Хьюстон закурил. А затем, не выпуская ни малейшей подробности, четко и ясно выложил все, что знал.

— Верлен, — наконец, сказал он. — Все сходится на Верлене.

— И Сен-Лоране, хотя признаться, фамилия мне абсолютно незнакома. — Беллэй замолчал и повернулся к Симоне. — Вы можете что-нибудь добавить?

— Нет. Питер все рассказал.

Снова Беллэй переключил все внимание на Пита.

— Так, значит, ваш отец все еще может быть жив и вовлечен в это дело. Если же он мертв, значит к этому он не имеет ни малейшего отношения.

— К чему “этому”? Теперь ваша очередь. Пришло время выполнить условия сделки.

— Не уверен, что смогу. Нет, я, конечно, могу рассказать, что знаю. Но не понимаю, зачем это вам?

— Ради всего святого…

— Нет, вы послушайте, послушайте внимательно. Я слишком долго над этим работал. Поэтому потерял всю объективность, которая у меня еще оставалась. Хотя, быть может, новый угол зрения — ваш угол — прольет свет, укажет новую тропку…

Хьюстон ждал.

Беллэй постучал кончиками пальцев по архивному столу и начал.

— Я — не полицейский, — начал Беллэй. — Я работаю на правительственное учреждение. Разведку. Конечно, вы можете обозвать меня шпионом, но я предпочитаю менее драматичное слово.

Симона наклонилась вперед. Хьюстон даже не обратил на нее внимание.

— Не могу сказать вам, на какую контору работаю. Мы предпочитаем анонимность, да и название вам все равно ничего не скажет. Работа наша имеет исключительно оборонный характер, мы не сталкиваемся с иностранными правительствами и не выуживаем их тайны. Совсем наоборот. Наша задача — оградить собственную страну от столкновения с иностранными державами. Мы — защитники. Мы отыскиваем вражеских агентов и убираем их.

— Это синоним слова “убиваем”?

— Все время забываю, что вы романист.

— А это-то вы как узнали?

Беллэй улыбнулся.

— Узнавал. А ваше посольство — рассказало. Пока вы находились в пункте неотложной помощи, прибыло ваше досье. Так же, как и досье мадам Симоны. Только не лезьте в бутылку. Это были необходимые меры, но подобная информация не просочится наружу.

— Я не сделала ничего, порочащего собственное имя, — произнесла женщина гордо.

— Ага, знаю. Читал это в вашем досье.

Симона казалась встревоженной, словно ей наплевали в душу или подглядели в замочную скважину.

— У мистера Хьюстона тоже в порядке с пороками. Я пришел к заключению, что ваша связь с Верленом оказалась чисто случайной, непреднамеренной. Но вы все-таки оказались втянутыми в это дело, и сейчас вопрос стоит так: как на это реагировать и как себя вести?

— То есть вы хотите сказать, что Верлен является куском меда, на который слетаются вражеские мухи, то есть шпионы?

Беллэй внимательно посмотрел на него.

— Америка — не единственная страна, которую разъедает рак. Наркотики, преступность, моральная бездуховность. Зло растекается по миру. Оно заразно. Франция, Италия, Англия и Германия и Бог знает кто еще — нет времени перечислять страны. Бесконечен список. Мы медленно погибаем, все мы, все народы, страны, каждый из нас.

“Проповедь? — подумал Хьюстон. — Я-то его об информации спрашиваю, а он меня поучать вздумал?”

— Не ваша забота, — сказал Пит грубо. — Вы же не полицейский

— Верно.

— Тогда…

— “Верлен Энтерпрайзис” является синдикатом по распространению наркотиков, укрытию краденого, проституции, игорного бизнеса, они поставляют наемных убийц, профессионалов по поддельным документам и денежным купюрам. Им принадлежат дома типа того, в котором вы едва не погибли. Они покупают прогарное дело и используют его для прикрытия и отмывания грязных денег, чтобы налоговая инспекция не могла ни к чему придраться. Уроки Аль Капоне выучили не только в Америке, но и здесь, во Франции. Ведь этот гангстер отправился в тюрьму не за убийства, а за неуплату налогов. Вы бы, наверное, очень удивились, например, узнав о том, что “Верлен”, не задумавшись, взорвало дом, в котором вы находились, а теперь требует за него страховку.

— Господи…

— В каком-то смысле я нахожу их наглость впечатляющей. Но как вы только что сказали, эти убийства — не моя забота. Но у меня с “Верленом” другие счеты. Год назад полицейские принялись слушать уличные разговоры. Ничего конкретного. Так, слушки. И не в Ронсево, а в Париже и Марселе. Огромные партии наркотиков безо всякого труда ввозились на судах в страну. Под большими я подразумеваю партии раз в десять больше обычных. Затем в двадцать. Потом в тридцать раз. Если эти слухи были верны, тогда подобная операция невозможна без крупных взяток и подкупа верхнего эшелона чиновничьей бюрократии. Одно это уже заставляло с подозрением отнестись к этим слухам. Потому что такая коррумпированность сама по себе практически невозможна. Но, что еще того интереснее, в подобных деяниях не было ни малейшего смысла. Огромные партии наркотиков просто забьют рынок, и цена неминуемо упадет. Зачем гангстерам лишать самих себя прибыли? Зачем такие поставки?

Хьюстон почувствовал закипающую злость.

— Если вы с нами в кошки-мышки задумали играть… Если ответа нет…

— Есть, есть ответ и все, что угодно. Возникли новые слухи, на сей раз не с улицы, а от глубоко законспирированных агентов. Не секрет, что попытки ослабить напряженность в мире провалились. Ваш президент дал это ясно понять. Госдепартамент относится к Советам так, словно холодная война никогда не закончится. Вторжение в Афганистан сделало для всех ясными намерения Советов — Восточная Европа, Куба, Южная Америка, Средний Восток и, конечно, Африка. Дорожка хорошо просматривается. Но они прекрасно знают, что еще многие места необходимо завоевать. Снаружи и изнутри.

— То, что вы сказали несколько раньше…

— Теперь, значит, видите связь? Доказать, разумеется, мы не можем, но подозреваем, что, потеряв вконец терпение, Советы усиливают процесс разложения нашего общества. “Верлен Энтерпрайзис” — это организация для гангстеров. Но если предположить, что и гангстеры являются для кого-то фронтом? Допустим, что Советы относятся к ним, как к молчаливым, скрытым партнерам, не подозревающим, с кем именно они имеют дело. Грязные деньги. Покупка открытого, прогорающего дела. А дальше — контроль со стороны. Подкуп и мошенничество, коррупция и сводничество. Используя недостатки системы. Культивируя их. Позволяя сорникам расти, как можно гуще. И когда мы разложимся до такой степени, что будем думать только о собственных наслаждениях, когда повсюду наступит анархия, тогда Советы нас легко захватят.

— Что, Советы контролируют мафию?

— И эквивалентные организации в Италии, Англии, Америке. Чтобы закоренелые преступники оказались вражескими шпионами? Да разве кому-нибудь подобное в голову придет? Но слухи, мистер Хьюстон, становятся все тревожнее и их все больше. Я занимался расследованием последние девять месяцев. Пока не могу доказать, что между Советами и “Верлен Энтерпрайзис” существует связь, но массированные поставки наркотиков, падение цен — этому нет иного объяснения, очевидно, что чья-то сила решила подточить устои нашей державы и посеять хаос.

Злость Пита не уменьшилась.

— Я хочу лишь отыскать убийцу Джен. Хочу остановить тех, кто пытался убить нас обоих с Симоной. Я хочу снова зажить нормальной жизнью. Понимаете? Если знаете хотя бы что-то, что может нам помочь, — скажите. Зачем вы рассказали мне эту леденящую душу историю, которая в конце концов станет историей?

— Вы пытаетесь обнаружить могилу отца. Начинаете искать Сен-Лорана. Все это приводит вас к “Верлену”. Кроме всего прочего, сейчас придется заниматься сорок четвертым годом. Пропавшим взводом. Исчезновением Сен-Лорана. Тогда что-то произошло, а отзвук донесся до наших дней. Раскрыв ту тайну, мы раскроем и все остальные.

— А в центре паутины — мой отец, — сказал Хьюстон. В животе что-то ухнуло вниз. — Боже милостивый, да что же он за человек-то был? Во что он был вовлечен?