Капустины посмотрели друг на друга. Оба чувствовали себя смущенно.

В Брашове, после экскурсии на тракторный завод, Светлана Николаевна зашла в шляпный магазин примерить шляпку. Когда она смотрелась в зеркало, увидела сквозь витрину, что в машине на противоположной стороне сидит седовласый человек и смотрит в ее сторону.

В гостиницу она шла пешком. Машина медленно ехала за ней…

Не поднимаясь в номер, Светлана Николаевна села за столик открытого кафе. Взяла меню. К ней кто-то подошел, она решила – официант, подняла голову, собираясь сделать заказ. Перед ней стоял седовласый мужчина и смотрел на нее улыбаясь. Светлана Николаевна пожала плечами.

– Простите, вы что-то спросили?

Он молчал и улыбался. Она тоже улыбалась, но – несколько неуверенно. Потом отвернулась. Мужчина не уходил. Она снова обернулась.

– Я не понимаю, вы что, сесть хотите?

Он тихо засмеялся и сказал с румынским акцентом:

– Не узнали…

Светлана Николаевна посмотрела на него внимательно.

– А мы разве знакомы?

– Теперь можно сказать, что уже и нет, – медленно, подбирая слова, ответил он. – Столько лет… Ты не ответила ни на одно письмо.

– Я?!

Он грустно усмехнулся.

– Постарел, значит. И усы сбрил. Наверное, в этом дело.

Не похож.

– На кого?

– На того глупого парня, который вообразил бог знает что…

– Слушайте, по-моему, вы сейчас вообразили бог знает что. Я не знаю вас, никогда не видела, никогда не была здесь.

– Не была?

– Ты разве не из Ярославля?

– Ну, из Ярославля, допустим. Когда-то жила там. Давно.

Ну и что?

– Давно, – кивнул он. – И приехала сюда.

– Не приезжала я сюда.

– Ты врач?

– Допустим.

– Ну вот видишь. Врач – и Ярославль.

Она потерла себе виски.

– Я, кажется, опять схожу с ума. А что я тут делала?…

О, господи, я уже заговариваюсь… Что та делала? Которая врач из Ярославля.

– Я не знаю, что она делала, я знаю, что делала ты. Ты была с пионерлагерем. Сопровождала детей. Забыла?

– Детей?!

– Да.

– Но я не детский врач.

– Да, я знаю. Ты очень нервничала тогда, говорила, не помнишь детских болезней, у тебя тройка была в институте по педиатрии.

– Я так говорила?

– Да. А разве не тройка?

– Тройка.

– Ну вот видишь.

– Вижу. Жаль только, что у меня по психиатрии тоже тройка была, может, я тогда понимала бы, что происходит.

– А я работал от завода – директором лагеря. И ты смеялась надо мной, говорила – как это бездетному человеку доверяют кормить детей. – Он вздохнул. – А теперь у меня трое. Дочки. Жаль, сына нет. Я бы рассказал ему про одну женщину, у которой в глазах всегда было солнце, даже когда небо было в тучах, даже ночью… Я никогда больше не видел таких глаз, таких солнечных… – Он посмотрел на нее. – Они все такие же.

Светлана Николаевна взглянула наверх, заметила Капустина, наблюдавшего за ними с лоджии, и стала собираться.

– Ты торопишься? – огорчился румын.

– Да, мне пора.

– А может… Ты не хотела бы съездить?… Туда…

– Куда?

– Где был наш лагерь. Где мы… Это недалеко здесь. За городом. Вернемся в нашу молодость.

– Скоро стемнеет, – она взглянула как бы на небо. Капустин по-прежнему стоял над ними.

– Нет, еще не скоро. Ну а даже если… У нас же будут твои глаза.

– Она вдруг улыбнулась:

– А собственно, почему бы и нет?

– Конечно. Хотя говорят, что в прошлое страшно возвращаться.

– Это в свое. А в чужое… – она подняла голову и сказала Капустину: – Будь добр, кинь мне плащ.

– Это твой муж? – румын был обескуражен.

– Нет… Это… сосед по номеру.

– Сосед? Мужчина?

– У нас не хватило номеров…

– Но как же вы?…

– Ах, полноте, в нашем-то возрасте…

С лоджии спустился плащ. Он был привязан к ночной рубашке, которая, в свою очередь, была привязана к красному галстуку.

– Зубная щетка в кармане, – сказал Капустин. – Вот только галстук, извини, не совсем пионерский.

Когда они шли к машине, им встретилась Кремнева. Она оглядела их осуждающе и сказала Светлане Николаевне:

– Вы, конечно, как хотите, но я бы вам не советовала…

Светлана Николаевна вернулась вечером. Румын подвез ее на машине к подъезду отеля, вышел, открыл дверцу, помог выбраться. Она взглянула наверх – Капустина в лоджии не было. Но он смотрел на нее сквозь стеклянную стену холла.

– Ну вот, – сказал румын, – совсем не страшно. Грустно скорее.

– Да. Грустно.

– А вам почему? Если это не ваше прошлое?

– А может, мое…

– Но вы же говорили…

– Оно не наше, не наше с вами. Оно отдельно ваше и отдельно мое. И мы побывали в нем. Хотя мое – было не здесь, и не в лагере… Это был детский сад, и он был не директором, а физкультурником, но он тоже говорил что-то похожее, что-то насчет солнца и пасмурной погоды… И насчет моей тройки по педиатрии. Я вообще думаю теперь, что у всех людей одно прошлое. Только будущее у всех разное… – Она протянула ему руку. – Спасибо вам, что напомнили мне об этом. – Он склонился и поцеловал ей руку. А она вдруг, неожиданно даже для самой себя, коснулась губами его седого виска. – А без усов вам лучше, – сказала она смущенно и вошла в подъезд отеля.

Теплоход шел по морю.

Капустин сидел в шезлонге – одетый в брюки и рубашку с длинными рукавами, чем заметно выделялся среди загорающих пассажиров. Светлана Николаевна была в купальнике.

По судовому радио объявили:

– Уважаемые пассажиры, наш теплоход прибывает в болгарский порт Варну. Желающие посетить международный фестиваль песни запишитесь у руководителя круиза…

– Ты желаешь? – спросил он ее.

– Что? – Она открыла глаза.

– Посетить фестиваль. Объявили только что.

– Да?

– Витаешь? – Он усмехнулся. – Все еще в Румынии. – Она не ответила. – Может, попросишь своего первого мужа, чтоб он обратно повернул? Ко второму.

– Олег, в конце концов…

– Конечно, теперь это не имеет значения…

– Это никогда не имело значения. Не может иметь значения то, чего не было. Это совпадение. Шалости памяти. Не знаю, что еще…

– У двоих сразу? Шалуны…

– Слушай, ну, чтоб покончить с этим… Ну как ты думаешь, стала бы я теперь говорить тебе неправду?

– А раньше, значит, стала бы?

Она вдруг обнаружила, что злится, и сказала:

– Ну а собственно, что я оправдываюсь…

И замолчала, отвернулась.

Он протянул руку, дотронулся до ее руки. Она руку не отняла. Оба словно замерли. Потом он тихо спросил:

– А с этим вот, седым?…

Она резко поднялась и пошла.

Он пожал плечами, закрыл глаза. Потом открыл, почувствовав, что кто-то на него смотрит. В соседнем шезлонге сидела Неля. У нее был такой вид, будто она сидит тут очень давно.

– Вы? – удивился Капустин. – Откуда вы взялись?

– Из будущего, – загадочно улыбнулась Неля.

– Из какого будущего?

– Из вашего.

Он засмеялся.

– Хорошо, что предупредили.

– Я девушка честная.

– Ну, если вы честная, – попытался перевести разговор Капустин, – то скажите мне честно: стоит идти на этот фестиваль?

– Конечно.

– А что там особенного будет?

– Особенного? Моя сестра будет петь.

– Тоже певица?

– Она? Это я – тоже. Я вон все по круизам, а она давно солистка радио.

– Ну, не знаю, я, может, не большой специалист, но мне очень нравится, как вы поете.

– Это вы мою Элку не слыхали…

Традиционный летний фестиваль эстрадной песни проходил в огромном концертном зале под открытым небом. Только сцена находилась под навесом.

Пробираясь по проходу. Капустин увидел Нелю, разговаривающую с Димой и музыкантами ансамбля. Неля помахала ему рукой и подошла. Светлана Николаевна сказала: «Я сяду», – и пошла на свое место.