У Зорге не было времени, чтобы долго заниматься Максом. Перед ним стояла более сложная проблема. В Токио только что прибыл один из самых доверенных людей гиммлеровского гестапо. Он занял в посольстве должность офицера службы безопасности. Это был небезызвестный полковник Мейзингер, грубый и неприятный человек. Даже разговаривая с друзьями, он любовно похлопывал по кобуре своего пистолета. Сейчас Мейзингер известен в мире как палач Варшавы. По его приказу тысячи людей были уничтожены в еврейских гетто. Те же, кого не прельстили медовые речи полковника о рае в гетто, заживо сжигались им в своих домах. Зорге интересовал один вопрос: не вызван ли приезд Мейзингера в Токио какими-либо подозрениями Берлина о его деятельности? Но волнения Зорге были напрасны. Мейзингер был послан в Токио как в ссылку. В посольстве все, начиная от генерала Отта, относились к нему с презрением.

Дружба между Зорге и послом Оттом к этому времени настолько окрепла, что Отт назначил его заведующим информационной службой посольства. Благодаря этому Зорге стал пользоваться дипломатической неприкосновенностью. По ходатайству Мейзингера Зорге было разрешено одновременно оставаться токийским корреспондентом газеты «Франкфуртер цейтунг».

Мне неизвестно, как полковник Осаки сумел сократить список интересовавших его лиц до размеров, позволявших начать усиленное расследование. На суде он просто заявил, что в списке было оставлено всего несколько человек. Из числа сотрудников немецкого посольства в списке остались двое — полковник Мейзингер и Рихард Зорге. Полковник Осаки знал, что послу Отту официально сообщалось о большинстве планов Японии, а посол в свою очередь информировал Японию о намерениях немецкого правительства. Действуя методом исключения, Осаки установил, что своей информацией Отт мог делиться только с двумя советниками — Мейзингером и Зорге. Из числа японцев в списке таким же образом было оставлено имя Одзаки. Контрразведчику представилась возможность идти дальше одним из двух путей: заняться японцами или немцами. Он решил сначала разузнать как можно больше о немцах, числившихся в его списке. Вероятно, он рассудил, что, одинаково располагая соответствующей информацией, скорее иностранцы ведут шпионаж, чем японцы.

Осаки побывал у посла Отта. Вполне возможно, он попросил посла оказать содействие в расследовании, проводимом контрразведкой, и, может быть, даже намекнул, что в случае отказа японским властям придется попросить Берлин отозвать определенных сотрудников посольства, как нежелательных иностранцев. Отт, по-видимому, попросил Осаки назвать фамилии подозреваемых им лиц. В своих показаниях на суде контрразведчик заявил, что тогда он не назвал Отту имен, сославшись на отсутствие прямых улик.

Теперь всем понятно, что посещение посла было первой крупной ошибкой Осаки. Не сказав Отту, кого он подозревает, Осаки поставил посла в трудное положение. Вряд ли Отта можно осудить за то, что он поделился со своими двумя ближайшими советниками — Мейзингером и Зорге — неожиданным заявлением японской контрразведки. Теперь Зорге знал об опасности и мог принять ответные меры.

Визит японского контрразведчика сильно взволновал посла. Он не мог поверить, что кто-либо из его сотрудников способен предать свою страну, обмануть его как начальника. Отт считал немыслимым предположение о том, что немецкий дипломат является шпионом. Ну а если это так, то в чьих же интересах мог действовать шпион — в интересах Англии, Франции, Америки или, может быть, России? Предположение о шпионаже в пользу России Отт сразу отмел. Если в Японии и существует шпионская организация, считал он, то японцам следовало бы прежде всего поискать шпионов среди своих людей. По мнению Отта, подозревать следовало всех американцев японского происхождения, которые могли быть завербованы американской разведкой.

Только Отту, как послу, были известны секретные сведения, поступавшие в посольство от японского правительства и верховного военного командования через офицера связи барона Номуры. Конечно, Отт делился некоторой информацией с полковником Мейзингером и доктором Рихардом Зорге. Они были вне подозрений. Мейзингер прошел путь от кадета до офицера гестапо и прославился как исключительно жестокий и грубый человек. Что касается Зорге, эксперта по внутренней и внешней политике Японии, своего личного друга и составителя представляемых в Берлин докладов посольства, то в нем Отт сомневался еще меньше, чем в Мейзингере. По мнению Отта, было маловероятно, чтобы такие люди, как Гиммлер, Геббельс и начальник иностранного отдела нацистской партии Ротман, могли доверять человеку, способному стать предателем. Наоборот, они даже предлагали Зорге пост руководителя нацистов в Японии. Поэтому не было ничего противоестественного в том, что Отт информировал своего начальника службы безопасности и Зорге о своей беседе с полковником Осаки.

На суде Зорге признал, что не мог себе представить, как начальнику японской контрразведки удалось установить, что именно в немецком посольстве происходит утечка секретных сведений. Любой другой разведчик, узнав о такой опасности, которая теперь нависла над Зорге, сразу же попытался бы скрыться. Но Зорге остался верен своему долгу. Он понимал, что мир находится на грани катастрофы, и решил вести свою игру до конца.

Мейзингер обратился в Берлин с просьбой проверить всех сотрудников посольства. Эта просьба была обычным явлением, и от Мейзингера не требовалось объяснять, почему нужна проверка. Естественно, он не включил в список лиц, подлежащих проверке, ни посла, ни Зорге.

Некоторое время спустя штаб японской контрразведки получил тревожное сообщение: тайный радиопередатчик снова появился в эфире. Полковник Осаки узнал об этом поздно ночью. Ему доложили, что радиопеленгационной станцией перехвачены сигналы передатчика, который, по-видимому, находился примерно в часе езды от Токио на юг, к полуострову Ицу. В район был выслан наряд полиции. По мнению японских специалистов, передатчик наверняка находился в автомашине. Так полковнику Осаки стало понятно, почему сигналы передатчика несколько раз перехватывались в различных районах города. В течение всей ночи Осаки ждал сообщений из штаба контрразведки, но и на этот раз ничего обнаружить не удалось.

Полицейские и военные машины носились по улицам южной части города и его окрестностей. В числе полученных Осаки донесений о задержании, очевидно, невиновных людей было и сообщение о том, что в районе поиска была остановлена автомашина богатого немецкого промышленника Макса Клаузена, который, по его словам, ночевал в приморском домике Зорге. Сам немецкий пресс-атташе находился вместе с Клаузеном в машине. Полковник Осаки, выслушав эти донесения, только тяжело вздохнул и попытался заснуть. На другой день у него была назначена встреча с Мейзингером.

Мейзингер явился к начальнику контрразведки точно в указанное ему время и сообщил, что посол поручил ему провести расследование, о котором просил Осаки. Японец довольно улыбнулся. Он предполагал, что Отт так и поступит: ведь это было одной из обязанностей гестапо. Мейзингер рассказал Осаки о принятых им мерах и при этом отметил, что будет лучше, если о расследовании никто, кроме их двоих, знать не будет. В случае успеха вся честь разоблачения шпионов принадлежала бы тогда им.

Осаки с удовольствием согласился с мнением гестаповца. Он ждал удобного случая, чтобы восстановить свой престиж, слегка поколебленный неудачами в расследовании этого дела. Японский контрразведчик попутно сообщил Мейзингеру, что на дороге в районе поисков таинственного передатчика была задержана автомашина с двумя немецкими подданными, Клаузеном и Зорге. Мейзингер улыбнулся и сказал, что он сам был приглашен Зорге на вечеринку в его загородный домик, но не смог поехать туда. Насколько помнилось Мейзингеру, помимо него были приглашены еще трое: известный друг Зорге Одзаки, художник Мияги и журналист агентства «Гавас» Вукелич. Полковник Осаки попросил Мейзингера познакомить его с Зорге. Мейзингер согласился, но почему-то не рассказал своему японскому коллеге о том, что Зорге известны подозрения японской контрразведки о существовании шпионской сети. Это была непростительная ошибка, хотя вполне возможно, что Мейзингер просто не хотел впутывать Зорге в официальное расследование.