– Тебе приходилось работать на ферме?

– Конечно, а как же иначе? К одиннадцати годам я уже мог водить картофелеуборочный комбайн.

– Значит, твой отец продолжал хозяйничать на земле?

– А что ему оставалось делать? Я помню – одно время он перестал сажать картошку и начал выращивать декоративные деревца, которые мы потом продавали ландшафтно-дизайнерским фирмам, но денег это почти не приносило. Во всяком случае – не больше, чем картофель.

– Как звали ту девушку-англичанку?

Мой вопрос застиг Джея врасплох, и на лице его вновь появилось выражение печали и тоски, какое я уже видел у него в ту ночь, когда мы познакомились и когда сразу после заключения сделки он обнимал Элисон. Очевидно, та юношеская любовь была для него не простым увлечением, раз с годами она превратилась в его навязчивую идею, в его Святой Грааль, в его «пунктик» – назовите как хотите.

– Ее звали Элайза Кармоди, – сказал Джей. – Она была очень красивой. И дьявольски общительной. Мы познакомились в июне – я только что окончил второй курс колледжа и собирался… Я должен был попасть… – Он вздохнул, не в силах произнести вслух роковые слова.

Я кивнул на пожелтевшую газетную вырезку на стене:

– Ты должен был попасть в «Янкиз»?

Он кивнул и, крепко сжав губы, снова закрыл глаза.

– Ты уверен, что в конце концов оказался бы в основном составе?

– Кто знает?… Наверное. У них хорошо поставлена селекционная работа. А я два года играл за колледж, и, говорят, неплохо играл.

– У тебя был отличный удар.

– Да. Говорят.

– Значит, ты был молодым человеком из крохотного лонг-айлендского городка, твои родители были бедны и часто ссорились – и у тебя был хороший удар. Это был твой шанс чего-то добиться в жизни, и ты готов был держаться за него ногтями и зубами, – подумал я вслух. – Я не ошибся?

– Нет, ты не ошибся, – подтвердил Джей. – Все так и было. Почти так.

– А как насчет Элайзы Кармоди? – продолжал расспрашивать я.

– Как я уже сказал, мы познакомились летом, когда я помогал отцу на ферме. В колледже у меня были девчонки – целая куча девчонок, но ничего серьезного. Тогда все мы больше трахались, чем учились – трахались, пили пиво и играли в бейсбол. А потом мне предложили подписать контракт. Представитель команды сказал, что я должен окончить колледж и отыграть финал летнего чемпионата, а в июле они возьмут меня в любительскую команду. Мне нужно было чем-то заняться эти две или три недели, вот я и поехал домой. Там я помогал отцу и каждый день тренировался – бегал, плавал, кидал мяч. Все это, конечно, было ерундой, годной лишь на то, чтобы занять время и не растерять форму. На самом деле я просто ждал, когда смогу тренироваться по-настоящему.

На ферме, рассказывал Джей, работы было немного. Вместе двумя другими дочерна загорелыми местными парнями, получавшими семь долларов в час (больше, чем мексиканцы, потому что они были белыми), он отвозил в усадьбу на берегу бухты саженцы бирючины для живой изгороди. Подъехав к усадьбе на зеленом фермерском грузовике, они начали сгружать колючие кусты с обмотанными мокрой холстиной корнями, когда Джей вдруг заметил высокую молодую женщину лет двадцати, которая стучала теннисным мячом о дощатую стену. На ней была плиссированная теннисная юбочка, едва прикрывавшая ягодицы, и трое молодых людей во все глаза уставились на нее, следя не только за движениями коричневых от загара бедер, но и за тем, как агрессивно и резко она посылает мяч в стенку, негромко покряхтывая при каждом ударе.

– Я чувствовал, что просто обязан заговорить с ней, – добавил Джей, поправляя кислородную маску. – Элайза выглядела просто потрясающе. Я смотрел на нее, и мне было наплевать, что я – бедный деревенский парень, сын нищего фермера. В крайнем случае она могла послать меня к черту, так что я ничего не терял.

Он бросил лопату, шагнул к ней на площадку и сразу почувствовал себя неловким и неуместным среди прямых белых линий разметки.

– Эй! – окликнула она его. – Это ведь у вас не теннисные туфли!…

Джей посмотрел на свои тяжелые рабочие башмаки.

– Нет, – сказал он.

Она опустила ракетку и подошла к нему:

– Могу я вам чем-нибудь помочь?…

Было ли ей приятно его внимание? Или это ему просто показалось из-за ее приятного, немного странного акцента?

– Н-нет. Наверное, нет.

– Вы, случайно, не хотите мне подавать?

У нее британский акцент, понял Джей. Она – англичанка.

– Простите, что вы сказали?

– Вы будете подавать, а я – отбивать.

– Нет. То есть…

– Вы вообще-то играете в теннис?

– Нет, не особенно.

– Что же вы тогда умеете? – Если учесть, что они даже не знали имен друг друга, она стояла, пожалуй, чересчур близко. – У вас есть любимый вид спорта? – спросила девушка и, прищурившись, посмотрела на солнце.

– Я играю в бейсбол. – Джей заметил, как ее взгляд скользнул по его шее, потом – по груди и снова остановился на лице.

– Понятно, – кивнула она.

– Вы англичанка? – осмелился спросить он.

– Ну и что?

– Ничего. Просто я увидел, как вы гоняете мячик и…

– Вообще-то я ни от кого не пряталась.

Она была на полтора-два года старше него по возрасту и на десятилетия – по своему знанию мира.

– Вы приехали отдыхать?

– Я приехала, чтобы недельку пожить с мамой. Потом я снова вернусь в Лондон.

– Значит, вы в Лондоне живете?

– Да. А вы где?

– В Джеймспорте.

– Где это?

– Тут, на Норт-Форке. Это очень небольшой город, почти поселок.

– Значит, «парень из маленького американского городка» – это про вас?

Джей не мог сказать, издевается она над ним или просто дразнит. Вместе с тем он почему-то был уверен: скоро – возможно, через день или два – они будут заниматься сексом.

– Наверное.

– Зато вы большой «парень из маленького городка», да?

– Можно и так сказать.

– Вы. наверное, занимаетесь спортом?

– Бейсболом.

– Ах да, вы говорили. И хорошо у вас выходит?

– Да.

– Правда? – Она улыбнулась своим мыслям. – Насколько хорошо?

Бейсбол был его валютой, его единственным козырем – Джей понял это сразу. Прежде ему никогда не приходилось использовать его, во всяком случае – не в этом смысле. Но сейчас перед ним стоял человек, не принадлежащий к его привычному кругу и к его миру, и он колебался, на зная, способна ли англичанка по достоинству оценить его спортивные достижения. Да и поймет ли она вообще, о чем идет речь.

– Ну, – начал он, – мне предложили подписать контракт с «Янкиз».

– С «Нью-Йорк Янкиз»?

– Да, так эта команда называется полностью – «Нью-Йорк Янкиз». Конечно, сначала я буду играть за фарм-клуб.

– Это бейсбольная команда?

– Да, – подтвердил он, стараясь скрыть свое разочарование.

– И они предложили вам место в составе?

– Сначала я должен поиграть за их фарм-клуб как любитель; только потом мне могут предложить перейти в профессионалы.

Она придвинулась еще ближе к нему и стояла, ковыряя ракеткой зеленое покрытие корта.

– Как вы думаете, у вас получится? Ну, стать профессиональным игроком?…

Джей ответил не сразу:

– Не знаю.

– Ну а как вы думаете?

– Думаю, что да. Да.

И эта двадцатилетняя англичанка, которая, как он узнал впоследствии, уже сменила нескольких любовников, среди которых был и преподаватель из Оксфорда, и коллега ее отца по банковскому бизнесу, разглядела в Джее то, что в нем действительно было: волю, порядочность, уверенность, талант. Дело было не только в его физических данных и очевидном здоровье, но и в упрямом и честном выражении лица, которое сохранялось у него еще многие годы и даже много лет спустя сумело привлечь внимание Элисон Спаркс. Элисон, как я уже говорил, была разочарованной, ожесточенной, насмешливой, скептически настроенной женщиной, и все же она сумела разглядеть в нем это. Как и я, впрочем… Но много лет назад, когда Джей – все еще наполовину мальчик, наполовину мужчина – стоял на залитом солнцем теннисном корте, он был прекрасен. Элайза Кармоди уже встречала таких, как он, но Джей был еще не испорченным, и это привлекло ее. Ей это было внове.