Они находились не на самой вершине, а, по прикидкам Кенлона, где — то посредине. Перед ним зияла огромная открытая дверь, по меньшей мере, футов сто высотой и шириной. Мраморные ступени вели внутрь и вниз, теряясь в пространстве.

Очевидно, это был один из многочисленных входов в город — здание, колоссальная величина которого стала ясной Кенлону лишь сейчас. Он тянулся и вздымался, уходя вдаль. В ширину он был больше, чем в высоту, но и в высоту его хватало с лихвой. Он плыл в облаках, и часть его скрывалась в густом тумане, Кенлон с трудом различал вершину сквозь этот мерцающий туман.

Город представлял собой единое здание.

И повсюду были крылатые. Мужчины и женщины, группами и поодиночке. И только у входа, где стоял Кенлон, не было никого, Кенлон вглядывался в очаровательных женщин, хотя они находились слишком далеко от него, чтобы различить подробности. Ближе всего стояли две, с длинными, как шлейф, волосами — у одной черными, у другой золотистыми. Кенлон невольно подумал об ангелах.

— Взойдите, — предложил Ларен, — только осторожней.

Кенлон отпустил упряжь, которую машинально сжимал руками, хотя доставившие его сюда крылатые давно исчезли, и, стараясь предугадать, что его ждет внутри, вошел в дверь.

Он оказался в большом, превосходно освещенном зале. В полу, в стенах, в потолке было пробито множество проемов — мерцающих туннелей, теряющихся в глубине, или, если вглядываться до рези в глазах, показывались роскошные, со вкусом обставленные прихожие, явно примыкающие к каким — то покоям, поскольку кое-где Кенлону удалось разглядеть позади них двери.

Потолок и стены находились где — то далеко — далеко, и Кенлон, задрав голову, напоминая туриста с разинутым ртом, зачарованно шел вперед, пока Ларен легонько не сжал ему руку.

Он непроизвольно взглянул под ноги и отшатнулся — внизу простиралась бездна туннеля, не огороженная никакими перилами. Пол в этом месте просто опускался вниз, плавно переходя в бездонную пропасть сорока футов шириной и не менее трех четвертей мили глубиной. Кенлон отступил назад и покраснел, так как Ларен тихо рассмеялся.

— Не бойтесь, командор, — ободряюще сказал он.

— Мы подхватим вас, если вы упадете. Конечно, вы понимаете, что в нашем мире, где люди имеют крылья, жилые помещения отличаются от привычных вам?.. Кенлон молча переваривал увиденное.

— Сейчас мы опустимся на… — Ларен дал эквивалент крылатых сотне метров и с улыбкой закончил:

— И не слишком удивляйтесь увиденному.

Прежде чем Кенлон успел ответить, Ларен бросился в провал. На поясе у Кенлона неведомо какими путями оказался ремень, который тут же затянулся и потащил его вниз. Под собой он заметил уже приземлившегося Дарена, который стоял, глядя вверх. В глазах у Кенлона помутилось, он еще видел стоявшего внизу крылатого, а затем…

Он летел!

Он летел. В этом не было ошибки, он летел свободным, сильным, единым движением. Он летел сквозь густое туманное облако, настолько плотное, что оно скрывало даже кончики крыльев. Но Кенлону не было надобности рассматривать их, он и так мог наглядно представить себе два огромных, сильных паруса, колотивших воздух подобно поршням несущегося на полной скорости локомотива. Тело дышало энергией и пело от великолепия полета. Радостное возбуждение звенело внутри.

Это продолжалось долгую минуту, затем его сознание, сознание человека XX века, начало освобождаться от ступора. Время чистых впечатлений прошло, и в сознании родилась мысль, такая сильная и опустошительная, что крылья перестали совершать быстрые и плавные взмахи, тело изогнулось от напряжения, пораженное, сбитое с толку, а мысль все налетала, как штормовой ветер, становясь все более тяжелой:

Что.., что.., что… Что произошло? Ларен опустил его куда — то, видимо, в зал Совета, а затем произошло это…

Полет на крыльях. Его сознание, вся его суть стала телом крылатого. Они сделали это с умыслом. Они поместили его личность в тело крылатого, желая показать дух и сущность своей расы.

Кенлон продолжал цепляться за спасительную логику, даже когда восхитительное ощущение полета вновь захватило его. Совершенно бессознательно он продолжал подниматься вверх к какой — то цели.

Его вдруг охватило неистовое любопытство узнать, что это за цель, и он стал бешено прорываться сквозь невероятные облака вверх, вверх, вверх. Крылья сделались мокрыми от влаги, но сила их не поддавалась цеплявшемуся туману. Сильное сердце, могучие легкие, неутомимые мускулы помогали ему, и он поднимался.

Лишь тогда до Кенлона дошло, что летит не он. Он попытался задержать взмах крыльев, и не смог. Он попробовал прервать подъем и опуститься, и не смог.

Смущенный, он обиженно подумал: «Я просто пассажир. Сознание крылатого здесь, оно действует. Я зритель. Я не участник. Но если тело подчинится мне

— что тогда?»

Ответ последовал сразу. Могучее тело начало повиноваться ему, и Кенлон тут же камнем рухнул вниз, не в силах справиться со стремительностью реакций и умением сохранять в полете равновесие. К счастью, это продолжалось не больше доли секунды.

«Нет уж, — подумал Кенлон, — лучше оставаться зрителем и наблюдать».

Едва он принял такое решение, как покрывающий все вокруг туман начал редеть. Впервые Кенлон смог раз — глядеть концы крыльев. Затем он увидел еще одни крылья, и еще.., повсюду крылья били редеющий воздух, пробиваясь вверх, теперь уже сквозь пушистые облачка.

И вдруг они, поднявшись на несколько сот ярдов, мгновенно вырвались на солнечный свет.

Цель подъема была достигнута.

Возможно, подумал Кенлон, их цель — увидеть солнце. Причина достаточно уважительная. После месяца тяжелого серого неба его сейчас заполнило наслаждение от чистого, не фальшивого солнца. И если он, пришелец, чувствовал восторг, то что тогда должны были чувствовать крылатые, чей горизонт всегда скрыт туманом, дымкой и облаками?

Они парили, почти не шевеля крыльями. Казалось, они отдыхают, покоясь на огромном океане атмосферы под собой. Тишина царила в этом высоком мире. Тишина и какое — то высшее достоинство. И умиротворенность. Солнце сияло в глубине синего неба огромным огненным шаром в лазурной прозрачности. Холод совершенно не чувствовался — меховые накидки плотно облегали тело, даря уют и покой.

Здесь было, по меньшей мере, двести крылатых. Они скользили повсюду, пересекая друг другу направления, догоняя, обгоняя один другого, но так четко, что столкновений не было и в помине. Кенлон видел, что половина крылатых — женщины. Восхищенно следя за струившимися у них за спинами шлейфами волос, Кенлон давно подумал об ангелах, и теперь смог разглядеть, что почти не ошибся. Они были миниатюрнее мужчин, с нежными, прекрасными лицами и тонкими прелестными руками.

И в этот момент женщины запели. Сначала один голос мягко нарушил тишину, затем второй и, следуя, очевидно, неизвестному обряду, к ним присоединились другие голоса, создавая хор.

Чистая, как бегущий ручей, лилась гамма песни, что была и печальна, и радостна.

Мужчины подхватили песнь, и теперь Кенлон видел, как уже целые группы крылатых объединялись в полете и пели в унисон.

Песнь их казалась самой сутью той древней и мягкой расы, чья трагедия не переставала поражать Кенлона.

Немного погодя ему удалось понять значение слов, хотя он слышал лишь отрывки. Слова не имели ни рифмы, ни размера.

Мы крылаты!

Мы поем о древнем величии мира.

Когда уйдет вода и земля возникнет снова, Мы не побежим босиком по песку.

999 по 3 мы верим в нашу судьбу.

Мы рожаем детей — продолжение рода, И дети их тоже родят детей.

Мы живем, нам помогает Совет.

Теперь нам угрожают.

Люди моря завидуют нашим крыльям, Они хотят лишить нас дара летать.

А у нас нет оружия.

У нас нет ничего, чтобы сделать оружие.

У нас только Совет, убеждающий нас быть отважными И продолжать верить и надеяться на будущее.