– Этот патриотизм пахнет большой кровью, – возразил я, и ладони Зубенко тут же взлетели над столом, как два боевых вертолета. Их пальцы-орудия были нацелены в мои виски.
– Нет, нет и еще раз нет! Есть множество способов для достижения цели, и одно из них – в ваших руках, Дмитрий Григорьевич! Вы можете гордиться тем, что…
Он говорил о моей высокой миссии информатора-стукача, а мне опять вспоминался Бартон. Какое совпадение! С той, бартоновской, стороны тоже знали о множестве способов для достижения цели, о средствах предпочтительно бескровных, тайных и тихих, но эффективных, как петля на шее… Еще я думал, что Зубенко прав, посмеиваясь над нашей российской демократией: да, прежняя структура исчезла, но кадры остались, а значит, бессмертные традиции живы. Живы, хоть ФСБ сменило КГБ, хоть правят страной не генсеки, а президент с премьером, хоть прежний Верховный Совет теперь называется Думой. И что с того? Как говорят британцы, a bad penny always comes back – фальшивая монета всегда возвращается.
Экс-генерал Зубенко продолжал говорить. Сейчас ни тоном, ни манерами он не был похож на бесшабашного полковника Гошу; он казался убедительным, где надо – обтекаемым, где надо – ласковым, где надо – строгим. Он напоминал мне кривую Пеано, проходящую через каждую точку плоскости: ни один момент не был упущен, ни один довод – позабыт; он обо всем побеспокоился и все учел. Кроме, вероятно, амулета на моем запястье.
– Не упорствуйте, Дмитрий Григорьевич, не упрямьтесь. Вы математик, интеллигентный человек, вы понимаете ситуацию. Волею случая вы узнали то, чего не должны были знать, и теперь перед вами альтернатива: или преданное служение, или бесславный конец. Бесславный и безвестный, что было б трагично для столь молодого человека… Подумайте! Я не хотел бы на вас давить… – (взгляд в сторону дверей), – я надеюсь, что ваш выбор будет правильным, объективным и свободным. Свободным в смысле убеждений: вы должны быть внутренне уверены, что встаете на правильный путь и отдаетесь в надежные руки. А чтобы ваша решимость окрепла, поговорим о другом, о том, кем вы были и кем вы стали. Вспомните, Дмитрий Григорьевич, вспомните! Вы были ученым, уважаемой личностью, доверенным из доверенных, в каком-то смысле избранником – и вы потеряли все. Все! Работу, почет, материальную обеспеченность, защиту государства… да и само государство тоже… Вы – нищий! И кто же в этом виноват? Не я и не полковник Скуратов… Вы знаете, кто! Но я не призываю к мести, я призываю к тому, чтобы бороться, чтобы трудиться над изменением ситуации, для вас и для прочих россиян. Ибо она позорна, нетерпима, и потому…
А ведь он меня гипнотизирует, мелькнула мысль. Без всяких там научных выкрутасов, без гипноглифов и хитро закодированных текстов, даже без пресловутого стеклянного шарика… Именно так, как говорил Косталевский: все работает, все ведет к определенной цели – слова, ритмика фразы, порядок ударных и безударных слогов, чередование согласных… Двадцать-тридцать минут, и разум настроен на подчинение; затем команда – и кранты! Будешь чесать левое ухо правой рукой…
Я так и сделал, чтобы разрушить наваждение: хмыкнул, почесался и нерешительно пробормотал:
– Есть, однако, моральный аспект проблемы… этическая, так сказать, сторона… Мы с Косталевским считали, что документ предназначен властям. Точнее – Федеральной службе безопасности, которая курировала проект и в данном случае олицетворяет власти. А теперь выясняется, что исследования финансировались частным порядком, и вы, Георгий Саныч, – частный предприниматель, желающий использовать гипноглифы в личных своих интересах. С той, вероятно, целью, чтобы влиять на президента и его окружение, на политиков и облеченных властью лиц. Немного слишком, вы не находите?
Зубенко обернулся и посмотрел на карту Союза, сверкавшую на стене полированным деревом. Потом, будто почерпнув в этом зрелище решимость, он подмигнул остроносому:
– А Дмитрий Григорьич соображает! Аналитик! Голова! Влиять на президента… Именно так, мой дорогой, – это уже относилось ко мне. – Но кое в чем вы ошиблись. Я – не частное лицо; как было отмечено ранее, есть люди, которые руководят и платят. И они, эти люди, тоже власть. Хотите доказательств? Ну, что ж… – Экс-генерал откинулся на спинку кресла, и черты его приняли задумчиво-отрешенное выражение. – Я не стану касаться имен, Дмитрий Григорьевич: многие вам знакомы, а незнакомые лучше не вспоминать. Давайте используем доводы логики – чистой логики, в которой вы, бесспорно, профессионал. Представим, что я хочу влиять на президента… с помощью вот этого, – он показал на конверт, лежавший на моих коленях. – Но как это можно практически осуществить? Помилуй бог, я ведь не пью с президентом коньяк и не отдыхаю в Испании! Меня к нему и близко не подпустят! Я – здесь, а он – тут! – Зубенко хлопнул одной ладонью по столу и приподнял другую, отмерив изрядное расстояние. – Однако есть люди, которые рядом с президентом, которым он доверяет, к которым прислушивается – и будет доверять безоглядно, не так ли? И раз эти люди близки к президенту – да и не только к нему – значит, они – это власть! Более реальная, чем все депутаты Думы и чем кабинет министров. Вы следите за ходом моих размышлений, Дмитрий Григорьевич? Вы понимаете, что мы, – он подчеркнул это «мы», – такая же власть, как и любая государственная структура? Или назвать вам пару имен?
Я покачал головой. В именах, пожалуй, не было необходимости, как и в использовании черного гипноглифа. Главное мне поведали и так, а что опустили, то не представляло трудов домыслить. В родной тайге российского истеблишмента я все-таки ориентировался лучше, чем в политических заокеанских джунглях. Иными словами, людей, упомянутых Бартоном, я большей частью не знал, а вот о неназванных экс-генералом мог догадаться.
Кто были эти загадочные «мы»? Личности, не раз мелькавшие на телеэкранах, по разным поводам, в различных ракурсах и позах. Министр Икс, стяжатель и взяточник; лидер парламентской фракции Игрек, болтун со склонностью к авантюризму; генерал Зет – мракобес и хам, прямолинейный, как штыковая атака. Были, конечно, и другие: свора алчных парламентариев, тосковавших по прежним временам, а в нынешние не обижавших себя зарплатой; партийные боссы, что набивали карман, попутно горюя о бедах народных; служители закона с подмоченной репутацией, губернаторы – уголовники и аферисты, мэры – лихоимцы и разбойники, и, само собой, генералы, кабинетные полководцы, обожавшие играть в войну, будто гибли в ней не живые люди, а валились с глухим могильным стуком оловянные солдатики. Все – при погонах и должностях, в орлах и звездах; иные – ближе к власти, иные – дальше, но все, подобно нанимателям Бартона, спаяны деловыми интересами и круговой порукой. Плюс, разумеется, патриотизмом.
