В конце 1936 года эти дипломаты стали говорить своим послам, что Вукелич является одним из самых ценных и надежных советников. Чем больше Вукелич «предсказывал», тем больше информации получал в обмен. Зорге применял ту же тактику и в немецком посольстве по отношению к военному атташе Отту. Зорге оказывался первым информатором так часто, что Отт стал не только считать его своим личным другом, но и уважать его как компетентного журналиста с весьма ценными источниками информации. Нередко они до глубокой ночи обсуждали международные проблемы, и из случайных замечаний атташе, включая и сознательные умалчивания, Зорге составлял мнение о ходе дипломатических переговоров между Германией и Японией.

Разведывательная группа имела все основания быть довольной своей работой. Члены ее добились поразительного успеха, не бросив на себя ни тени подозрения. Они к этому времени хорошо освоили свои профессии «прикрытия» и могли теперь всецело посвятить себя основной работе. Они находились в Токио уже достаточно долго, чтобы избавиться от опасений, что полиция будет уделять им больше внимания, чем она обычно уделяет иностранцам.

В 1936 году произошли три события. Зорге добился нового успеха. Клаузена чуть не арестовали. Я прибыл в Токио.

Три миллиона людей беспокойно ворочались в своих кроватях, когда над Токио стали появляться первые лучи рассвета. Наступило 26 февраля 1935 года. На рассвете дремлющий город внезапно был разбужен пулеметными очередями. Японская армия подняла мятеж против своих руководителей.

Только пять человек во всей Японии спокойно прислушивались к звукам разбиваемых стекол и крикам раненых. Это были Зорге и его помощники, которые три недели назад послали в Москву короткое сообщение: «Ожидается насильственная смена руководства. Напряжение растет. Выступление армии, видимо, произойдет в последних числах февраля».

За этим сообщением последовал обзор событий, приведших к мятежу, и правильная оценка влияния их на внешнюю политику Японии.

В последние шесть месяцев премьер-министр Японии принц Коноэ окружил себя небольшой группой молодых экспертов по политическим вопросам, которые оказывали значительное влияние на его решения, а через него — и на кабинет министров.

Среди наиболее заметных членов этого «мозгового треста» был признанный специалист по Китаю Одзаки, который постоянно оказывал на премьер-министра известное давление с целью предотвратить любые предполагаемые военные авантюры за пределами Манчжурии. Коноэ, склонный к либерализму, но недостаточно сильный, чтобы навязать прогрессивные идеи большинству членов кабинета, смог, однако, убедить руководителей армии в необходимости удерживаться от идей дальнейших завоеваний. Он рекомендовал своим коллегам — по предложению «группы прогрессивных исследований» — уделять больше времени обсуждению путей и способов облегчения жизни крестьянства. Он также выступал за сокращение военного бюджета, что должно было высвободить больше средств для укрепления сельского хозяйства. Это, разумеется, усиленно рекомендовал Одзаки, который утверждал, что нападение на Россию или Китай неизбежно заведет Японию в тупик.

Агрессивно настроенный генеральный штаб — планирующий орган на одну ступень ниже верховного командования — усмотрел в этом угрозу своим планам установления господства Японии на Дальнем Востоке. Работники генерального штаба громко высказывали возражения своим начальникам в военном министерстве, которые любезно выслушивали их, но ничего не делали. Поскольку осуществление планов военной экспансии на время откладывалось, более молодые милитаристы стали проявлять беспокойство. Отношения между собственно армией, с одной стороны, и кабинетом министров и военным министерством — с другой, становились натянутыми.

В январе 1936 года Зорге узнал от Одзаки о закулисной стороне этого спора. Для него это не было новостью. В течение ряда недель Зорге проводил в своих статьях официальную германскую линию, которая поддерживала агрессивно настроенных военных. Немецкое посольство, по сути дела, дало понять японским властям, что, если армия свергнет существующее правительство, Германия станет вести с новым правительством переговоры о заключении пакта о взаимной военной помощи.

Неделей позже Зорге и Одзаки оценили возможности армии и решили, что шансов на успех у нее было мало. Одзаки считал, что только отдельные части поднимут мятеж, а основная масса войск останется верной военному министерству. Он был также убежден, что любое открытое выступление будет рассчитано лишь на то, чтобы показать недовольство политикой кабинета. В этом случае оно может достигнуть своей цели и заставить правительство возвратиться к своим планам вторжения в Россию или Китай и осуществлению дальнейших планов японской военной экспансии на Дальнем Востоке.

Зорге, всегда глубоко анализировавший международные проблемы, сумел по достоинству оценить сообщение Мияги. Для Москвы было подготовлено несколько предварительных донесений. К этому времени относится и новое сообщение Мияги о том, что в японских армейских кругах вынашиваются планы вооруженного переворота в стране, который предполагается совершить в феврале. Конечно, Зорге не преминул тотчас же сообщить обо всем этом в Москву, и Советское правительство оказалось единственным в мире правительством, которое не проявило никакой озабоченности и не удивилось, когда на улицах японской столицы начались вооруженные столкновения.

Эти события явились неожиданностью для немецкого, английского, французского и американского посольств. Кровопролитие продолжалось в течение почти двух недель. Западные дипломаты тщетно пытались получить какие-либо разъяснения от японских властей, упорно хранивших молчание и отказывавшихся комментировать происшедшее. Неосведомленность западных дипломатов Зорге решил использовать в своих интересах. Он пришел к выводу, что нет оснований скрывать от англичан, немцев и французов информацию, которая давно известна в Москве. Сообщив иностранным коллегам все, что ему было известно, о событиях в японской столице, Зорге и его соратники могли создать себе репутацию хорошо осведомленных журналистов. Зорге, добивавшийся укрепления своей дружбы с послом Оттом, передал ему слово в слово содержание своего донесения в Москву и намекнул при этом, что было бы неплохо, если бы посол в своем докладе упомянул его, Зорге, как источник информации.

Клаузен в тот самый момент, когда он должен был передавать донесения Зорге о «февральском инциденте» (такое название получили описываемые события в японской истории), решил вдруг заменить свой старый передатчик новой радиостанцией, которую он сделал сам. На эту работу Клаузен потратил почти два месяца. Когда все было готово, он попросил Вукелича помочь ему избавиться от старого передатчика. Клаузен решил выехать за город и утопить передатчик в каком-нибудь озере.

Жарким июльским утром Клаузен и Вукелич отправились в путь. За плечами у них были тяжелые рюкзаки. Через три часа неподалеку от озера Яманака они обнаружили, что за ними следят. Клаузен и Вукелич пошли быстрее, но это не помогло. Чем быстрее они шли, тем решительнее приближались к ним полицейские. Клаузен уже выбился из сил, когда полицейские догнали беглецов.

— У вас тяжелая поклажа. Куда это вы направляетесь? — спросил один из сыщиков.

— Мы решили немного поразмяться перед возвращением в Токио, а груз нужен нам для тренировки, — попытался отшутиться Макс.

— Зачем же тогда такой тяжелый груз? — спросил другой сыщик.

— А здесь у нас и еда. Мы оба любим поесть, а сегодня еще не завтракали, поэтому и решили расположиться у озера, — уже серьезнее ответил Клаузен.

— Что же у вас в рюкзаках? — резким голосом спросил сыщик, которому, видимо, надоел шутливый тон Клаузена.

Тогда в разговор вступил Вукелич. Улыбаясь, он похлопал одного из сыщиков по плечу и сказал: «Если хотите знать, большую часть нашего завтрака составляют напитки. В рюкзаках у нас бутылки с пивом. В такую жару и вам не вредно было бы утолить жажду».