Цинь-цзяо упала на колени. Нашла линию древесного слоя и поползла вдоль него.

Она не обрела ни освобождения, ни чувства своей правоты. Но это и не остановило ее, ибо она знала, что это элемент испытания. Если бы боги ответили не медля, как поступали обычно, что же это было бы за испытание ее преданности? Если ранее она совершала очищение под их постоянным предводительством, теперь приходилось справляться самой. Но откуда же ей знать, что поступает правильно?

Боги будут с нею опять.

Боги вновь обратятся к ней. А может и заберут ее отсюда, унесут во дворец Царственной Матери, где ожидает благородна Хань Цзянь-цинь. Там же встретит ее и Ли Цинь-цзяо, свою прародительницу сердца. Там поприветствуют ее все предки и скажут: Боги решили испытать всех богослышащих Дороги. Немногие прошли это испытание, но ты, Цинь-цзяо, стала нашей гордостью. Ибо верность твоя не поколебалась ни на мгновение. Ты совершала очищения так, как до того не делал этого никто их сыновей и дочерей. Предки иных мужчин и женщин завидовали нам. Благодаря тебе, боги ценят нас выше других.

– Что ты делаешь? – удивился отец. – Заем ты прослеживаешь слои7 Цинь-цзяо не отвечала. Она не имела права распыляться.

– Ведь всяческая потребность в этом уже исчезла. Я знаю это наверняка… я не испытываю потребность в очищении.

Ах, отче! Если бы ты только сумел понять! Но, хотя сам ты этого испытания не пройдешь, мне это удастся… и я принесу честь даже тебе, который отказался от всего правого.

– Цинь-цзяо, – сказал он. – Я знаю, что ты делаешь. Ты вроде тех родителей. Которые постоянно заставляют мыться своих обычных детей. Ты призываешь богов.

Называй это как хочешь, отец. Твои слова уже ничего для меня не значат. Я не сану тебя слушать, пока мы оба не умрем, а вот тогда ты скажешь: Дочь моя, ты была лучше и умнее меня. Все почитания, которые встретят меня здесь, в доме Царственной Матери, исключительный результат твоей чистоты и преданности богам. Ты воистину благородная дочь. И не знаю иной радости кроме той, которую даешь ты.

Вообще-то говоря, переворот на планете Дао проходил спокойно. Кое-где, конечно, случались и убийства; кое-где на богослышащего, правившего людьми словно тиран, нападали толпы и изгоняли такого из дома. Но, как правило, все уверовали в версию, представленную в документе. К давним богослышащим относились уважительно, признавая тяжесть бремени, каким были очистительные ритуалы.

Тем не менее, давние порядки уходили быстро. Школы теперь были открыты для всех детей. Учителя информировали об удивительных достижениях учеников: даже самые глупые превышали средние уровни давнего периода. И хотя возмущенный Конгресс отпирался от проведения в прошлом каких-либо генетических манипуляций, ученые Дао наконец-то обратили внимание на гены своих земляков. Сравнивая типичную и нынешнюю структуры генетических молекул, мужчины и женщины планеты подтвердили все, о чем упоминал документ.

Что происходило потом, когда Сто Миров и все колонии уже узнали о преступлениях Конгресса против Дао – этого Цинь-цзяо уже не было известно. Все это принадлежало миру, который она покинула за собой. Свои дни она проводила, служа богам и непрестанно очищаясь.

Разошлись слухи, что безумная дочь Хань Фей-цы единственная из богослышащих не прерывает ритуалов. Поначалу над ней смеялись – ведь многие богослышащие тоже пытались проводить ритуалы, но они открыли, что это пустое, не имеющее никакого значения дело. Она же сама издевок не слышала, да и не обращала на них внимания. Все свои силы она отдавала теперь служению богам. Не имело никакого значения, что те люди, которые не справились с испытанием, презирают ее за то, что она все так же пытается победить.

Шли годы, и многие уже вспоминали давние дни как чудесное время, когда боги обращались к мужчинам и женщинам, а те низко склонялись, служа им. Некоторые уже начали считать Цинь-цзяо вовсе даже не сумасшедшей, а единственной достойной среди тех, кто ранее слышал голоса богов. И вот тогда среди набожных пошел слух: в доме Хань Фей-цы живет последняя из богослышащих.

Ее начали посещать. Поначалу понемногу, затем все больше и больше. Это были гости, желающие одного – лишь поговорить с женщиной, которая до сих пор старалась очиститься. Она их принимала; проследив слои, она выходила в сад и разговаривала с ними. Но они же отвлекали ее внимание. Они говорили, что ее труды очистят всю планету. Они повторяли, что она призывает богов ради добра всех людей, живущих на планете Дао. И чем дольше они говорили, тем труднее было сфокусироваться на их словах. И Цинь-цзяо хотелось как можно быстрее вернуться в дом, чтобы проследить еще один слой. Неужто они не понимают, что восхваляют ее без всякого права?

– Я ничего еще не достигла, – говорила им Цинь-цзяо. – Боги все еще молчат. Меня ждет еще множество трудов.

И она возвращалась к очистительным ритуалам.

Ее отец дожил до поздней старости и умер в уважении за собственные достижения, хотя никто и не знал, какую роль он сыграл в привлечении на планету Божественной Эпидемии, как ее все теперь называли. Это понимала одна только Цинь-цзяо. И когда она сожгла громадное состояние – никакие фальшивые погребальные деньги не были достойны ее отца – она шептала, чтобы этого никто не услыхал:

– Теперь ты уже знаешь, отче. Теперь ты понял свои ошибки и то, как сильно разгневал богов. Но не бойся. Я стану очищаться до тех пор, пока не исполню покаяния за все твои грехи. И тогда боги примут тебя с честью.

Сама она тоже постарела, а Путешествие к дому Хань Цинь-цзяо стало самым знаменитым паломничеством в мире Дао. Много было таких, кто услыхал о Цинь-цзяо и на других мирах, и они прибыли сюда лишь за тем, чтобы увидать ее. Ибо ведомо было повсеместно, что истинную святость найти можно только здесь, у одного человека: пожилой женщины со сгорбленной спиной, глаза которой видели лишь одни слои в досках пола ее отцовского дома.

Верные ученики, мужчины и женщины, присматривали за домом, где когда-то за хозяйкой присматривали слуги. Они полировали полы. Они готовили простую пищу и оставляли там, где она могла найти ее: под дверями комнат. Когда где-нибудь в мире мужчину или женщину отмечали великой честью, они прибывали в Дом Хань Цинь-цзяо, опускались на колени и прослеживали один слой. Тем самым, вся честь прибавляла славы Святой Хань Цинь-цзяо.

И наконец, через несколько недель после столетнего юбилея, Хань Цинь-цзяо нашли лежащей в комнате ее отца. Некоторые утверждали, что именно в этом месте он садился, выполняя свою работу; это было трудно проверить, потому что всю мебель уже давно убрали. Когда сбежались ученики, святая женщина еще была жива. Несколько дней лежала она в постели, что-то бормоча, водя руками по телу, как будто прослеживала линии на собственной коже. Ученики присаживались рядом поочередно, по десять человек, пытаясь понять ее слова и все их записать. Впоследствии они были собраны в книгу, названную «Божественный шепот Хань Цинь-цзяо».

Наиважнейшие слова она промолвила в самом конце.

– Мама, – шепнула она. – Отче. Хорошо ли я это делала?

А потом, как рассказывают ученики, она улыбнулась и умерла.

Не прошло и месяца после ее смерти, когда во всех святилищах городов, местечек и деревень планеты Дао было принято решение. Наконец-то появилась особа столь несравненно святая, что планета могла избрать ее своей покровительницей и стражницей всего мира. Ни у одного из других миров такой богини не было, в чем все соглашались.

Так что планета Дао, Дорога, Путь благословенна более всех других миров, ибо Богиней Дао стала Блистающая Светом.

КОНЕЦ