– А что там с поддельным завещанием? – спросил он у своих коленных чашечек.
– Каким-таким завещанием? – спросил мужчина.
– О господи.
– Если заблюешь мне каяк, домой сам поплывешь.
– Сейчас все пройдет, – пообещал Чаз. – Минуту. – До него дошло, что он даже не знает, куда плыть. Небо прояснилось, но сверкающие созвездия не обещали указать ему путь. Доктор Чарльз Перроне был столь же невежествен в небесных науках, сколь и в земных.
– Чье завещание? – еще раз спросил шантажист. – Твоей жены?
– Забудь об этом.
«Так значит, оно настоящее, – подумал Чаз, – тот документ, который показывал Ролвааг. Чек на тринадцать миллионов долларов на мое имя, и нужно только избежать камеры смертников».
– Допустим, я смогу наскрести деньжат, – сказал он.
– Допустим, – засмеялся шантажист. – Принесешь их в кейсе. А теперь перейдем к вопросам.
– Да ладно тебе, – сказал Чаз.
– Всего два. Во-первых, почему ты на ней женился?
«Обалдеть, – подумал Чаз. – Меня шантажирует сам Монтел Уильямс[46]».
– Потому что она мне по правде нравилась, – нетерпеливо ответил он. – Она была забавная, остроумная, отлично выглядела. Мне казалось, я готов остепениться.
Шантажист без предупреждения врезал ему веслом, плоской стороной аккурат по темечку. Чаз увидел весло даже во мраке – размытую радужную дугу. От удара Чаз застонал и рухнул вперед. Каяк закачался, но не перевернулся.
– Ты хотел, – произнес мужчина, – прогуляться под руку с клевой девчонкой, Чаззи. С девчонкой, которую заметили бы твои дружки, о которой бы они говорили, – женский эквивалент нового «Ролекса». Ты не женился, ты обзавелся аксессуаром.
Чаз медленно поднялся со дна каяка и занял прежнее положение – на коленях. Он ощупал череп и нашел растушую шишку. Между тем шантажист снова начал грести, будто ничего не произошло. На вид загорелый и крепко сбитый, но настолько старше Чаза, что того внезапный удар поразил. Таких поступков ожидаешь от юных горячих голов.
– Конечно, то, что она была богата, тебе тоже не мешало? – спросил мужчина.
– Я ни разу не попросил у нее ни цента, – запротестовал Чаз.
– Отсюда второй вопрос: какого черта ты выбросил ее в океан?
Чаз сглотнул, как издыхающая лягушка-бык. Он не сознается в преступлении.
– Я чувствую, ты собираешься провести ночь здесь, – протянул шантажист, – в гордом одиночестве.
– Если со мной что случится, денег не получишь.
Чаз вздрогнул от смеха мужчины.
– Постарайся понять, сынок, дело не только в деньгах. Я чертовски зол.
– Но ты ее даже не знал!
– Забавно, но у меня такое ощущение, что мы были знакомы. – Шантажист невозмутимо вынул весло из воды и ударил Чаза по лицу, не настолько сильно, чтобы сбить с ног, но достаточно, чтобы разбить нос.
– Твою мать! – заорал Чаз. Теплая струйка побежала у него между пальцев.
– Как видишь, – сказал шантажист, – я все это принимаю очень близко к сердцу. Расскажи мне, почему ты это сделал, и я отвезу тебя обратно.
– Я правда не могу.
– Чаззи, ну ты же сам знаешь, я в курсе того, что произошло. Я только хочу знать, почему оно произошло.
В этом был резон. Шантажист уже все знал, а Чаз не хотел, чтобы его снова били.
– Может, на тебе диктофон, – проворчал Чаз, зажимая ноздри, чтобы остановить кровь. Он говорил голосом мультяшной утки.
Ухмылка шантажиста вновь засияла в звездном свете.
– Обхохочешься, – сказал он и снял футболку. Потом вытянул руку с фонариком и осветил свою голую грудь, которая быстро темнела от москитов. – Видишь? Никаких спрятанных микрофонов, – сообщил он Чазу. – Полегчало?
– Пожалуй.
– Тогда ответь на вопрос, будь любезен.
– Я думал, Джои меня раскрыла, – услышал Чаз собственный голос. – Я думал, она узнала об афере с водой.
– И из-за этого ты выбросил ее за борт? Посреди, блин, Гольфстрима?
– Ты не понимаешь, – сказал Чаз. – Если бы она когда-нибудь хоть словом обмолвилась обо мне и мистере Хаммернате… Ты даже представить не можешь, что тогда было бы. У меня не было выбора, вот в чем дело. Если б только она…
– Что, Чаз?
«Если б только она дала мне повод не делать этого, – подумал Чаз. – Например, показала бы мне новое завещание».
– Ладно, не важно, – сказал он вслух.
Шантажист теперь греб целеустремленнее, и Чаз восхитился тем, как быстро они скользили по воде. Слишком ленивый, чтобы упражнять свое тело, он никогда не любил каяк; катер для водных лыж с мотором «Меркьюри» в двести лошадиных сил – вот водный транспорт его мечты.
– Как твой нос? – спросил шантажист.
– Болит. – Нос Чаза раздулся до размеров садового перца.
Вскоре они добрались до длинного канала, через который вошли в залив, и Чазу полегчало безмерно. Шантажист вез его обратно во Фламинго.
Неожиданно мужчина перестал грести и откинулся назад. Чаз видел, как блестит его пот и как ненасытно гудят насекомые на его лице и груди.
– Дать тебе спрей? – спросил Чаз.
Мужчина хихикнул:
– Нет, спасибо. – Он протянул весло Чазу. – Твоя очередь, убийца.
– Что?
– Что слышал. Я утомился.
Чаз взял весло и изучил его, будто ему вручили замысловато сконструированное устройство.
– Только не говори мне, что никогда не греб на каяке, – произнес шантажист.
– Разумеется, греб.
Чаз попытался вспомнить последний раз, когда он это делал, – еще в колледже, на каком-то грязном озере в Северной Каролине. Он и еще один студент помогали профессору следить за распадом фекалий выхухолей в донных отложениях. Чаз закончил день с сочащимися волдырями на обеих ладонях. Он месяц после этого не мог взять в руки клюшку для гольфа.
– Поспеши, Чаззи, нас сносит обратно в Уайтуотер.
– Прости, но я не в состоянии. Голова ужасно болит.
– Ничего, выживешь.
– Но господи боже, у меня еще кровь идет.
– Смотрел фильм «Избавление»? – спросил шантажист. – Помнишь, что случилось с толстяком[47]?
Чаз Перроне начал грести.
Двадцать
На Карла Ролваага впервые налепили ярлык мошенника, и это новое впечатление не давало ему спать почти всю ночь. Он был скорее заинтригован, чем возмущен: его не мог оскорбить какой-то Чарльз Перроне. Обвинение в шантаже было столь поразительным, что детектив счел его критическим поворотом в деле, ключом не менее важным, чем кусочки ногтей в мокром мешке травы.
Ролвааг минут двадцать стоял под ритуальным холодным душем и прокручивал в голове странный разговор с мужем Джои Перроне. Он не сомневался, что у того вымогают деньги, но кто? И за какого рода сведения?
Перроне ехидно упомянул «фальшивого свидетеля» и тем самым породил у Ролваага соблазнительную надежду на существование свидетеля реального. Однако для такого сценария необходим свидетель не менее корыстный и бессердечный, чем сам Перроне, – человек, который мог смотреть на убийство женщины и не остановить его, который вместо того, чтобы броситься в полицию, отправился прямиком к убийце и потребовал у него денег за молчание.
Учитывая тлетворное изобилие подонков в Южной Флориде, вполне могло оказаться, что за преступлением Перроне случайно наблюдал второй такой же выродок. Однако, считал Ролвааг, более вероятно, что шантажист был не пассажиром лайнера, а скорее неким предприимчивым жуликом, который прочитал об исчезновении Джои Перроне в газетах. В общем, детектив не расстроился, что угрозы привели Перроне в состояние такой параноидальной ажитации, что он обвинил полицейского в плетении интриг. Преступники в растрепанных чувствах нередко совершают безрассудные ошибки, и Ролвааг надеялся, что нераскаявшийся вдовец продолжит вредить себе.
Соблазнительнее всего была связь между Перроне и Сэ-мюэлом Джонсоном Хаммернатом. Ролвааг не обнаружил никаких подтверждений малоубедительной сказке Перроне о том, что внедорожник за шестьдесят штук был подарком жены, а Хаммернат всего лишь невинно выступал посредником. Ролвааг верил, что сельскохозяйственный магнат предназначал «хаммер» – и бог его знает, что еще, – на подкуп Ча-за. По наблюдениям Ролваага, люди вроде Реда Хаммерната не страдали внезапными приступами щедрости и обычно требовали что-нибудь ценное взамен. Но что мог ему предложить такой ленивый, невежественный биолог, как Перроне? Удетектива были кое-какие подозрения.