– Вам придется написать расписку.

– Отмываете кокаиновые деньги, Герзон? – спросил я.

– Пошел в задницу!… – снова сказал он. – Деньги чистые.

Джей переглянулся с Элисон.

– У тебя найдется мешок или что-то в этом роде?

– Конечно, найдется. – Она отошла к стойке бара.

– Вот, – сказал Герзон. – Можете пересчитать.

– Обязательно, – ответил я и пересчитал пачки. Все было верно. Тем временем Элисон вернулась с большой картонной коробкой из-под сельтерской, и я положил деньги туда.

– Ну что, теперь можно подписать? – спросил Джей.

Я быстро исправил экземпляры контрактов. – Да.

Потом началась бумажная работа. У нас оставалось всего четыре минуты.

– Вот банковский чек на четыреста тысяч, – скороговоркой перечислял Герзон, ловко перебирая документы. – Чек для мистера Баррета, пожалуйста…

Это я должен заверить. Отчет о результатах титульного поиска, ваш экземпляр… Распишитесь вот здесь – это за ту сумму, которую ваш адвокат выдоил из моего клиента… Пожалуйста, вот передаточный акт и официальная справка для органов государственной регистрации.

Как ни странно, мы разобрались со всеми бумажками меньше чем за пару минут. Герзон выровнял свою стопку бумаг легким ударом о стол, извлек из кейса наборный штемпель, проверил выставленную на нем дату, уточнил время и – хлоп, хлоп, хлоп – проштамповал каждую страницу договора.

– Ну, наконец-то… Кончено!

Джей слегка откашлялся, прижимая к груди коробку с деньгами.

– Одиннадцать пятьдесят девять… Полночь!

– Прощайте, ребята. – Баррет поднялся, собираясь уходить. – Сделка будет зарегистрирована завтра в первой половине дня.

Герзон вытащил из кармана связку ключей и бросил на стол.

– Теперь это все ваше, – сказал он Джею, не глядя на меня.

Джей неуверенно, с какой-то даже опаской, взял ключи. Потом достал из кармана один-единственный ключ и протянул Герзону:

– Это ключ запирает цепь в начале проселочной дороги.

Наконец-то настал этот момент, момент окончательного оформления сделки! Тот самый конец, который делу венец. Считал ли каждый из мужчин, что обвел другого вокруг пальца? Не знаю… Герзон обменялся рукопожатием с Джеем и – как ни странно – снова пожал руку мне; прикосновение его крепкой ладони было похоже на предупреждение. Потом он отвернулся и, не прибавив больше ни слова, ушел.

Элисон снова куда-то отошла и вернулась, неся бутылку и три бокала. Поцеловав Джея, она заглянула ему в глаза, вероятно, в поисках радости, облегчения, торжества.

– Это просто потрясающе! – снова сказала она, и я понял, что Элисон имеет в виду не только сделку и чудесное явление коробки с деньгами. В ответ Джей улыбнулся, но когда ее голова, руки, груди исчезли, прижатые к его широкому торсу, он отвел глаза, словно глядя сквозь стены Кубинского зала на что-то, видимое ему одному. В его взгляде я не заметил ни радости, ни возбуждения; он выражал скорее печаль или решимость человека, которому предстоит долгое и трудное путешествие к ведомой ему одному цели и который находится лишь в самом начале пути. Разумеется, этот взгляд не предназначался ни мне и никому другому, но я все же перехватил его и сумел прочитать.

– Что ж, давайте отпразднуем это дело как следует! – сказал Джей, очевидно справившись с приступом меланхолии. – Я знаю поблизости одно замечательное местечко. Мне нужно как-то отблагодарить тебя, Билл.

Он хотел быть вежливым, но я отмахнулся от его предложения.

– А о деньгах поговорим завтра, о'кей?…

– Конечно завтра, – сказал я. – Развлекайтесь сами, обо мне не думайте. Все отлично, Джей; я сам получил огромное удовольствие. Смотрите только, не потеряйте коробку с деньгами. Кстати, поздравляю – теперь ты и твоя шайка владеете куском самого настоящего Манхэттена.

– А ты не хочешь взглянуть на мое приобретение? – спросил Джей с неподдельным энтузиазмом. – Я как раз собираюсь туда завтра утром. – Он схватил со стула куртку, кивнул официанту и повернулся к Элисон. Она мечтательно смотрела на него, чуть запрокинув голову, словно подставляя для поцелуев шею, и я подумал – Элисон хочет его, и ей наплевать, если все об этом узнают. Глядя на этих двоих, я невольно подумал, что они чем-то похожи друг на друга. Оба были по-своему несчастны, а отчаявшиеся люди умеют ловить одночастотные волны и отыскивать друг друга прежде, чем наступит конец. Мне казалось, какое-то волшебство творится на моих глазах и Кубинский зал кружится и кружится под шелест банкнот в синем сигарном дыму и рассеянном свете желтых ламп.

Потом я смотрел, как они уходят вдвоем и Элисон тяжело опирается на Джея, который держит под мышкой коробку с деньгами. Из кармана его пиджака по-прежнему торчала сигара, и я почувствовал, что, несмотря на мои чувства к Элисон, Джей мне понравился. Бывает, что человек нравится тебе сразу. В этом – во всяком случае, на первый взгляд – и заключалась основная причина, почему наши отношения не прекратились, почему они получили продолжение. Именно так – много позднее – я объяснял все происшедшее и себе, и другим. Но правда скрывалась гораздо глубже и была намного сложнее. Очевидно, я почувствовал, что Джея ожидает крутой взлет или не менее крутой спуск – с направлением его движения я не мог определиться довольно долго, но каким бы ни был маршрут, он двигался по нему с третьей космической скоростью, и я это тоже почувствовал и захотел узнать, каким будет финал. Подобную эмоционально неоднозначную симпатию внушают людям крупные политики, великие футбольные тренеры и знаменитые режиссеры. Что нужно верному, кроме веры?… Такого человека не просто любишь, а пытаешься узнать о нем что-то важное и достоверное, например, победит он или проиграет, спасется или погибнет.

Я был уверен, что остаток вечера пролетит быстро и, так же, как прочие вечера, безболезненно канет в небытие. Поэтому я устроился поудобнее и заказал еще порцию виски, чтобы было с чем доесть мой шоколадный кекс. В Кубинском зале было темно и уютно; посетители не спеша курсировали по залу, направляясь к бару или в туалет и обратно, словно наслаждаясь собственной значимостью. Все разговоры велись сдержанно, вполголоса. Лишь время от времени в неясном бормотании слышался намек на деньги или проблемы, которые удалось решить или обойти. Я жадно прислушивался к этим обрывкам разговоров, потому что и мне когда-то нравилось действовать, устранять внезапные осложнения, находить неожиданные варианты и, предложив компромисс, дожидаться согласного кивка сторон.

В крупных юридических фирмах вроде той, где я когда-то работал, существует два основных типа адвокатов. Первый тип – это общительные, хваткие авантюристы, которые считают мужчин и женщин бескрылыми, падшими существами и для которых работа – лишь увлекательная и азартная игра, егю-собная дать деньги, связи, карьеру. Второй тип – надменные, отстраненные схоласты, для которых непогрешимость закона гораздо важнее греховности человеческой природы, – встречается значительно реже. Эти мужчины (как правило, это именно мужчины) могли бы стать проповедниками или учеными-исследователями, и каждый из них немного огорчен тем, что его не зовут заседать в Верховном суде США. Им платят за легислативное оформление сложных субъектов права (трестов, фондов, промышленных объединений и корпоративных владений), или, говоря человеческим языком, за такое составление уставных документов, чтобы для посвященных они были яснее ясного, а остальным казались непроницаемыми и непробиваемыми.

Оба типа юристов могут быть довольно опасны в политическом отношении, однако и у них есть свои слабости. Те, кто любит хлопать собеседника по плечу и демонстрировать в улыбке великолепные зубы, как правило, много пьют, ведут беспорядочную сексуальную жизнь, работают с сомнительными клиентами, которым необходимо решить сомнительного свойства проблемы, и в конце концов умирают на теннисном корте от сердечного приступа. Вторые – надменные жрецы закона – питают отвращение к грязноватой и однообразной работе, которая и есть хлеб насущный любой юридической фирмы. С ними не поболтаешь на официальном приеме, а уж если разговор завязался, не стоит и надеяться, что они станут скрывать свои по-провинциальному радикальные политические взгляды. Никогда и ни при каких условиях эти люди не допустят, чтобы выгода восторжествовала над справедливостью. С младшими партнерами фирмы они не поддерживают никаких отношений и, сдается мне, умеют жить вечно.