Крысы считаются одними из самых социальных животных. Основа их живучести заключена в их социальной сплоченности. Их сообщество, можно сказать, напоминает единый организм, в котором нет эгоистического индивидуализма. Над крысами были проведены эксперименты, цель которых — разрушение социальных связей путем внедрения безнравственности. Сильная крупная особь долго морится голодом, после чего к ней в клетку бросают мертвую крысу. После некоторого замешательства она все-таки пожирает тело своего собрата. Потом в клетку попадает еле живая особь, и первая ее также съедает, руководствуясь рациональной позицией «она все равно умрет, а я должна выжить». И когда в клетку попадает крысенок, наша особь, нравственность которой уже расшатана двумя первыми инцидентами, поедает этого крысенка, следуя принципу «выживает сильнейший». В общем, уровень безнравственности с каждым новым разом повышался, и отношение крысы к своим соотечественникам существенно изменилось. Она перестала колебаться — жрать или не жрать собрата — и ее действия наполнились решительностью. Затем ее выпустили в родное крысиное сообщество. Но это уже была другая крыса, у которой прежнее нравственное отношение к собратьям сменилось на логику эгоизма. Но окружающие особи не знали об этом и продолжали ей доверять как своей. Вскоре эта крыса вместо поиска пищи для себя и для сообщества стала воспринимать представителей данного сообщества в качестве пищи. И если предположить, что все члены общества станут такими же порочными, как этот «крысиный король», если его стиль жизни впоследствии станет принятым общественным большинством, само общество превратится в поле битвы всех против всех и в конце концов полностью разрушится. Инверсия, при которой на место высшего приходит низшее, сделает свое дело. Конечная стадия разделения общества — превращение его в пудру, когда мельче уже некуда, когда ничто никого не связывает, когда все индивидуалисты, когда все крысиные короли. Общество разделяется на множество точек, на множество пространственных единиц и тем самым перестает быть антропной вселенной, теряет свою пространственность, выраженную в совместности бытия. Понижается уровень связности между индивидом и обществом, между поколениями, между индивидами и т. д. Это очень напоминает гипер(пост)капиталистическое потребительское общество, общество без тормозов, где нравственность как социальный фундамент сменилась утилитарной и прагматичной логикой. В потребительском обществе «своих» нет. Там есть борьба за выживание всех против всех, способствующая дальнейшей дегуманизации социума. Там маргинальными признаются разные формы зависимости людей друг от друга (в том числе инвалидов от своих близких и от государства), хотя именно взаимозависимость есть основа нравственности, и осознание человеком того, что он своими действиями причиняет кому-то вред или приносит добро, выступает глубоко нравственным явлением. В таком обществе разрушается основа общественного сохранения, а социальный опыт сменяется энтропией. Утилитаризм охватывает не только людей, но и мир в целом. Любые проблема мира, в том числе и экологическая, вызывают у прагматика-гедониста вопрос «Что я от этого получу?», который демонстрирует верх индивидуализма и меркантилизма. Принцип апологетов либерализма и потребления «спасись сам — и тысячи спасутся вокруг тебя» не работает. Индивидуализм самоспасения не приводит к спасению других, а потому представляет собой тупиковый путь. В нем нет ничего, что работало бы на сплочение социума. Поэтому сам термин «общество потребления» весьма условен.
Понятия «общество» и «потребление» несовместимы (как и понятия «культура» и «потребление»), поскольку потребительские тенденции разрушают общество, трансформируют его просто в совокупность предельно индивидуализированных атомарных единиц, в планктонообразную, дрейфующую в океане созданного им же бессмыслия. Общество является продуктом человека, равно как и человек есть общественный продукт. Если принять во внимание эту формулу, апеллирующую к замкнутости взаимоотношений общества и человека, к их тесной сопричастности, мы придем к мнению, что социальная атомизация, создаваемая потребительством, нивелирует данную формулу, разрывает ее, не давая возможности человеку создавать общество, а не-созданное общество, соответственно, лишается права создавать человека. Совокупность потребительски ориентированные индивидов, утратившая общественное, утратившая необходимые для связи друг с другом скрепы, способна продуцировать индивидов «по образу и подобию своему» — таких же асоциальных и также ориентированных на потребление. Асоциальность и индивидуализм потребительства выступают объединяющими индивидов ценностями, но не скрепляющими их между собой. Социологам впору задуматься, не утратила ли их наука в современных условиях объект своего изучения, не исчез ли он с появлением новой общественной формации, которая нивелирует общественное и в которой господствует индивид — «не-общественный человек». Интересно мнение 3. Баумана, говорящего, что «общество» — это уловка, обозначающая согласие и принятие определенных ценностей, а также сила, придающая статус величественности согласованному и принятому; если принятое безумно, но принято всеми, оно перестает быть безумным[38]. Потребительское общество — это мир одинокого в своей индивидуальности консьюмера-солипсиста. Также есть смысл культурологам, вектор исследовательского интереса которых направлен на осмысление современных культурных тенденций, задуматься о прочности позиций рассматриваемого объекта, так как культуру потребления следует считать культурой бескультурья.
Один из самых ярких примеров культивирования десолидаризации и абсолютной безнравственности — телепередача «Слабое звено», в которой вовлеченные в интеллектуальную игру люди, являющиеся друг для друга конкурентами, методом голосования удаляют не столько тех, кто проявил интеллектуальную поверхностность и не смог ответить на поставленные вопросы, сколько, наоборот, наиболее сильных, а потому и наиболее конкурентоспособных. В результате победителем выходит далеко не самый умный и достойный, а зачастую даже самый посредственный. Он уносит деньги, заработанные не только собой, а всей командой, что утверждает идеологический концепт об отношении к команде и к каждому игроку не только как к конкурентам, но и как к средствам своего выигрыша. Победитель, как правило, отличился не большим именно своим выигрышем, но все равно стал победителем. Во время игры он кооперируется с другими участниками для выталкивания самых сильных, после чего старается перехитрить тех, с кем временно объединился. Объединение, дружба выступают здесь временными сугубо инструментальными явлениями, функциями, от которых следует отказаться, когда они сделали свое дело. Главный смысл игры не ответить на максимальное количество вопросов, не проявить интеллектуальную глубину, а всего лишь суметь исключить тех, кто это сделал, вытеснить других, пока они не вытеснили его. Такие передачи, ставя участника в условия борьбы всех против всех и переворачивая вверх дном ценность справедливости, восхваляют не просто принцип конкуренции, а принцип жесточайшей конкуренции, основанной на несправедливости и эгоизме. Они самими правилами игры предлагают путь победы любой ценой, «хождение по головам» в качестве единственно верного вектора движения и создают модель реальности, в которой сильное звено неким «волшебным», противоречащем нормам честности и справедливости способом переводится в ранг слабого. Можно сказать, участники игры своим поведением не только создают некую образцовую модель поведения для зрителя, предлагают ему переступить моральные «барьеры» и воспользоваться проверенным (а возможно, и единственно верным) способом достижения успеха, но и отражают уже сформировавшийся в индивидуалистическом обществе поведенческий паттерн. Соответственно, зрителю представлен образец и зеркальное отражение самого себя, что подчеркивает жанр подобных шоу, выраженный в слове «реалити».
Релятивизация ценностей во многом обязана пресловутому идеалу игры. Причем необязательно в прямом смысле «живи, играя!», но и в более абстрактном. Имеется в виду игра ценностями. Многие современные масскультурные бренды лоббируют ценности, прямо противоположные тем, в духе которых воспитывались прошлые поколения. Естественно, нельзя сказать, что «прошлые» ценностные ориентации абсолютно все без исключения заслуживали высокого аксиологического статуса, но тем не менее общая их картина была более человечной, чем нынешняя. Так, в основу многих современных брендов закладываются идеи, противоположные ценностям упорства и труда. Если раньше образ жизни по принципу «без труда не выловишь рыбку из пруда» был достаточно хорошо укреплен в общественном сознании, то теперь труд (особенно честный) скорее высмеивается. Цепко хватаясь за потребителя, бренды отвоевывают аудиторию как друг у друга, так и у семьи, школы и вуза[39].
