезут до самой Каменной. Как же ей повезло!

Но тут ее кое-что насторожило. Оказалось, что в повозке она не одна.

— Ты откуда? — спросил ее тусклый женский голос.

— Из Боржичей, — ответила Милка в темноту.

— А тебя мама с папой не учили, что нельзя с незнакомыми разговаривать?

— Мама и папа умерли, — ответила Милка. — А у нас в Боржичах все друг друга знают.

— Че ты ее учишь! — раздался другой раздраженный голос. — Поздно учить уже! Все! Заткнитесь! Дайте поспать!

— Иди сюда, на солому, тут теплее, — позвала ее третья женщина. — Прости, что не предупредили. Нас бы побили, если бы мы…

— Я не ясно сказала! Ша! Тихо! Я сплю!

Мила свернулась клубочком и заснула. Сегодня был слишком тяжелый день.

Телега подпрыгнула на ухабе, что и разбудило Милку следующим утром. Она потерла кулачками глаза и первое, что увидела — грязные женские руки рылись в ее сумке, доставая второй хлеб.

— Ей, — пискнула девушка и села на корточки. — Это… — она завертела головой. Оказалось в повозке ехало не меньше десяти женщин. И все они выглядели… нехорошо. Если кто и был более или мнение одет, так лица их совсем безрадостные. У кого — синяки под глазами, а у кого — свежие побои. Ей стразу стало стыдно, что она за хлеб свой переживает. Знала бы она, что женщины голодные — сама отдала.

Тут ей протянули краюшку:

— Ешь, — сказал смутно знакомый голос. — Прости, что твой хлеб…

— Да что ты перед ней извиняешься? — возмутился вчерашний противный голос, как оказалось. Принадлежавший чумазой блондинке с мелкими кудряшками. — Все важничают, вежливость соблюдают, будто не знают, в какое дерьмо вляпались! — женщина сплюнула и вонзила зубы в свой ломоть.

Милка не знала, как себя вести с незнакомыми женщинами, поэтому сжалась в комок и тихонько надкусила свой кусочек. Следующие сутки никто не проронил ни слова, все думали о своем и явно не веселом, а Милка все гадала, что же это за повозка такая и кто эти женщины, к коим ее посадили. Спросить она стеснялась, ведь она не такая как они. У них явно случилось что-то нехорошее, как сказала блондинка, ну, а ее, Милку, выпустят, когда до Каменной доедут. Дяденьки же обещали только довезти, а не кормить и выпускать. Да и холодно на дворе. Только вот справлять нужду в дырку под чужими взглядами не очень удобно, но это лучше, чем пешком идти. Гам и Рукин явно торопятся. Раз даже остановки делают, чтобы только лошадей сменить. Ей же от их спешки одна польза.

— Подъезжаем уже, — вдруг сказала одна из женщин и все уставились на нее, а она ответила: — Я это дорогу где угодно узнаю.

— Куда? — пискнула Милка.

— В Каменную, — ответила раздраженная блондинка.

Мила оглянулась вокруг, но радости на лицах женщин не увидела, наоборо, они стали еще несчастнее, еще более напунанные.

— Че скисли? — поддела блондинка. — Страшно, да? Ниче! Вы главно мужикам улыбайтесь! Может они вас и выберут для своих нужд. Не будете клиентов десятками в грязных борделях обслуживать. Только смотрите, чтоб не слишком щеголь — а-то в беду попасть можно и похлеще, чем бордельная девка!

Милка поморщилась. Она не поняла, о чем говорила блондинка, но было достаточно того, что ей сама женщина не нравилась.

— Хватит их пугать, Тамара! — строго сказала самая старшая из женщин.

— О то че, Ойме? Да не пугаю я твоих цыпляток. А готовлю мозги их куриные к продаже на невольничьем рынке. Может, обойдется и будут они квочками у знатных господ. А что? Раз в недельку ноги раскинула и свободна. Ток тут грамотно покупателей нужно завлекать. Ос-мы-слен-но! Во как!

— Ты их своей поганой науке учить брось!

— Ойме, да ты сама подумай — ниче им уже не светит, раз в эту каталку попали.

На глазах Ойме выступили слезы и она отвернулась.

— Вы будете что-то продавать? — наконец, решилась спросить Милка.

Тут на нее направила свой ястребиный взгляд Тамара. Ее глаза всполохнули злостью и она страшным тихим голосом сказала:

— Не "вы", а "мы", и не "что-то" а "нас", дурочка деревенская!

— Но… но меня только до столицы подвезут… и все.

— Ага! Держи карман шире! Ты что думаешь, тебя за так отсюда выпустят? Ты за кого этих гадов, принимаешь? За благодетелей? Разбежалась! Ты что думаешь, мы по своей воле тут оказались? Все, ты никто и ничто, поняла! Рабыня! И тебя продатут за деньги, а там кому повезет. Кто вышел личиком — того могут знатному господину, кто не вышел — в работницы, где загнешься через годик, а кому совсем не повезет — шлюхой в бордель! Там и полгода не протянешь, такие сейчас гады. Но тя, я посмотрю у нас не такая как все, да? Ага! И не мечтай! Тебе с твоим брюхом вообще мало что…

— Прекрати, Тамара! — гаркнула на нее Ойме.

— Злит она меня! Строит из себя принцессу, а сама брюхатая свинопаска! Ничего, из нее глупость тут быстренько выбьют!

У Милки заболела голова. Как же это? Как же это так?! Какой рынок, какие рабы?!? Она к Бирту приехала. В столицу! Чтобы жить с ним и растить их ребенка!

— Би-и-и-ирт! — закричала она во весь голос. — Би-и-и-ирт! Спасай!!! Би-и-и-ирт!!!

Тем временем повозка остановилась. Послышался топот, а потом дверца открылась.

— Что это с ней? — рявкнул Гам. — Бесноватая, что ли?

— Би-и-и-ирт! Биртушка!!! Я к тебе приехала! Би-и-ирт!!!

— А-ну, заткнись! — заорал на нее Гам.

— Я хочу к Бирту! К жениху моему!!! Пустите меня! Пустите!

— А больше ты ничего не хочешь? — обозлился мужчина и влепил ей увесистую пощечину так, что почти вывихнул челюсть. Но это не отрезвило девушку, а заставило сопротивляться еще и физически. Она хотела убежать, вырваться. Пустила в дело и ноги и руки. Но ничего не помогало — противник как скала. Но тут она чуть не расцарапала ему глаз и он не заметил, как отпустил ее. Она выскочила из фургона, но ее тут же словил еще один мужчина. Большой, со злым изуродованным лицом. Пара сильных ударов, один из которых пришелся по скуле, а второй по животу, свалили Милу на землю, заставив выть от дикой боли.

Перед глазами девушки пролетели счастливые дни, которые она провела с Биртом, но ужасная реальность подсказала, что этого не будет уже никогда. Ни дикая боль в животе, ни животный полоумный страх не могли сравниться по разрушающей силе с этой мыслью. Девушка обмякла. Ей больше не хотелось сопротивляться этим страшным людям. Ей хотелось умереть.

И Богиня почти вняла ее мольбам.

Женщины в клетке столпились вокруг скрученного тельца и успокаивали, как могли. Милка теряла ребенка, о чем говорила характерная боль и обильное кровоизлияние. Ойме пыталась облегчить ее страдания, но в ее арсенале были только слова.

_____________________________