22 февраля 1942 г. маршал британской авиации Артур Харрис стал командующим бомбовой авиацией, его назначение совпало с внедрением четырехмоторных самолетов «Ланкастер», снаряженных новыми приборами прицеливания. Харрис, переиначив слова Бисмарка о Балканах, сказал: «Мне кажется, что все немецкие города не стоят одной берцовой кости британского гренадера»^{461}. Как указывал английский историк Майкл Булей, в бомбовой войне против Германии Артур Харрис был идеальным руководителем ВВС и идеальной мишенью для последующих нападок на него, поскольку его мировоззрение было односложным — он был солдатом. Харрис утверждал (вполне, впрочем, справедливо), что морская блокада Германии в Первую мировую войну не была гуманнее, чем массовые бомбежки во Вторую мировую: просто в одном случае убийства мирного населения имели неявный и непрямой характер, а в другом — явный и прямой. Харрис понимал, что делают его летчики в Германии; однажды во время войны молодой полицейский в пригороде Лондона остановил его за превышение скорости и сказал, что маршал может сбить пешехода, на что Харрис заметил: «Юноша, я каждую ночь убиваю тысячи людей, что мне одна смерть»^{462}. На самом деле, по официальным немецким данным, число жертв бомбежек составило 593 тыс. человек — против 50 тыс. летчиков, принимавших участие в этом терроре^{463}.

С 1942 г., с возрастанием интенсивности воздушных налетов, возросло воздействие войны на тыловую жизнь. 28 марта 1942 г. Харрис организовал страшный налет на Любек — 50% зданий города было разрушено за 2 часа. 17 апреля террористической бомбежке подвергся Аугсбург; бомбардировщики не встретили сопротивления немецкой истребительной авиации и зенитной артиллерии. Нелепой была реакция Геббельса — в дневниках он благодарил бога, что налеты были на северную Германию: северяне более стойкие, чем южане или пруссаки^{464}. Затем 24–27 апреля последовал Росток, 30 мая — Кельн, который стал первым объектом, подвергшимся налету тысячи бомбардировщиков сразу. Наряду с «зажигалками» и фугасами сбрасывали также и канистры с фосфором. 1 июня 1942 г. налету тысячи бомбардировщиков подвергся Эссен, 24 июня — Бремен, 31 июля — Дюссельдорф. После этого последовало некоторое усиление противовоздушной обороны рейха, и англичане сделали паузу. Потери бомбардировщиков, впрочем, были относительно небольшими — 5%.^{465}

Серьезное изменение в стратегии бомбовой войны принесло размещение на Британских островах частей американских ВВС (US Air Force) — американцы придерживались принципиально иной тактики: они предпочитали дневное прицельное бомбометание с большой высоты. Вначале американцы бомбили объекты вермахта на французской, голландской или бельгийской территории; дневные налеты производили больший эффект, чем ночные. В 1942 г. американцы построили 48 тысяч самолетов (из них 2600 четырехмоторных «летающих крепостей»), а немцы — 14 700 самолетов (дальних бомбардировщиков немцы вообще не производили)^{466}. На основе подавляющего материального превосходства и приобретенного опыта англичане и американцы начали стратегическое бомбовое наступление (combined bomber offensive) на Германию, решение о начале которого было принято на конференции в Касабланке. Чтобы бомбежки были круглосуточными (roundthe-clock-bombing), американцы бомбили Германию днем, а англичане ночью. Несмотря на то что американцы предпочитали точное бомбометание по промышленным объектам, а англичане бомбили жилые кварталы, на практике они действовали совместно. На конференции в Касабланке американцы заявили, что в Германии они будут осуществлять только прицельное бомбометание, но это была не более чем попытка завоевать выгодную в моральном отношении позицию: американцы бросали бомбы с большой высоты, а не с пикирования, и о какой-либо точности не могло быть и речи.

Англичане же своей «неограниченной бомбовой войной» хотели хоть как-то выделиться на фоне растущей военной мощи США и СССР. Именно по этой причине английские расходы на бомбовую войну были весьма значительными, а пропорционально к общим английским военным расходам — чрезвычайно большими: в бомбардировках Германии принимало участие около 7% всей английской живой силы и было задействовано не менее четверти всего военного производства Великобритании^{467}.

Технической предпосылкой для решения о круглосуточных бомбежках стало создание новой системы дальнего наведения, которая называлась «Гобой»: бомбардировщики летели по наводящему на цель радару. Эта система впервые была опробована при налете на голландские электростанции 15 мая 1942 г. 5–6 марта 1943 г. при помощи новой системы наведения состоялся первый налет на Германию — на Эссен, 9–10 — на Мюнхен. Затем английские инженеры дополнили «Гобой» новым радаром — «H2S»; он работал в сантиметровом диапазоне и показывал на дисплее район налета. Этот британский панорамный радар немцы называли «Роттердамский прибор» (Rotterdamer Gerdt)^{468}. 31 января 1943 г. он был использован при налете на Гамбург. «Роттердамский прибор» успешно применялся англичанами и американцами и для борьбы с немецкими подлодками. Эти и другие технические детали бомбовой войны свободно обсуждались немцами и в средствах массовой информации, сведения были открытыми. Любопытно и то, что в преддверии налетов по немецкому радио аккуратно извещали о направлении и скорости полета бомбардировщиков противника.

На деле реализовать запланированную в Касабланке круглосуточную бомбежку Германии (дневные — точные — бомбометания американцев и ночные — по площадям — английские бомбежки) оказалось не так просто, так как днем «летающие крепости» не могли действовать без прикрытия истребителей, а дальние истребители появились не сразу. Поэтому задачу непрерывной бомбежки Германии удавалось осуществлять лишь эпизодически, и одним из таких «эпизодов» стал Гамбург. Разрушение Гамбурга 27–28 августа 1943 г оказалось переломным моментом в бомбовой войне против рейха: за неделю от «зажигалок» выгорело 2500 гектаров городской застройки; от жара плавились даже стекло и мостовая, пожар вызвал сильнейшую тягу, которая срывала крыши, вырывала с корнем деревья, даже поднимала в воздух железнодорожные вагоны. В этом аду погибло около 50 тыс. человек, по большей части женщин и детей, было полностью разрушено 278 тыс. квартир, 277 школ, 58 церквей и 24 больницы^{469}. Около миллиона жителей Гамбурга остались без крова. В полицейском отчете об этой трагедии говорилось: «Утопическая картина превратившегося в пустыню большого города — без газа, воды, света, транспорта — стала явью. Улицы покрыты сотнями трупов, которые расположены в самых необычных позах»^{470}. Подобных катастроф в немецкой истории ранее не было: в психологическом отношении разрушение Гамбурга стало для немцев таким же ударом, как поражение под Сталинградом. Не меньшая трагедия чуть позже произошла в Мюнхене, где за короткий срок погибло 30 тыс. человек. Опасаясь эпидемии, архиепископ города просил военные власти сжечь трупы в крематории концлагеря Дахау, но ему было отказано, так как в лагере была только одна печь, и она не справлялась с сожжением трупов узников^{471}. СД передавала, что переполненные ненавистью немцы вопрошали: когда же Англия перестанет быть островом?^{472}