Рекс Стаут
КРУТОЙ ПАРЕНЬ
Поэт был заперт в своей комнате, и миссис Мэннерлиз, хозяйка дома, забрала ключ с собой. Возможно, она что-то слышала о том, как заставляла работать Йейтса {Йейтс Уильям Батлер (1865-1939) - ирландский поэт и драматург} леди Грегори. Но в голову миссис Мэннерлиз эта мысль могла прийти самостоятельно. Ее двоюродный брат, поэт, был ленивым парнем, которого изредка тянуло работать. Во имя Литературы она взяла его в свой загородный дом и каждый день запирала его на четыре часа, предварительно убрав из комнаты все книги и разложив бумагу и ручки на столе возле окна.
...Где напрягутся его мышцы.
Где пребудет его воля, мощь и отвага.
И его сила; пока он не увидит и не услышит ее.
И тогда сила обратится немощью...
"Невыносимо, - подумал он с отвращением. - Почти свободный стих. Надо бы избавится от одной строки: "И тогда сила обратится немощью" - однако точнее не скажешь. Голову даю на отсечение, но перед словом "немощь" придется сделать долгую паузу. Ну довольно, иначе я сойду с ума!"
Он бросил ручку на стол, подошел к окну и посмотрел в сад, на длинную, уходящую вниз лужайку с разбросанными то здесь, то там группами тенистых деревьев и кустарников. Чуть дальше его взору предстали теннисный корт и озеро, на берегу которого двигалось несколько фигурок, одна из них спускала на воду лодку. Какое-то время он наблюдал за ними, почти не осознавая, что там происходит, затем его взгляд переместился обратно к дому. И здесь в саду, прямо под окном, в качающемся гамаке он увидел голубое пятно. Это было женское платье.
Глаза поэта оживились, он осторожно открыл окно и перегнулся через подоконник, но лицо женщины закрывали нити гамака. Поэт отошел от окна, приблизился к двери и повернул ручку.
- Ах ты, закрыта, - сказал он, будто не знал, что это так. Он было поднял руку, чтобы постучать в дверь, но, поколебавшись, опустил ее и вернулся к окну. Замерев на мгновение, чтобы увериться, не исчезло ли голубое платье, он забрался на подоконник и ухватился за дальний край ставни. С минуту он висел на ней в двадцати футах от земли, затем рывком оттолкнулся от окна и руками и ногами уцепился за водосточную трубу. Ставня, сорвавшись с петель, с грохотом упала.
В этот миг тревожный и удивленный крик донесся снизу. Поэт легко спустился по трубе на землю и тут же начал отряхивать костюм.
- Боже милостивый! - раздался голос из гамака. - Просто чудо, что ты не разбился!
Поэт взглянул на нее, и на лице его отразилось величайшее разочарование. Перед ним была девушка двадцати трех-двадцати четырех лет, с мягкими каштановыми волосами, высоко приподнятыми бровями, прекрасными темными глазами. Ее приятное лицо разделяла четкая линия аккуратного носа. Выглядела она довольно привлекательно, но, когда поэт подошел поближе, тон у него стал недовольным.
- А, это ты. Откуда у тебя это платье?
- Ну вот. Хотя я не удивлена. Я всегда говорила, что ты немного не в себе.
- Какое право ты имеешь носить это платье?
- "Убогое, но мое". Ты должен знать, что оно от Герберта с Пятой авеню. А теперь, мой дорогой Поль, может быть, ты объяснишь, почему у тебя вошло в привычку лазить через окна и спрашивать у знакомых, где они покупают одежду.
Поэт что-то проворчал, сел возле гамака на траву и обхватил колени руками.
- Я обманулся, - мрачно заявил он. - Я думал, здесь другая. Платье совершенно такое же. Мне надо было поговорить с ней, а Хелен заперла меня в комнате, поэтому я и выбрался таким способом. Но все оказалось напрасно, да в придачу я не могу попасть обратно. У тебя есть сигарета?
- Ты говоришь о Китти Вриленд, - с улыбкой сказала девушка. - Но где же твоя наблюдательность? Видишь эти полоски? На платье у Китти их нет. И вырез совершенно другой.
- Меня это не интересует, я же не модельер. И потом, из окна я ничего не мог разглядеть. Какой сегодня день?
- Пятница.
- Она придет к нам? Хелен мне ничего не говорила.
- Нет. Она уехала на неделю в Ньюпорт, - вымолвила его собеседница и злобно добавила: - Думаю, что и Мэсситот тоже там будет.
- Мне все равно, - безразличным тоном ответил поэт, - так же как и то, что ее здесь нет. Мне просто хотелось взглянуть на нее. Кто это там идет?
- Не знаю... Это обычная компания Хелен.
- Уортли, Таунсенд, Кревел?
- Скорее всего.
- А Ричард Великий?
- Честно говоря, я не знаю. Ну ладно, глупо притворяться, будто не понимаю, что ты имеешь в виду.
Но это просто смешно.
- Конечно. - Поэте удовольствием посмотрел на ее чуть нахмуренное лицо и мягко улыбнулся. - Да, это смешно. В действительности он не более великий, чем кто-либо еще, только он думает, что это не так. Понимаешь, Джэнет, ты должна посмотреть на это так же, как и он. В двадцать семь лет он поставил перед собой определенную цель и уже через шесть лет оказался очень близок к ней, в отличие от других. У него много денег, он получил власть. Он - крутой парень, как раз по нынешней жизни. И что, если он купается в своей власти? Таким становится всякий, получивший ее хоть немного.
Я в точности такой же.
- А зачем ты мне говоришь все это?
- Потому что тебе надо знать об этом. Я понимаю жизнь. Я - поэт, но долго им не останусь, потому что становлюсь умнее, и это неизбежно. Во всем виновата моя проклятая лень. Сегодня я сочинял стихи, а мой мозг был занят Ричардом Великим.
...пока он не увидит и не услышит ее.
И тогда сила обратится немощью...
- Великий боже! Только не Ричард Горрин.
- Естественно.
- Это просто невозможно!
- Безусловно.
- Ты не знаешь его, дорогой мой Поль. - Неожиданно в ее тон вкралась горечь.
Он посмотрел на нее, его взгляд был столь быстр, что она не успела избавиться от грустной улыбки. Он отвернулся, его лицо утратило радостное выражение и стало задумчивым.
- Ты не понимаешь, - сказал он некоторое время спустя. - Я не имею в виду, что его сила превратилась в слабость. Наоборот. Когда сердце трепещет от любви, то слабость становится силой. Это так здорово, что мы с тобой старые друзья, Джэнет. Никому не захотелось бы объяснять свои стихи.
- Особенно если они нелепы.
- Нелепы?!
- Я подразумеваю только эти. Ты не знаешь мистера Горрина. Он средоточие силы. У него нет никаких слабостей, - с чувством, близким к сожалению, произнесла она.
