Когда об этом стало известно генералу Шварцкопфу и сэру Питеру де ла Бильеру, они чуть не расхохотались. Дело в том, что мосье Шевенман был также председателем французско-иракского общества дружбы. Хотя французским контингентом командовал отличный профессиональный солдат, генерал Мишель Рокежоффр, французских офицеров пришлось исключить из всех советов по военному планированию.
Ближе к концу года министром обороны Франции был назначен Пьер Жокс, который тотчас отменил приказ своего предшественника. С этого дня американцы и британцы могли снова полностью доверять генералу Рокежоффру.
За два дня до Рождества Майк Мартин получил от Иерихона ответ на один из вопросов, поставленных неделей раньше. Иерихон подтвердил то, о чем говорил и прежде. Оказалось, что в последние дни состоялось важное совещание, в котором приняли участие только члены Совета революционного командования и высшие военачальники.
На совещании был поднят вопрос о возможности вывода иракских войск из Кувейта. Разумеется, никто не выдвигал такого предложения – для этого нужно было быть круглым дураком. Все слишком хорошо помнили, как во время ирано-иракской войны на одном из совещаний обсуждалось предложение иранской стороны о мире в обмен на отвод иракских войск с захваченной иранской территории. Саддам попросил присутствующих высказаться.
Министр здравоохранения сказал, что подобный шаг, если, конечно, рассматривать его как тактический ход, как временное отступление, мог бы принести свои плоды. Саддам пригласил министра в отдельный кабинет, где, вытащив пистолет, разрядил его в неудачливого оратора, а потом как ни в чем не бывало вернулся и продолжил совещание.
На этот раз обсуждение проблемы Кувейта началось с единодушного осуждения всех попыток ООН хотя бы заикнуться о возможности ухода Ирака из Кувейта. Все ждали, что тон обсуждению задаст Саддам, но тот, вопреки обыкновению, молчал и даже не занял свое место во главе стола, откуда он обычно немигающим взглядом, как кобра, смотрел на своих соратников, выискивая малейший намек на предательство.
Естественно, в отсутствие руководящих указаний раиса обсуждение быстро сошло на нет. Только тогда заговорил Саддам. Он говорил очень тихо и в такие моменты был наиболее опасен.
Если, сказал Саддам, кто-то допустит, чтобы в его голове хотя бы на мгновение мелькнула мысль о подобном катастрофическом унижении Ирака перед лицом американцев, то такой человек, очевидно, всю свою оставшуюся жизнь будет играть роль американского наемника. Для такого человека нет места за этим столом.
Теперь все стало ясно. Присутствующие из кожи вон лезли, стараясь доказать, что подобная мысль никогда, ни при каких обстоятельствах не придет в голову никому из них.
Тогда иракский диктатор сказал еще одну фразу. Только если Ирак сможет выиграть войну и все увидят, что он способен победить, только в этом случае можно будет говорить о выводе войск из девятнадцатой провинции Ирака.
Все сидевшие за столом глубокомысленно закивали, хотя никто не понял, что хотел сказать раис.
Той же ночью Майк Мартин передал подробный отчет о совещании в Эр-Рияд.
Чип Барбер и Саймон Паксман долгие часы ломали головы над сообщением Мартина. В конце концов они решили ненадолго отдохнуть от Саудовской Аравии и на несколько дней улететь домой, поручив работу с Майком Мартином и Иерихоном Джулиану Грею с британской стороны и шефу местного бюро ЦРУ – с американской. До установленного ООН последнего срока вывода иракских войск и начала воздушной войны армией Чака Хорнера оставалось двадцать четыре дня. Барбер и Паксман хотели хотя бы пару дней побыть дома; ценное последнее сообщение Иерихона давало им такой шанс, потому что его можно было взять с собой для более детального изучения.
– Как вы думаете, что Саддам имел в виду, когда говорил «если Ирак сможет выиграть войну и все увидят, что он способен победить»? – спросил Барбер.
– Понятия не имею, – ответил Паксман. – Нам придется обратиться к специалистам. Они разбираются лучше нас, вот пусть и ломают головы.
– Нам придется сделать то же самое. Полагаю, несколько дней здесь не будет никого, кроме постоянного персонала. Я передам сообщение Иерихона Биллу Стюарту; надо думать, у него найдется пара эрудитов, которые попытаются растолковать его. Потом можно будет передать его директору и в Государственный департамент.
– Есть у меня на примете еще один эрудит; я бы хотел, чтобы он тоже бросил взгляд на сообщение, – сказал Паксман.
Закончив на этой ноте, Барбер и Паксман отправились в аэропорт, чтобы успеть на ближайшие рейсы домой.
В канун Рождества доктору Терри Мартину показали сообщение Иерихона и попросили попытаться разгадать, что именно имел в виду Саддам Хуссейн, говоря о победе над Америкой в обмен на его уход из Кувейта, или это просто бессмыслица.
– Между прочим, – сказал Мартин Паксману, – я знаю, что это не в ваших правилах, но если возможно, успокойте меня. Я работаю на вас – окажите мне в ответ одну небольшую услугу. Как дела у моего брата Майка? Он все еще в Кувейте? Он жив?
Паксман несколько секунд молча смотрел на арабиста.
– Могу только сказать, что он уже не в Кувейте, – ответил он. – И что он делает больше, чем все мы, вместе взятые.
Терри Мартин облегченно вздохнул.
– На лучший рождественский подарок я не мог и надеяться. Благодарю вас, Саймон. – Он поднял голову и шутливо погрозил Паксману пальцем: – Да, и еще одно, не вздумайте посылать его в Багдад.
Паксман работал в спецслужбах пятнадцать лет. Ни жестом, ни тоном он не выдал удивления. Наверно, этот арабист просто пошутил.
– В самом деле? И почему же?
В этот момент Мартин допивал не первый бокал вина и не заметил настороженности, мелькнувшей на мгновение в глазах Паксмана.
– Дорогой мой Саймон, Багдад – это единственный город в мире, где ему заказано появляться. Помните те записи радиоперехватов, которые давал мне Шон Пламмер? Некоторые голоса на записях узнали. А я вспомнил одно из имен. Мне просто чертовски повезло, но я уверен, что не ошибаюсь.
– Действительно? – спокойно уточнил Паксман. – Расскажите подробнее.
– Конечно, это было очень давно, но я уверен, что это именно тот человек. Догадайтесь, кто? Ни за что не догадаетесь. Он теперь шеф контрразведки в Багдаде, саддамовский охотник за шпионами номер один.
– Хассан Рахмани, – пробормотал Паксман.
Терри Мартину не стоило бы пить, даже перед Рождеством, подумал он, этот ученый слишком быстро пьянеет и много болтает.
– Он самый. Понимаете, они учились в одной школе. В приготовительной школе доброго старого мистера Хартли. Майк и Хассан были лучшими друзьями. Понимаете? Поэтому ему никак нельзя появляться в Багдаде.
Мартин и Паксман вышли из бара. Паксман проводил взглядом коренастую фигуру удалявшегося Мартина.
– О, черт! – сказал он. – Тысяча, миллион чертей!
Этот арабист только что испортил Рождество ему, и теперь Паксман собирался испортить праздник Стиву Лэнгу.
В канун Рождества Эдит Харденберг уехала к матери в Зальцбург; так она делала уже много лет.
Молодой иорданский студент Карим встретился с Гиди Барзилаи на его конспиративной квартире, где руководитель операции «Иисус» поил свободных от дежурств членов бригад Ярид и Невиот. В этот день свободными от дежурств были почти все подчиненные Гиан; лишь один неудачник отправился в Зальцбург вслед за фрейлейн Харденберг на тот случай, если ей вдруг взбредет в голову раньше срока вернуться в столицу.
На самом деле Карим был совсем не Каримом, а Ави Херцогом. Ему исполнилось двадцать девять, а в Моссад он был переведен несколько лет назад из подразделения 504 – отдела разведывательного управления израильской армии, специализировавшегося на нелегальных переходах через границы. Там он научился хорошо говорить по-арабски. Из-за приятной внешности и умения – при желании – казаться робким и застенчивым Моссад уже дважды использовал его в качестве приманки.
