Возьмем Латинскую Америку. Казалось бы, испанским завоевателям-конкистадорам удалось принести туда все свое: язык, архитектуру, образ жизни, даже религию. А вот с героями оказалось все не так просто. При этом надо отметить, что в испанской истории чего-чего, а героев хватает. Однако в Латинской Америке почитаются сейчас другие герои. Прежде всего герои борьбы за независимость: Боливар, Сукре, Панчо Вилья.

А то, что герои должны быть не только сказочно-былинными и не только историческими, но и современными, — что ж, это правда. И надо отдать должное прежней власти: в данном вопросе она вела себя очень мудро. Герои и героические культы создавались, насаждались, поддерживались. «Свято место» не пустовало ни одного дня. Герои революции, герои гражданской войны, герои первых пятилеток, герои Великой Отечественной, герои-целинники, герои-космонавты…

А что мы видим сейчас? — Ничего не видим. Может быть, героев действительно нет? Но как тогда быть с людьми, которые пожертвовали собой, бросившись гасить чернобыльский пожар? Или с тем парнем, который помогал людям выбраться из горящего автобуса во время крупнейшей московской аварии на Дмитровском шоссе и скончался в больнице от ожогов? Герои? — Несомненно. Но кто даже сегодня, по прошествии совсем малого времени, знает, помнит их имена? Не всех вместе («герои-чернобыльцы»), а каждого поименно?

Зато усиленно вдалбливается, что быть героем — занятие неблагодарное, что все равно этого никто не оценит. Льготной квартиры — и то не видать. Какая уж там слава и благодарная память потомков?

Конечно, хорошо, что кто-то борется за справедливость, выбивая из государства зажимаемые им льготы, плохо только, что порочная практика сегодняшнего дня преподносится как трагический закон жизни. Дескать, вот оно как все устроено: ты живот положил за други своя, а тебе — кукиш.

А теперь представим себе ребенка «в предлагаемых обстоятельствах», по выражению К. С. Станиславского. С одной стороны, общество, которое сегодня по сути дела (если называть вещи своими именами) разрешает и даже поощряет трусость. С другой стороны — родители, которые хотят видеть своих детей отважными. (Одна из самых распространенных жалоб родителей, обращающихся к нам за психологической помощью, — это жалоба на страхи, и ни от кого мы ни разу не слышали, что он стремится воспитать труса.) И наконец, с третьей стороны, — иррациональная, глубинная, архетипическая потребность в романтической героике, мечты «о доблести, о подвигах, о славе», которые непрерывно вступают в конфликт с общественными установками.

Такое разнонаправленное давление неминуемо вызывает психический стресс. Психика теряет точку опоры и, соответственно, равновесие. Этого не выдерживает даже взрослый человек, а ребенок и подавно.

Сегодня мы пишем о трагических последствиях отказа от традиционной нравственности, еще довольно смутно представляя себе их масштабы и конкретные проявления. Увы, все только началось, и «расцвет» мы увидим тогда, когда у нынешних детей появятся свои дети.

Но уже сейчас кое-что становится очевидным. К примеру, заметный рост и обострение детских страхов. Несколько лет назад из десяти детей, которых к нам приводили, страхами страдали двое-трое. А сейчас бывает, что лечебная группа (не специально, а так складывается) вся, целиком — 7-9 человек — состоит из «фобиков», как на психиатрическом жаргоне называют людей с теми или другими навязчивыми страхами.

Более того, мы подозреваем, что и лечить детские неврозы, психопатии, психотравмы и другие подобные состояния станет значительно сложнее. Пускай не все психотерапевты, в отличие от нас, возводят опору на традиционные этические установки в ранг одного из основополагающих принципов лечения. Но практически все в работе с пациентом опираются на общепринятые моральные нормы. Скажем, в групповой психотерапии врачи очень часто апеллируют к понятиям смелости, товарищеской взаимопомощи, чувству локтя. А к чему они будут апеллировать, когда эти нормы перестанут быть общепринятыми и вообще — принятыми? Получается, что крушение идеалов выбивает почву из-под ног не только пациентов, но и врача. Не только учеников, но и учителя.

Но самое главное и самое печальное заключается в том, что романтика все равно не уйдет из нашей жизни. Да-да, не удивляйтесь, мы сознательно написали слово «печальное», ибо неистребимая, неизбывная романтическая потребность, не находя нормальных способов проявления, все равно проявляется, но уже патологически.

Многие эксперты кинорынка недоумевают, почему наивные латиноамериканские телесериалы пользуются несравненно большей популярностью у наших телезрителей, чем американские и австралийские, хотя последние гораздо более профессиональны, динамичны, с богатыми натурными съемками.

А что тут недоумевать? Все так понятно! Именно латиноамериканские сериалы оказались наиболее созвучны традиционным для России романтическим представлениям о любви и верности, дружбе и предательстве, бедности и богатстве. А вот романтика игры на бирже, романтика отчаянной борьбы за наследство и за место под солнцем — что поделаешь! — как-то здесь не идет… Ведь в «богатых» важно не то, что они богатые, а что они «тоже плачут».

Конечно, такая растянутая на сотни серий ширпотребная телепродукция есть типичная духовная сивуха, наркотик. Но это еще одна из безобиднейших форм утоления романтической жажды, порожденной неромантической действительностью. Наркотик в основном для барышень и домохозяек.

А вот у юношей жажда романтики так тесно связана с жаждой действия, жаждой подвига, что ее «слезами богатых» не утолишь. Ее утолишь только слезами натуральными, не телевизионными. Наши рэкетиры вовсе не считают себя преступниками, хотя безусловно ими являются. С автоматами и ножами в руках они отнимают, как недавно сами заявляли по телевидению, «несправедливо награбленное». Этакие современные Робин Гуды…

Да и реальная сивуха, реальные наркотики, как ни странно, имеют самое непосредственное отношение к романтизму. Наркоман ищет ярких, красочных грез, галлюцинаторных приключений. Пьяному — совсем как герою — море по колено. Ну, у нас это принято списывать на тяжелую жизнь. А на Западе, где наркоманов (пока!) гораздо больше? И борются там с наркоманией очень серьезно.

Просветительная работа огромна, репрессивные меры суровы, наркологическая служба поставлена на высочайший уровень. От какой такой тяжелой жизни уходит западная молодежь в мир наркотических видений?..

Мы, конечно, не специалисты-наркологи и не собираемся давать рекомендации по борьбе с наркоманией на государственном уровне. Но родителям, которые не могут быть безразличны к такой страшной перспективе, настоятельно советуем: делайте упор на романтической стороне воспитания. И не ждите подросткового возраста, когда мечтательность достигает апогея. С самого раннего детства рассказывайте ребенку о героях, о подвигах, не гнушайтесь именами, подвергнутыми сегодня официальному остракизму. Подбирайте соответствующий круг чтения.

Главное — не бойтесь вырастить оторванного от жизни мозгляка-идеалиста. Мы хотим вас на этот счет успокоить: прагматической стороной воспитания у нас нынче занимается государство. Так что ребенок и без вашего участия узнает, в каком банке лучше хранить деньги. Ваша задача в другом. Пусть он узнает о радости «бесполезной» дружбы и бескорыстной помощи, о вечной любви, о работе не только ради денег, о том, что не все и не всех можно купить… И еще о том, что «в жизни всегда есть место подвигу».

1994

Когда на Западе только еще затевалась сексуальная революция, умные люди вроде крупнейшего американского социолога Питирима Сорокина или австрийского психиатра Виктора Франкла предупреждали, что из этого ничего путного не выйдет.

Разврат никому еще на пользу не шел. Питирим Сорокин даже провел прелюбопытнейшее исследование. Он сравнил продолжительность жизни 3000 христианских святых и 300 королей и царей, правивших в Европе и в Азии. Для чистоты картины ученый взял биографии только тех людей, кто умер своей, ненасильственной смертью. И оказалось, что святые в среднем жили на 20-30 лет больше, чем короли! В чем же дело? Ведь выражаясь современным языком, «качество жизни» королей было гораздо выше. Они жили в роскоши, прекрасно питались, лечились у самых искусных врачей. А христианские подвижники (в основном, первохристиане) терпели голод, холод, нужду, гонения и все-таки жили дольше! Почему? Сей парадокс легко объясняется с точки зрения нравственности. Все было в жизни королей, кроме целомудрия. А именно оно является залогом долгожительства. И ничего удивительного тут нет: распутство, как правило, выходит боком, заканчиваясь импотенцией, нервным или даже психическим расстройством, венерическими заболеваниями, разрушающими организм, и прочими неприятностями.