Как только он скрылся из вида, я выхватил бумаги и быстро просмотрел их.

Здесь был мой шанс, если я успею им быстро воспользоваться. Это было заключение в четырех экземплярах. Пока эти формы не попадут в машину, меня не существеут, я в статистическом забвении, из которого должен выбраться в палате.

Мертворожденный вот мое описание. Я скинул на пол подушку, и робот остановился. Он не обратил внимания на то, что я пишу, и останавливался еще два раза, подбирая подушку и давая мне время закончить мою фальшивку.

Этот доктор Мквкбоз именно это можно было прочитать в его подписи оставил много места между подписью и последней строкой заключения. Я дополнил его, стараясь максимально подражать его почерку. «Множественные внутренние повреждения, – написал я. – Умер в пути». Это звучало достаточно официально. Я быстро добавил: «Все попытки реанимировать не дали результатов». На момент я усомнился в правописании последнего слова, но поскольку в слове «множественные» доктор Мквбкоз написал одно «н», еще одна ошибка ничего не меняла. Последняя фраза позволяла надеяться, что меня не будут колоть и оживлять электричеством, ведь я труп.

Перед тем, как выехать из коридора, я положил на место формы и притворился мертвым.

– Тут Д.О.А., Свенд, сказал кто-то, забирая бумаги за моей головой.

Я услышал, как робот укатился прочь, равнодушный к тому, что его пишущий и роняющий подушку пациент внезапно умер.

Это отсутствие любопытства всегда мне нравилось в роботах. Я мысленно представил себе смерть в надежде, что соответствующее выражение отразиться на моем лице.

Кто-то дернул меня за ногу, стягивая ботинок и носок. Рука схватила ступню.

– Какая трагедия, – сказал приятный голос. – Он еще теплый. Может быть, положим его на стол и попробуем реанимировать?

– Не-а, – сказали из соседней комнаты. – Они уже пытались в приемном покое. Положи его в бокс.

Ужасающая боль пронизала мою ногу, я чуть не закричал. Только огромным волевым усилием я заставил себя лежать неподвижно, в то время как этот болван затягивал проволоку вокруг моего большого пальца. На проволоке висела табличка, и я от всего сердца пожелал, чтобы эта табличка висела на его ухе, стянутом той же самой проволокой. Боль на пальце передалась вверх, стали ныть грудь, голова и рука, и мне стоило больших усилий оставаться похожим на труп.

Где-то позади меня открылась тяжелая дверь, и волна холодного воздуха коснулась моей кожи. Я позволил себе быстрый взгляд из-под век. Если трупы в этой конторе устанавливаются в индивидуальные холодильники, я был готов внезапно возродиться к жизни. Я ведь и не мечтал о большем счастье, как умереть в холодильной камере за закрытой дверью.

Но Леди Удача все еще была со мной, мой мучитель перетащил меня вместе с носилками в большую комнату. Там на стеллажах, расположенных по стенам, уже лежали усопшие.

Без излишней почтительности меня кинули на заиндевелые доски. Шаги удалились, дверь тяжело стукнула, свет погас.

Мое отчаяние трудно передать. Прошел только один день, а я уже весь в синяках, контужен и покалечен. Пребывание в одиночестве в темной запертой комнате подействовало на меня чрезвычайно угнетающе. Несмотря на боль в груди и эту идиотскую табличку на пальце, я слез со стеллажа и отправился искать дверь.

Меня бросало то в жар, то в холод, пока я наконец наткнулся на стену. Нащупав выключатель, я включил свет, и в тот же момент настроение мое резко улучшилось.

Дверь была лучше не придумаешь, без окошка и с ручкой изнутри. У нее даже был внутренний засов, но невозможно было представить, кто мог им пользоваться. Я занялся исследованием помещения. В первую очередь я раскрутил проволоку и растер палец, возвращая его к жизни. На желтой табличке стояли буквы Д.О.А. и от руки написанный номер, такой же, как и на форме, которую я подделал. Тут была возможность. Я снял такую же табличку с пальца наиболее сильно изуродованного трупа и заменил ее своей. Его табличку я убрал в карман и для смеха поменял таблички у остальных. Они висели у всех на левой ноге, и я громко проклинал эту проклятую педантичность. Нога моя замерзла, и мне пришлось снять правый ботинок с трупа с самыми большими ногами. Поскольку костюм и пуленепробиваемый жилет тоже были испорчены, пришлось позаимствовать теплую рубашку у одного из моих молчаливых друзей.

Не подумайте, что все было так просто. Меня буквально шатало от слабости.

Закончив, я выключил свет и открыл дверь из холодильника. На меня пахнуло, как из доменной печи. тут не было видно ни души. Я прикрыл дверь в склеп и стал искать ближайшую другую комнату. Это была кладовая, в которой единственной полезной для меня вещью был стул. я сел, отдышался и снова огляделся. Дверь рядом была заперта, а следующая открыта в темную комнату, где кто-то храпел. Как раз то, что нужно.

Кто бы ни был этот человек, но поспать он любил. Я обошел комнату и собрал всю одежду, какую нашел. Он не проснулся, и это было очень хорошо для него, ведь у меня была черепная травма. Как только текущие дела закончились, вернулась боль. Натянув шляпу, найденную там же, я открыл запасной выход. Никто не обратил на меня внимания, и я отправился пешком по поливаемым дождем улицам Фрейбурбада.

Эта ночь и следующие несколько дней не сохранились в памяти по понятным причинам. Вернуться обратно в свою комнату было рискованно, но риск был оправдан.

Почти наверняка Ангелина не знала о ее существовании, а если она и нашла ее, то теперь это не имело значения. Я был мертв и больше ее не интересовал. Мое предположение оправдалось. После возвращения меня никто не беспокоил. Я велел принести мне пищи и пару ботинок, чтобы создать впечатление длительного одинокого запоя.

Тело постепенно восстанавливало свои функции, я поддерживал его антибиотиками и болеутоляющим.

На третье утро я почувствовал себя человеком, хотя и слабым. Рука приобрела чувствительность, черные и синие пятна на груди стали светлеть, а головная боль почти прошла. Пора было подумать о будущем. Я пригубил немного из бутылки и позвонил вниз, чтобы прислали газеты за последние три дня. Пневмотруба засопела, чихнула и извергла их на стол.

Внимательно просматривая их, я понял, что разработанный мною план будет значительно лучше, чем я ожидал.

На следующий день после моего убийства все газеты поместили сообщения, почерпнутые из больничных отчетов ленивыми обозревателями, кто не удосуживался хотя бы мельком взглянуть на трупы. И это все. Ничего о Большом Больничном Скандале с Переменой Трупов или об Иске По Поводу Того Что в Гробу Не Дядя Фрим.

Если мои шуточки в этом мясном морозильнике не опубликованы, значит, это стало больничным секретом, о котором будут говорить наедине.

Ангелина, мой снайпер-возлюбленная, должна теперь думать обо мне, как о мертвеце, жертве ее несущего смерть спускового пальца. Ничего не может быть лучше.

Через некоторое время я снова сяду ей на хвост, но работать станет значительно проще, ведь она уверена, что я превратился в местном крематории в сизый дымок.

Вот теперь самое время составить правильный план. Нет больше вопроса, кто за кем охотится. Арестовать Ангелину доставит мне не меньшее удовольствие, чем ей, когда она стреляла в меня.

Я должен был признать, что она все время обходила меня. Она увела линкор у меня из-под носа, а затем улизнула у меня из-под пистолета. И совершенно изумительным было то, что она устроила мне ловушку, когда я думал, что охочусь за ней. Вся моя наивность стала мне ясна до боли. Задумав исчезновение из линкора, она вовсе не была в истерике, она просто разыграла эту роль. Она изучала меня, каждый доступный обозрению участок моего лица, каждую интонацию моего голоса. В ее памяти четко отпечатался мой образ, и, удирая, она постоянно просматривала варианты моих действий. В последней точке своего полета она остановилась и стала ждать, зная, что я прибуду, и что она будет больше подготовлена к встрече со мной. Это была история.