Мы надолго замолчали, погрузившись каждый в свои мысли. Он допил виски. Я предложил еще, но он отказался.

Спрашиваю, как он себя чувствует.

– Гораздо лучше. Но голова болит по-прежнему.

– Я дам вам аспирин.

Он возражает, говорит, «что и так уж меня замучил».

– Мне это не составляет никакого труда, – говорю я. – Может, снимете плащ? Вам будет удобней.

Вдруг у меня замирает сердце: он направляется к двери.

– Вы хотите уйти?

– Да, я покину вас, мосье, не хочу злоупотреблять вашим терпением. Думаю, я в состоянии передвигаться. От виски мне стало лучше.

Я кидаюсь к нему, хватаю за руку.

– Куда же вы пойдете? Без денег, без документов?

Он смотрит на меня собачьим, обезоруживающим взглядом. От этого взгляда у меня наворачиваются слезы. Я встряхиваюсь. Надо следить за собой, нельзя размягчаться.

– Снимайте-ка плащ! – говорю я тоном, не терпящим возражений. – Похоже, о вас давно некому позаботиться. Расслабьтесь, сядьте в кресло. Подумаем, как быть дальше.

Чувствую, как он податлив, словно воск. Лепи, что хочешь!

Неловкими движениями он стягивает с себя плащ. Я помогаю ему, бросаю плащ на одно из кресел. Пока незнакомец усаживается, достаю из ящика письменного стола аспирин.

Рядом с коробочкой аспирина стоит пузырек гарденала. Обычно я употребляю его в большом количестве. Незаметно вынимаю из пузырька две таблетки и зажимаю мизинцем в ладони: добавив их к аспирину, могу быть уверенным, что мой гость прекрасно проведет ночь. Желательно, чтоб он спал покрепче и не просыпался на каждый шорох.

– Не знаю, как вас благодарить, – он сидит, обхватив голову руками, с совершенно беспомощным видом, мне кажется даже, он расплакался.

– Я привык к встречам с незнакомыми людьми, – тихо произношу я, приблизившись к его креслу. – Они являются частью моего ремесла.

– Вы имеете в виду встречи в ваших романах? – он приподнимает голову.

Я объясняю, что для писателя персонажи его книги вначале всегда незнакомцы, которых следует опасаться. Постепенно мы их приручаем, и в итоге они становятся нам ближе лучших друзей.

– Напрасно они пытаются от нас ускользнуть. Мы срываем с них маски, изучаем, исследуем, пока не проникнем в малейшие их секреты.

– Ну, что ж, – говорит незнакомец, – мне лишь остается пожелать быть одним из них! Может, вы и с меня сорвете маску. Раз у вас есть опыт...

Именно об этом я и думаю. Объявляю моему гостю, что, в самом деле, вероятно, смогу ему помочь. Лучше, чем кто бы то ни было, лучше, чем врач, лучше, чем полиция. Ибо, разумеется, я сразу же подумал о враче и о полиции. Только знаю я их!

– Для них вы будете еще одним случаем, занесенным в картотеку среди сотен других. Вас попросят зайти еще и еще. Вы будете ждать месяцами. Или же застрянете в какой-нибудь клинике.

Я говорю это не в порядке упрека: что эскулапы, что полицейские перегружены работой. Служа всем, они забывают о каждом в отдельности.

И потом надо безумно любить свое дело. Свет прозрения вспыхивает лишь в умах, вдохновленных страстью.

Я продолжаю развивать свою мысль. Кружу вокруг моего гостя как оса. Воодушевляюсь все больше.

– Мне кажется, я буду защищать ваше дело самопожертвованно. Это святое дело: правда о человеке. Я проявлю настойчивость, и, право же, не стоит мне ставить это в заслугу, ибо ваша история меня потрясла. Поймите меня: я как будто начинаю писать новую книгу! Вы – персонаж! Мой персонаж!

И сам уж не знаю, что говорю. Не слишком хорошо, по крайней мере. А это опасно. Но незнакомец ничего не замечает. Как ему заметить? Наоборот, вижу, он прямо исполнен благодарности, растроган.

– В самом деле, – шепчет он, – вы согласны мне помочь?

В его глазах светится надежда.

– Да, мы попытаемся пройти вашу жизнь, словно поплывем вверх по реке, возвращаясь к истокам, – заявляю я с апломбом психоаналитика.

Мне нравится это: «словно поплывем вверх по реке...» Надо бы запомнить, чтобы записать.

Тем временем мой утративший память гость млеет от радости.

– Ах, мосье! Я вдруг почувствовал себя не таким уж потерянным, не таким беззащитным! Этот свет, который неудержимо притягивал меня... ваш свет... я не обманулся!... Мне кажется, утративших память, как и слепых, направляет какое-то шестое чувство.

Это тоже надо не забыть. Вообще, начиная с определенного момента, надо бы все записывать. Черт побери! Я чувствую себя в отличной форме! Скоро уложу его спать и сяду за работу. Мне знакомо это состояние, знаю, теперь буду трудиться до зари.

Растворяю аспирин и гарденал в воде, добавляю немного сахара и протягиваю стакан гостю.

– Выпейте! Это успокоит боль и поможет уснуть.

Он, морщась, пьет.

– Спать! – говорит он. – Я только и делаю, что сплю! То есть, у меня чувство, будто я сплю, будто все это кошмарный сон.

Он допивает лекарство, и я забираю у него стакан.

– Поспать, конечно, было бы неплохо, но где? – спрашивает он.

– Да здесь. Зачем усложнять?

Ну все, готово! Я нажал кнопку. Ту, что приводит в действие пружины Приключения. Я поставил на карту судьбу этого человека и, быть может, свою судьбу. И последствия моего поступка необратимы. Мы не можем вернуться назад, ни он, ни я.

Я мог не произносить эту фразу, не пригласить его, и все было бы по-другому. Ощущение, будто я воплощаю замысел своего романа в жизнь, достигает высшей точки. Ибо так же, как в литературном произведении, я волен решать, как поступит мой персонаж. Но, когда решение принято, вся книга, включая слово «конец», подчинена ему.

Я медленно подхожу к двери, ведущей в комнату для гостей, и приоткрываю ее.

– Тут есть кровать, есть туалетная комната, – говорю я. – Вам будет удобно.

Незнакомец послушен. Я с самого начала знаю – его надо лишь слегка подтолкнуть. Он в таком жалком состоянии, что не может оказать серьезного сопротивления чьей-то твердой воле.

– Я бы должен был отказаться, – говорит он, – но у меня не хватает духу. Я так устал. И потом, скажу вам, от одной только мысли снова очутиться на улице в этой темноте, в этом тумане... Мне кажется, я не дожил бы до утра...

– Вот видите, я прав! Отдохнете как следует ночь и завтра, быть может, во всем разберетесь. Взгляните на вашу комнату.

Моя рука по-прежнему на ручке двери; вижу, он послушно встает. Я упиваюсь властью, которую приобрел над его действиями.

Когда он уже в метре от меня, в голову приходит одна мысль.

– Погодите! – говорю. – Думаю, мы можем сейчас же узнать, откуда вы прибыли.

Он удивлен.

– Ведь не мог ваш пароход прийти ниоткуда?

– Вы полагаете? – он скрипуче хихикает. – Мне кажется, я сошел на берег с корабля-призрака.

– Ну, в привидения я не верю!

Устремляюсь к письменному столу.

Снимаю трубку, набираю номер. Как это я раньше не подумал. Слышу гудок, характерный щелчок, чей-то голос.

– Алло? Управление порта?

– Да, мосье, – отвечают мне сердито.

– Я хотел бы получить у вас справку. Примерно полчаса назад в порт пришел пароход, что это за судно и откуда?

– "Корнуэй" из Ньюхавена, мосье.

Я благодарю и вешаю трубку.

– Вы прибыли из Ньюхавена! – торжествующе сообщаю я незнакомцу.

– Ньюхавен? А где это?

Черт возьми! Его в самом деле надо всему учить. Говорю, что Ньюхавен – английский порт в Сассексе, на берегу Ла-Манша, и что существует регулярная линия Ньюхавен – Дьепп.

– Итак, мосье, вы приехали из Англии. Это начало – завеса над вашим прошлым чуть-чуть приподнялась.

Похоже, ж озадачен.

– Из Англии? Но не думаете же вы, что я англичанин?

– Нет, – смеюсь я. – У вас нет ни малейшего акцента. И рыжих усов. К тому же у вас не слишком цветущий вид. Англичане всегда производят впечатление людей, спустившихся с высоты двух тысяч метров над уровнем моря. Неизменная трубка, которую они курят с победоносным видом, и цвет лица, как у вождя краснокожих!... Нет, все говорит за то, что вы франц. И еще...