– Я буду держаться в тени.

И уже вижу себя в тени, совершенно естественно принявшим позу бесчисленных трагических героев, прячущихся в складках древней драпировки, затаивших дыхание, с выпученными глазами.

– Ах, так, в тени? – повторяет Улисс язвительным тоном. – Чтобы наша милая беседа не вышла за рамки приличий?

Я в восхищении от того, до какой степени далеки его мысли от готовящейся западни.

– Нет, нет, – говорю, – я лишь хочу посмотреть, какой оборот примет дело.

Тут я сама искренность. Да, буду смотреть и нагляжусь досыта. И это будет благородное подглядывание, ибо я сам творец зрелища.

Улисс горячится. Ему невтерпеж, он просто сгорает от ожидания.

– Вы думаете, он согласится прийти? – в голосе Улисса звучат умоляющие нотки. – Скажите, он придет?

– Да, думаю, придет, – я чуть заметно улыбаюсь. – Скажу вам по секрету: я неплохо владею искусством устраивать западни. Вы не обратили внимания на все эти книги позади письменного стола? Сколько прекрасных великих авторов! И уж общаясь с такими людьми... С тех пор как литература стала литературой, в умах писателей и драматургов вызрело бесчисленное множество примеров человеческой низости. Возьмите Шекспира. Непревзойденный мастер коварства!

Вижу, Улисс слушает меня не слишком внимательно. Однако глядит на меня широко открытыми глазами, в которых вот уже несколько мгновений мелькает непонятный страх.

– Вы меня пугаете, – вдруг шепчет он.

– Это вы внушаете мне беспокойство. Представляю себе любовника вашей жены в этом доме и представляю ваши глаза, ваши руки... Эти руки, которые только что готовы были сжать...

Он вскакивает с места, прячет лицо в ладонях и издает вопль:

– Молчите! О, молчите!

Я отлично знаю, почему он так кричит, почему его переполняет ужас. Потому что имя этого человека не Улисс, а Ганс Вамберг. Родился он 20 февраля 1926 года в Мюлхаузе. А сейчас он чувствует, как надвигается неотвратимое: пробуждаются его неуправляемые инстинкты, инстинкты опаснейшего убийцы.

Теперь я должен открыть правду: три дня назад Ганс Вамберг сбежал из психиатрической больницы в Дре, его приметы были сразу же сообщены всей французской полиции, поскольку этот человек чрезвычайно опасен.

При всей своей трагичности история Ганса Вамберга не оригинальна. В газетах регулярно рассказывается о подобных печальных случаях деградации личности. Два года назад Ганс Вамберг, в то время блестящий инженер на пиротехническом заводе в Гавре, в результате травмы черепа утратил рассудок, а вместе с ним и память. Охваченный губительным безумием, он, к моменту ареста, убил трех человек.

8 ноября прошлого года Суд присяжных департамента Сен-Маритим, учитывая мнение специалистов, признал Ганса Вамберга невменяемым и постановил поместить его в дом умалишенных. Пожизненно. Основанием для этого послужило заключение, что амнезия, которой он, по мнению медиков, страдал, навсегда вычеркнула из его памяти ужасные воспоминания о совершенных им преступлениях: о трех задушенных молодых женщинах.

Все это я почерпнул из вчерашнего выпуска нашей вечерней газеты «Этуаль де л'Уэст». Этим объясняется возникшее у меня ощущение, будто я уже где-то видел человека, постучавшего ночью в мою дверь. Его фотография красовалась на первой странице «Этуаль». Все прояснилось, когда я обнаружил револьвер в кармане его плаща: бросившись к столу, я схватил газету и опознал неизвестного.

На всю жизнь мне запомнится посетившее меня тогда озарение. Весь мой хитромудрый замысел предстал передо мной. Наконец-то я нашел ее, ту жестокую месть, которую осуществит мой герой, мой порядочный человек. Драма, которую я хотел описать в своем романе, и та, которую я в действительности переживал, вдруг тесно переплелись.

Внезапно я почувствовал себя тем самым преследующим меня лицейским учителем с его «мягкостью и боязливостью», который, вжившись в мою плоть, унаследовал все мерзкое, созданное моим воображением. Впервые творец и творение совместились. В ту самую секунду я ясно увидел: моя книга будет одновременно и карой, уготованной мною для Пюс.

Однако развитие событий требует существенных изменений в начале книги. Больной человек, потерянно бредущий в тумане вечерними улицами Дьеппа – это уже не обманутый муж, преподаватель лицея. Это – страдающий амнезией человек. А тот, лицейский учитель, бодрствует, подобно мне, где-то в городе, в одном из домов, сосредоточившись на своем страдании, роясь в сумочке жены, в отчаянии размышляя, как наказать неверную, не став героем газетной скандальной хроники, что было бы для его самолюбия невыносимо. И все это до того самого момента, когда человек, утративший память, постучит в его дверь.

Тогда на учителя, подобно мне, находит помрачение. Он впускает в дом страдающего амнезией человека, зная, что тот преступник, закрывает за ним окна и двери и устремляется в атаку на несчастный рассудок.

Постепенно утративший память примет это невинное и вместе с тем внушенное страстью прошлое, которое измышляет для него новоиспеченный Пигмалион. Что же задумал мой учитель? Внушить безумному собственную ревность и собственную жажду мести. Убийство, которое он из немощной гордости отказывается совершить, тот, безумец, совершит, не колеблясь.

Таков, вкратце, сюжет книги. Но эту интригу я намеревался использовать и практически. Уже в течение нескольких дней мне было известно, что Пюс решила уйти от меня к Полю Дамьену, уехать к нему в Лондон. Уехать, как обычно, с «большим желтым чемоданом и черным баульчиком», но на этот раз навсегда.

Уложив Ганса Вамберга спать, я тщательно разработал план, просидев за этим занятием до рассвета. Нельзя было полагаться на волю случая, следовало скрупулезно подготовить все необходимое для того, чтобы ловушка сработала.

Вначале я употребил все свое воображение, выдумывая такую интригу, которая заставила бы Ганса Вамберга испытать бешеную ревность, что, признаться, было для меня обычной работой. Обманутый муж – созданный мной персонаж – разыскивает в Лондоне свою жену и убеждает ее порвать с любовником. Но любовник, не перенеся разрыва, предпочитает убить возлюбленную и сталкивает ее со скалы в пропасть. Обезумевший от горя муж устремляется на поиски любовника, чтобы в свою очередь его прикончить.

Простенький роман с продолжением, какие обычно печатают в газетах, способный, однако, привести Ганса Вамберга в состояние крайнего возбуждения, как только я сделаю из него оскорбленного мужа. Наконец, я подумал и о том, чтобы позаимствовать персонажам имена Франсуазы и Поля Дамьена, устранив предварительно все следы пребывания в доме Пюс.

Второй этап работы заключался в том, чтобы создать материальные доказательства, делающие мою выдумку достоверной. И преподнести их следовало таким образом, чтобы Ганс Вамберг как бы обнаружил их сам.

Вот тогда я придумал «чемодан». Разумеется, Ганс Вамберг, уже три дня бродивший в округе, вовсе не сходил на берег с борта «Корнуэя». Но поскольку он, очутившись в невменяемом состоянии среди пассажиров на морском вокзале, был уверен в обратном, я решил, что мне не составит никакого труда убедить его, что он забыл чемодан на «Корнуэе». Поэтому мне надо было лишь достать с чердака какой-нибудь чемодан, запихнуть в него разные «личные» предметы и, среди прочего, мои «вещественные доказательства».

Первым из них была вырезка из английской газеты: в ней говорилось о найденном у подножья скалы в Ньюхавене теле светловолосой женщины. Должен сказать, я коллекционирую подобные заметки из раздела происшествий; они пополняют мой архив, который мне случается использовать в своей литературной работе. Эту статейку, содержание которой вполне соответствовало деталям басни, приготовленной мною для Вамберга, я обвел красным карандашом и вложил в томик «Воспитания чувств» из моей библиотеки.

Затем я принялся сочинять личный дневник моего ревнивца, подделав, разумеется, свой почерк. Взял блокнотик и заполнил его гневными беспорядочными записями, достаточно, однако, ясными, чтобы Вамберг мог самостоятельно воссоздать свою мнимую драму.