Вскоре наши путешественники оказались в экваториальном лесу. Мы употребляем слово «лес», поскольку не придумано другого для обозначения конгломерата деревьев, таких, в частности, как «уэлвичия», ствол ее не менее полутора метров в ширину, а высота не превышает тридцати пяти сантиметров. Эти деревья, приземистые, или, точнее, приплющенные, растут исключительно вширь. Ствол похож на огромный пень, твердый, как железное дерево, а из него тянутся два побега — жестких, плотных, причудливой формы, длиной в два метра и шириной в семьдесят пять сантиметров.

Впечатление, производимое «зелеными сковородами», было ошеломляющим и даже граничило с отвращением.

— Чересчур жесткие, — не преминул высказаться Фрике. — Знаете, доктор, сравнивать этот лес с корабельными лесами — все равно, что про жабу сказать «жираф». Объясните, как такое чудище могло появиться?

— Буду краток. Эти деревья встречал один лишь доктор Гукер[178] и описал их достаточно точно. Нам несказанно повезло лично убедиться в абсолютной правдивости его монографии, которая в среде европейских ученых вызывала определенное недоверие.

— Черт! У них еще вызывает недоверие! Кстати, как назвать этот лес без ветвей, точнее, без листьев, ведь два так называемых листа напоминают огромную завязь фасоли?

— Ты почти попал в точку. Эти две, как ты их называешь, завязи фасоли — не что иное, как семенные отростки, или семядоли. По пока еще неясной причине они идут только в рост и превращаются во взрослое растение.

То же самое мы наблюдаем в животном мире; птица снесла яйцо, где развивается зародыш, затем вылупляется цыпленок и становится солидным петухом.

Это растение, названное доктором Кобером «уэлвичия» по имени первооткрывателя, живет свыше десяти лет. Способ размножения был неизвестен, поскольку внешние органы размножения отсутствуют…

Эта интересная лекция продолжалась еще некоторое время. И вот караван очутился в огромном лиственном лесу. Рассуждения доктора прервал резкий свист.

— Вот это да! — удивленно произнес он.

Свист повторился вновь и вновь… Вдруг со всех сторон на отряд обрушился град стрел с красным оперением, раздалось несколько ружейных выстрелов, и мимо путешественников просвистели куски железа, используемые неграми в качестве пуль.

Ибрагим не потерял самообладания. Его люди построились в каре[179] и наугад дали залп по невидимкам.

Поскольку торговля для негритянских царьков вещь священная, приносящая доход, то напали, очевидно, разбойники, позарившиеся на богатства каравана.

Множество рабов было убито, уцелевшие выли от отчаяния.

Видя столь значительный урон, Ибрагим больше не колебался. Он собрал человек тридцать и бросился в атаку в гущу леса.

Но успеха атака не принесла — слишком неожиданным и напористым было нападение.

Когда густой пороховой дым рассеялся, доктор и Андре увидели, что гамен, негритенок и слон исчезли.

— Нас преследует какой-то злой рок! — проговорил в отчаянии доктор.

— Мы почти у цели, — возбужденно воскликнул Андре, — и тут сваливается новая беда!

Двое французов бросались из стороны в сторону, пытаясь найти пропавших друзей, но увы!.. И вдруг невдалеке от дороги, по которой двигался караван, доктор обнаружил следы слона; животное, судя по пятнам алой крови, окрасившим примятую траву, было ранено. Все стало ясно, — больной Фрике не мог сам спуститься, а негритенок остался с ним.

По всей видимости, обезумевший от боли слон, способный перегнать лучшую лошадь, идущую галопом, уже унес своих всадников на не поддающееся исчислению расстояние.

Двое друзей, ошеломленные случившимся, вынуждены были прекратить бесплодные поиски. Факт оставался фактом: Фрике и Мажесте исчезли в дебрях экваториального безмолвия.

На следующий день работорговец вместе со своим отрядом прошел двадцать пять километров в сторону Атлантического океана. Они следовали в направлении реки Лоиса-Лоанго, в устье которой предполагалось встретиться с судном, готовым принять на борт живой товар.

— Теперь нам суждено расстаться, — небрежно бросил он Андре.

Тот попытался возразить.

— Я держу свое слово, — довольно жестко перебил его Ибрагим. — Табиб меня спас, и я делал для него, для тебя и для мальчика все, что в моих силах. Теперь мы расстанемся. Белым людям из Европы нельзя видеть, как грузят негров на судно, им нельзя знать место, где встречаются торговцы. Мои люди проводят вас до Шинсонксо в устье реки Каконго. Там вы встретитесь с европейцами, они, может, возьмут вас на пароход. Кстати, — проговорил араб со странной улыбкой, — пока «судно» нас ждет, тут неподалеку находится «Эклер». Крейсирует, чтобы помешать нам погрузить товар… но мы об этом знаем. Я все сказал! Прощайте!

— А если мы не торопимся встречаться с европейцами? Если мы предпочитаем остаться здесь и поискать наших спутников?

— Это невозможно! — Отчего же?

— Белые люди! Повинуйтесь! Я мог бы заковать вас в цепи и доставить на побережье, но не хочу этого делать. Благодарность — добродетель мусульман.

— Доктор, — перешел на французский Андре. — Отсюда нам предстоит отправиться в другом направлении, после того, как нас проводят до Шинсонксо, мы, несмотря ни на что, сможем вновь заняться розыском наших друзей.

— Договорились. Расстаемся! — сразу поняв, в чем дело, сказал Ламперьер. — Прощай, Ибрагим!

— Прощайте! Мы квиты!

Через десять часов доктор и Андре, усталые, едва переводящие дух, очутились в городе Шинсонксо, на попечении европейских негоциантов, которые были потрясены рассказами наших друзей об их опаснейшем путешествии по Экваториальной Африке.

Радушные хозяева устроили пышный прием в честь гостей. Славно отужинав, доктор и Андре поспешили как можно скорее лечь спать, ведь на следующее утро они намеревались отправиться на поиски гамена, но, увы, их планам не суждено было осуществиться…

В тот самый момент, когда Андре предоставилась возможность впервые за долгий срок отоспаться в постели, он, еще двенадцать часов назад впервые ощутивший легкий озноб, вдруг внезапно почувствовал сильное головокружение. Начались бред и судороги. Зубы выбивали дробь; липкий пот заливал лицо, побледневшее и обострившееся. Все мускулы подрагивали, глаза потухли, дыхание стало неровным, грудь едва вздымалась.

Доктор, имевший долгий опыт службы в морской пехоте, прекрасно знал, что за недуг сразил молодого человека! Сомневаться не приходилось: у Андре — приступ злокачественной лихорадки!..

Через четверть часа состояние больного стало отчаянным.

— Какая злая судьба постигла моих друзей! — грустно пробормотал врач в минуту слабости. — Один умирает на моих глазах, другой пропал. Ладно! Время не ждет, надо бороться за жизнь!

— Бедный Фрике! Когда-то я тебя увижу!.. — теряя сознание, простонал Андре.

Часть вторая

МОРСКИЕ РАЗБОЙНИКИ

ГЛАВА 1

Дуэль на саблях.Давид и Голиаф[180].«Джордж Вашингтон»[181].Уважение французскому флагу или смерть!..Бейте, а то кто-то покончит с собой.Когда «половником» пользуются не только повара.Хватит!Двое отчаянных противников.Командир, который не шутит.Письмо разбойника и портрет ребенка.Хозяин не кто иной, как раб.Комендант восхищается порядочными людьми, но не следует их примеру.Лучше контрапункта[182] только пункт. — Военное судно, трансатлантический пароход, «капер».

— Херрготт!!..

— Черт!..

— Тартойфель!..

вернуться

178

Гукер Уильям Джексон (1785—1865) — английский ботаник, известны труды по флоре Англии, Африки, Америки.

вернуться

179

Каре — боевой порядок войск, построенных в виде квадратов, прямоугольников.

вернуться

180

Давид — царь Израильско-Иудейского государства в концеXIвека — около 950 года до н. э. По библейской легенде юноша Давид победил великана Голиафа.

вернуться

181

Вашингтон Джордж (1732—1799) — первый президент США (1789—1797).

вернуться

182

Контрапункт — искусство сочетания нескольких самостоятельных, но одновременно звучащих мелодий, голосов в одно гармоническое целое.